«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 83%

А?

Е Y tu, tu contestando:
Quizas, quizas, quizasЕ31
*
Я часто задумывалась, что это за собака, которая отстоит от волка так же далеко, как волк от лисы. Мифологических параллелей было множество, но сама я никогда не встречала такой странной разновидности оборотня. Этот иссинячерный пес казался безобидным существом, но я нутром чуяла грозную тайну, которая в нем крылась. Все выяснилось случайно.
День начался с легкой ссоры. Мы выбрались в лес погулять, уселись на поваленное дерево, и я решила развлечь его, исполнив старинную китайскую песню на стихи Ли Бо лЛуна над горной заставой». Я спела ее очень даже неплохо, только, пожалуй, слишком высоким голосом - в древнем Китае это особенно ценилось. Но мое мастерство расшиблось о кросскультурный барьер - когда я кончила петь, он покачал головой и пробормотал:
- И как я, русский офицер, дошел до такой жизни?
Я так обиделась, что даже покраснела.
- Да ладно тебе, какой ты русский офицер? Так, бригадир мокрушников.
- Мы невиновных не убиваем, - сказал он сухо.
- А пушкиниста Говнищера кто на смерть послал? Думаешь, не знает никто?
- Какого пушкиниста Говнищера?
- Или как его звалиЕ Ну этого, который еще за сигарету минет делалЕ
- Слушай, у тебя, помоему, чтото с психикой. То у тебя рыбья голова медведем работает, то какойто Говнищер гибнет, а я во всем виноват.
- Я просто хотела сказать, что рыльце у тебя в пушку, и я в курсе. Только я тебя и с этим пушком люблю.
- Вот оттого у меня все проблемы, - сказал он тихо, - что ты меня любишь.
Я не поверила своим ушам.
- Что? Нука повтори!
- Шучу, шучу, - торопливо сказал он. - Ты все время шутишь, ну и я пошутил.
Самое ужасное, что его слова были чистой правдой. И мы оба это понимали. Установилось тяжелое молчание.
- А Говнищера мы не на смерть посылали, а на подвиг, - сказал он через минуту. - И память его марать не надо.
Правильно, надо было сменить тему.
- То есть что, он знал? - спросила я.
- Какойто частью сознания наверняка.
- Значит, упрекнуть себя не в чем? Александр пожал плечами.
- Вопервых, - сказал он, - у нас заявление есть, которое он в сумасшедшем доме написал: лХочу увидеть Лондон и умереть», дата и подпись. А вовторых, нас по гуманитарным аспектам эксперт консультировал. Сказал, что все нормально.
- Это Павел Иванович? - догадалась я. Александр кивнул.
- А как он вообще стал на вас работать? Я имею в виду, Павел Иванович?
- Ему показалось важным, чтобы мы узнали о его покаянии. Странно, конечно, но зачем отталкивать человека. Особенно если искренне покаялся. Нам ведь всегда нужна информация - ну там по культуре, чтоб знать, кто с нами, а кто нет. Консультации опять же. Так и прижилсяЕ Ладно, замнем. Бог с ним, с этим Говнищером. Если, конечно, не врут имамы.
После этого мы не обменялись ни единым словом до самого вечера - я дулась на него, а он на меня: сказано с обеих сторон было достаточно. Вечером, когда молчание надоело, он начал спрашивать у меня подсказки для кроссворда.
Он в тот вечер был в человеческом теле, и от этого в комнате делалось особенно уютно. Я лежала на циновке под лампой и читала очередную книгу Стивена Хаукинга - лТеория Всего» (не больше и не меньше). Вопросы Александра отвлекали меня от чтения, но я терпеливо отвечала на них. Некоторые веселили меня даже больше, чем книга.
- А как правильно пишется - лгиенекологическая» или лгинекологическая»?
- Гинекологическая.
- Тьфу ты. Тогда все сходится. А я думал, там ле» после ли».
- Это потому, что ты подсознательно считаешь женщин гиенами.
- Неправда, - сказал он и вдруг засмеялся. - Надо жеЕ
- Что там еще?
- Гинекологическая стоматология.
- Что - лгинекологическая стоматология»?
- Два слова в кроссворде стоят в линию. лГинекологический» и лстоматология». Если вместе прочитать, смешно.
- Это тебе от необразованности смешно, - сказала я. - А такая культурологическая концепция существует на самом деле. Есть американская писательница Камилл Палья. У нееЕ То есть не у нее. Скажем так, она оперирует понятием лvagina dentata». Зубастая вагина - это символ бесформенного всепожирающего хаоса, противостоящего аполлоническому мужскому началу, для которого характерно стремление к четкой оформленности.
- Я знаю, - сказал он.
- Откуда?
- Читал. Причем много раз.
- У Камилл Палья? - спросила я с недоверием.
- Да нет.
- А где?
- В Академии ФСБ.
- Контрпромывание мозгов? - Нет.
- Где же именно?. - не отставала я.
- В стенгазете, - сказал он неохотно. - Там был раздел лулыбки разных широт». А в нем такая шутка: лЧто страшней атомной войны? Пизда с зубами».
Чегото подобного я и ожидала.
- А почему много раз?
- А ее три года не меняли, стенгазету.
- Да, - сказала я. - Ясная картина. Видимо, моя интонация его задела.
- Что ты меня все время необразованностью попрекаешь, - сказал он раздраженно. - Ты, конечно, про все эти дискурсы больше знаешь. Только я ведь тоже не дурак. Просто мои знания относятся к другой области, практической. И поэтому, кстати, они гораздо ценнее твоих. - Как посмотреть.
- А как ни смотри. Допустим, я бы эту Камилл Палья наизусть выучил. И что бы я потом с ней делал?
- Это зависит от твоих наклонностей, воображения.
- Ты можешь мне привести хоть один пример того, как чтение Камилл Палья помогло комунибудь в реальной жизни?
Я задумалась.
- Могу.
- Ну?
- У меня был один клиентспирит. Он эту Камилл Палья читал во время спиритических сеансов духу поэта Игоря Северянина. А Игорь Северянин ему отвечал через блюдце, что ему очень нравится, и он сам о чемто подобном всегда догадывался, только не мог сформулировать. Даже стихи надиктовывал. лНаша встреча, vagina dentata, лишь однажды, в цвету. До и после нее жизнь солдата одиноко ведуЕ"
- Ну вот, - сказал он, - а я эту жизнь одинокого солдата нормально вел и без твоей гинекологической стоматологии. И помог родине.
- А она тебе отплатила. Как обычно.
- За это не мне должно быть стыдно.
- За это никому не будет стыдно. Ты что, не понял еще, где живешь?
- Не понял, - сказал он. - И не буду понимать. Тот мир, где я живу, я создаю сам. Тем, что я в нем делаю.
- Ух ты, какой Павлик Морозов. Если б тебя твои мусора сейчас слышали - наверно, дали б тебе еще один орден. Значит, это место ты нам создал?
- Скорее уж ты. Я опомнилась.
- Да, извини. Ты прав. Извини, пожалуйста.
- Ничего, - сказал он и углубился в кроссворд. Мне стало стыдно. Я подошла, села рядом и обняла его.
- Ну что мы с тобой ссоримся, Саш. Давай, может, повоем?
- Не сейчас, - сказал он, - ночью, как луна выйдет.
Я так и осталась сидеть рядом с ним, обняв его за плечи. Он молчал. Через минуту или две я почувствовала, что его тело еле заметно вздрагивает.
Он плакал. Раньше я такого не видела.
- Что случилось? - спросила я ласково. - Кто моего мальчика обидел?
- Никто, - сказал он. - Это я так. Изза твоей Камилл Палья, у которой там зубы.
- А тебето чего изза нее рыдать?
- А того, - сказал он, - что у нее там зубы, а у меня теперь там когти.
- Где?
- Там, - сказал он. - Когда превращаюсь. Как пятая лапа. Все не решался тебе сказать.
Только теперь все стало понятно - и его новая замкнутость, и та аура иррациональной жути, которая окружала его, когда он становился собакой. Да, все встало на свои места. Бедный, как он, должно быть, страдал, подумала я. Прежде всего надо было дать ему почувствовать, что он дорог мне и такой - если он не видел этого сам.
- Глупый, - сказала я. - Да ну и что? Пусть у тебя там хоть кактус вырастет. Лишь бы хвостик был целый.
- Тебе это правда не важно? - спросил он.
- Конечно, милый.
- И тебе хватаетЕ Ну, так, как мы делаем?
- Более чем.
- Честно?
- Ну, раз уж ты про это заговорил, я бы хотела, чтобы мы менялись. Чтобы иногда ты был Су, а я Чоу. А то Су все время я.
- Нет, извини, еще и пидора из меня делать не надо. Хватит с меня и этих когтейЕ
- Как знаешь, - сказала я, - я же и не требую. Ты спросил, я сказала.
- Мы с тобой откровенно сейчас говорим? Я кивнула.
- Скажи, а почему ты мне за весь Гонконг ни разу минет не сделала? Потому что я на самом деле черная собака?
Я сосчитала про себя до десяти. То, что я терпеть не могла слова лминет», было, в конце концов, не его проблемой, а моей - и обижаться не следовало.
- Так ты считаешь, что ты на самом деле черная собака? - спросила я.
- Нет, - сказал он, - это черная собака считает, что на самом деле я - это она.
- И поэтому ты теперь так редко бываешь человеком?
Он кивнул.
- Да мне и не хочется. Ведь у меня здесь ничего не осталось, кроме тебя. Все теперь тамЕ И не у меня, а у нее. То есть у негоЕ Правильно ты про слова говорила, от них одна путаница в голове. Так как насчет минета?
Я опять сосчитала до десяти, но всетаки не выдержала;
- Можно тебя попросить не употреблять при мне этого слова?
Он пожал плечами и криво улыбнулся.
- Теперь уже и слова употреблять нельзя. Только тебе можно, да? Чтото ты меня совсем притесняешь, рыжая.
Я вздохнула. Всетаки по большому счету все мужики одинаковы, и нужно им от нас только одно. И еще хорошо, если нужно, сказал один из моих внутренних голосов.
- Ладно, включай кино. Только не с начала, а с третьего трекаЕ
Как всегда, после безумного и бесстыдного гонконгского рандеву мы долго отдыхали. Я глядела в потолок, на щербатый бетон, казавшийся в резком электрическом свете поверхностью древнего небесного тела. Он лежал рядом. Лапочка, думала я, какой он трогательный в любви. Для него ведь все это такое новое. Если сравнивать со мной, конечно. Надо только следить, чтобы случайно не назвать его лапочкой вслух, а то не так поймет, обидится. Да, не повезло парню с этими когтями. А я ведь слышала про собаку с пятой лапойЕ Только вот что именно? Забыла.
- Эй, - позвал он. - Ты как?
- Нормально, - ответила я. - Тебе понравилось?
Он поглядел на меня.
- Честно?
- Честно.
- Это просто пиздец. Я так и села.
- Слушай, я вспомнила!
- Что вспомнила?
- Вспомнила, кто ты.
- И кто я?
- Я читала про такую собаку с пятью лапами. Пес Пиздец. Он спит среди снегов, а когда на Русь слетаются супостаты, просыпается и всем им наступаетЕ Точно. И еще вроде бы в северных мифах его называют лГарм». Ты не слышал? Нордический проект - это твой профиль.
- Нет, - сказал он. - Не слышал. Интересно. Говори.
- Такой жуткий пес, двойник волка Фенрира. Ярко себя проявит во время Рагнарека. А пока сторожит дом мертвых.
- Какая еще информация?
- Чтото такое смутноеЕ Типа он должен подглядеть, как мужчины делают огонь, и передать секрет женщинамЕ
- Отказать, - буркнул он. - Что еще?
- Это все, что я помню.
- И какие здесь практические следствия?
- Насчет Гарма не знаю. Это тебе надо в Исландию ехать консультироваться. А вот насчет ПиздецаЕ Попробуй чемунибудь наступить.
Я сказала это в шутку, но он отнесся к моим словам совершенно серьезно.
- Чему?
Его серьезность вдруг передалась мне. Я обвела глазами окружающее пространство. Ноутбук? Нет. Электрочайник? Нет. Лампочка?
- Попробуй наступить лампочке, - сказала я.
Прошла секунда. Вдруг лампочка ярко вспыхнула голубоватым огоньком и погасла. Наступила темнота, но сфотографированная сетчаткой спираль еще несколько секунд освещала мой внутренний мир эхом угасшего света. Когда этот отпечаток стерся, темнота сделалась полной. Я встала, нашарила фонарик на деревянном ящике, который служил нам вместо стола, и включила его. Кроме меня, в комнате никого не было.
*
Он не приходил двое суток. Я извелась от тревоги и неопределенности. Но когда он вошел, я не сказала ему ни слова упрека. Увидеть на его лице улыбку оказалось достаточной наградой за все мои переживания. Прав был Чехов: женская душа по своей природе - пустой сосуд, который заполняют печали и радости любимого.
- Ну как? Рассказывай!
- Чего тут рассказывать, - сказал он. - Тут надо показывать.
- Научился? Он кивнул.
- И чему ты можешь наступить?
- А всему, - сказал он.
- Всемувсему? Он снова кивнул.
- И мне?
- Ну разве что ты очень попросишь.
- А самому себе можешь? Он както странно хмыкнул.
- Это я сделал в первую очередь. Сразу после лампочки. Иначе какой я Пиздец?
Я была заинтригована и даже немного испугана - ведь речь шла о серьезном метафизическом акте.
- А какой ты Пиздец? - спросила я тихим от уважения голосом.
- Полный, - ответил он.
В эту минуту он дышал такой романтической силой и тайной, что я не удержалась и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Он побледнел и отшатнулся, но, видимо, понял, что мачо так себя не ведут, и позволил мне завершить начатое. Все мышцы его тела напряглись, но ничего страшного не случилось.
- Как я за тебя рада, милый! - сказала я. Мало кто из оборотней знает, что такое радость за другого. А бесхвостые обезьяны не знают этого и подавно, они умеют только широко улыбаться, чтобы повысить свою социальную адаптивность и поднять объем продаж. Имитируя радость за другого, бесхвостая обезьяна испытывает зависть или в лучшем случае сохраняет равнодушие. Но я действительно испытала это чувство, чистое и прозрачное, как вода из горного ручья.
- Ты не представляешь себе, как я за тебя рада, - повторила я и поцеловала его еще раз.
На этот раз он не отстранился.
- Правда? - спросил он. - А почему?
- Потому что у тебя наконец хорошее настроение. Тебе лучше. А я тебя люблю.
Он чуть помрачнел,
- Я тебя тоже люблю. Но я все время думаю, что ты от меня уйдешь, Наверно, тебе после этого будет лучше. Но я не испытаю за тебя никакой радости.
- Вопервых, я никуда не собираюсь от тебя уходить, - сказала я. - А вовторых, то чувство, о котором ты говоришь, - это не любовь, а проявление эгоизма. Для самцашовиниста в тебе я просто игрушка, собственность и статусный символтрофей. И ты боишься меня потерять, как собственник боится расстаться с дорогой вещью. Так ты никогда не сможешь испытать за другого радость.
- А как испытать радость за другого?
- Для этого надо ничего не хотеть для себя.
- Ты что, ничего не хочешь для себя? - спросил он недоверчиво.
Я отрицательно покачала головой.
- А почему?
- Я уже както тебе говорила. Когда долго смотришь вглубь себя, понимаешь, что там ничего нет. Как можно чегото хотеть для этого ничего?
- Но ведь если в тебе ничего нет, то в других и подавно.
- Если разобраться, нигде нет ничего настоящего, - сказала я. - Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту. И когда ты радуешься за другого, ты заполняешь пустоту любовью.
- Чьей любовью? Если нигде никого нет, чья это тогда любовь?
- А пустоте это безразлично. И ты тоже не парься по этому поводу. Но если тебе нужен смысл жизни, то лучшего тебе не найти.
- А любовь - это что, не пустота?
- Пустота.
- Тогда какая разница?
- А разница - тоже пустота. Он немного подумал.
- А можно заполнить пустотуЕ справедливостью?
- Если ты начнешь заполнять пустоту справедливостью, ты быстро станешь военным преступником.
- Чегото ты здесь путаешь, рыжая. Почему это военным преступником?
- Ну а кто будет решать, что справедливо, а что нет?
- Люди.
- А кто будет решать, что решат люди?
- Придумаем, - сказал он и поглядел на летевшую мимо него муху. Муха упала на пол.
- Ты чего, озверел? - спросила я. - Хочешь быть, как они?
И я кивнула головой в сторону города.
- А я и есть как они, - сказал он.
- Кто они?
- Народ.
- Народ? - переспросила я недоверчиво. Кажется, его самого смутил пафос этой фразы, и он решил сменить тему.
- Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что.
Я опешила.
- Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь?
- Бывают служебные недоразумения.
- Какие недоразумения, - простонала я, - это же система! Ты думал, системе нужны солисты? Ей нужен хрюкающий хор.
- Если надо, хрюкну хором. Ты сама подумай, что мы делать будем, когда деньги кончатся?
- Ой, ну уж это не проблема. Не переживай. Тут до людей меньше километра. Как пойду в магазин, заскочу на панель.
Он нахмурил брови.
- Не смей так даже говорить!
- А ты не смей говорить мне лне смей», понял?
- Моя девушка пойдет на панельЕ В голове не укладывается.
- лМоя девушка, моя девушкаЕ» Когда это ты меня приватизировал?
- Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какойто Достоевский.
- Да еЕ я твоего Достоевского, - не выдержала я.
Он поглядел на меня с интересом.
- Ну и как?
- Ничего особенного.
Мы оба засмеялись. Не знаю, чему смеялся он, а у меня причина была. Из уважения к русской литературе я не стану приводить ее на этих страницах, скажу только, что красный паучок из лБесов» полз в свое время по подолу моего сарафанаЕ Ах, скольким титанам духа я сделала свой маленький смешной подарок! Единственное, чего мне понастоящему жаль - что не довелось поднести к губам Владимира Владимировича Набокова так мастерски расписанного им кубка. Но в совке были проблемы с выездом. Пусть же это повиснет еще одним злодеянием на совести мрачного коммунистического режима.
К счастью, зарождающаяся ссора кончилась смехом. Я чуть не совершила ошибку - никогда не следует прямо перечить мужчине, особенно если его обуревают сомнения в собственной значимости. Надо было сперва понять, что у него на уме.
- Хочешь вернуться на нефтекачку? - спросила я.
- Нет. Не туда. Теперь там Михалыч воет.
Я догадалась, что за время своего отсутствия он установил контакт с внешним миром - возможно, виделся с кемто или говорил по телефону. Но я не стала проявлять лишнего любопытства на этот счет.
- Михалыч? Но ведь когда он выл, череп не плакал.
- А они новую технологию придумали. К пяти кубам кетамина добавляют три куба перевитина, а после укола пускают ток.
- Через череп?
- Через Михалыча.
- Вот извращенцы.
- Не говори, - сказал он. - Так они его за год угробят.
- Михалыча?
- Да этому Михалычу все один хрен. Череп угробят. Он и так уже от слез весь в трещинахЕ Временщики, Нефть идет, деньги капают - и ладно. А что завтра будет, никто даже думать не хочет.
- Слушай, а что это за череп? - решилась я задать давно мучивший меня вопрос.
- А вот этого я сказать не могу, - сразу поскучнел он. - Государственная тайна. И вообще, не надо о моей работе.
Меня не удивляло, что он до сих пор считал контору своей работой. Есть места, откуда нельзя уволиться по собственному желанию. Но я не ожидала, что он захочет вернуться к людям, пославшим в него три серебряных пули. Впрочем, я ведь даже не знала, кто и почему это сделал - он ничего не рассказал.
- Куда же ты пойдешь, если не на нефть? - спросила я.
- Сверхоборотню работа найдется.
- Чего? - наморщилась я. - Какому сверхоборотню?
- Мне, - ответил он удивленно.
- Когда это ты стал сверхоборотнем?
- Как когда? А то ты не видела.
- Ты думаешь, что ты сверхоборотень?
- Что значит - думаю? Я знаю.
- Откуда?
- А вот отсюда, - сказал он. - Гляди.
И еще одна летавшая под потолком муха упала на пол. Это выглядело занятно - мухи падали не вертикально, а по параболе, продолжая движение, и походили на микроскопических камикадзе, пикирующих с высоты на врага.
- Кончай быковать, - сказала я. - Какое отношение одно имеет к другому?
- То есть?
- Ну, допустим, валишь ты этих мух. Допустим, ты Пиздец и Гарм. Но почему ты вдруг решил что вдобавок ко всему ты еще и сверхоборотень?
- А кто же тогда сверхоборотень, если не я?
- Я тебе уже говорила, - сказала я. - Сверхоборотень - это метафора. Называть какоето отдельное существо сверхоборотнем - значит опускаться на очень примитивный уровень.
- Вот на этом примитивном уровне я им и буду, - сказал он примирительно. - Тебе что, жалко, рыжая?
- Нет, так у нас не пойдет. Давайка разберемся с этим вопросом.
Он вздохнул.
- Ну давай.
- Вот представь себе, куплю я на Арбате мундир и начну ходить в нем по городу, представляясь генералом ФСБ. Ты мне скажешь, что я не генерал. А я тебя попрошу - ну давай я побуду генералом, что тебе, жалко?
- Это совсем другое дело. Генерал - звание, которое дает определенная структура.
- Вот. О чем я и говорю. Теперь подумай, откуда ты узнал про сверхоборотня. Ведь не от Михалыча услышал, верно?
- Верно.
- Есть, наверно, некая система взглядов, откуда пришло это слово. Сверхоборотень - точно такое же звание, как генерал. Только дает его традиция. И ты к этой традиции имеешь такое же отношение, как я к твоей конторе. Понял, серый?
- А ты, рыжая, конечно, имеешь к этой традиции отношение, да?
- Не просто имею, - сказала я. - Я держатель традиции. Держатель линии, как это правильно называют.
- Какой еще линии?
- Линии передачи.
- То есть ты и тут в полном авторитете? - спросил он. - А не широко ты пальцы раскинула, а? Сможешь столько сразу удержать?
- Не путай мистическую традицию с казино лШангриЛа». Держатели линии называются так не потому, что они ее держат, а потому, что они за нее держатся.
Похоже, мой ответ его озадачил.
- А что это такое - линия передачи? - спросил он. - Что по ней передается?
- Ничего. - Как?
- Так. Ничего. Я столько раз тебе объясняла, что скоро этот чайник поймет.
- А за что же тогда они держатся, эти держатели линии?
- В линии передачи нет ничего, за что можно было бы держаться.
- Я не понимаю.
- Понимать там тоже нечего. Видеть это и означает держаться за линию.
- Хорошо, - сказал он, - а скажи мне тогда вот что, попростому. Ктонибудь в мире имеет формальное право называться сверхоборотнем по этой традиции? Пускай даже на самом примитивном уровне?
- Имеет, - сказала я.
- И кто же это?
Я скромно потупила глаза.
- Кто? - повторил он вопрос.
- Я знаю, что это будет ударом по твоему самолюбию, - сказала я. - Но мы ведь условились говорить друг другу только правдуЕ
- Опять ты?
Я кивнула. Он тихо выругался,
- И от кого идет эта линия передачи?
- Потом какнибудь расскажу.
- Нет, давай прямо сейчас. Чтоб выдумать не успела.
Ну что ж, подумала я, правды не скрыть. Когданибудь он все равно ее узнает.
- Хорошо. Тогда слушай и не перебивай. Однажды вечером, примерно тысячу двести лет тому назад, в стране, которую сейчас называют Китай, я ехала в своем паланкине из одного города в другой. Что это были за города и зачем я путешествовала, сейчас совершенно не важно. Важно, что в тот вечер мы остановились возле ворот монастыря на Желтой ГореЕ
*
Случались иногда в древнем Китае туманные тихие вечера, когда мир словно открывал свое детское лицо, показывая, каким он был в самом начале. Все вокруг - дома, заборы, деревья, заросли бамбука, шесты с горящими на них лампами - менялось самым чудесным образом, и начинало казаться, что ты сама только что вырезала все это из цветной бумаги и аккуратно разложила вокруг, а потом притворилась, будто перед тобой и впрямь большойбольшой мир с живущими в нем людьми, по которому ты сейчас пойдешь на прогулкуЕ Как раз в такой вечер двенадцать веков тому назад я сидела в паланкине возле ворот монастыря на Желтой Горе. Мир вокруг был прекрасен, и я то ли радовалась, глядя в окошко, то ли грустила, но в глазах у меня стояли слезы.
Так сильно на меня подействовала музыка. Неподалеку уже долгое время пела флейта - о том самом, что было у меня на сердце. Что когдато в детстве мы жили в огромном доме и играли в волшебные игры. А потом так заигрались, что сами поверили в свои выдумки - пошли понарошку гулять среди кукол и заблудились, и теперь никакая сила не вернет нас домой, если мы сами не вспомним, что просто играем. А вспомнить про это почти невозможно, такой завораживающей и страшной оказалась играЕ
Не знаю, может ли музыка быть ло чемто» или нет - это очень древний спор. Первый разговор на эту тему, который я помню, произошел при Цинь Шихуане. А через много веков, когда я приехала в Ясную Поляну под видом нигилистической курсистки, Лев Николаевич Толстой весь ужин издевался над этой идеей, особенно налегая на Бетховена - мол, почему лунная соната? В общем, не стану утверждать, что звуки флейты содержали именно такой смысл. Или что смысл вообще в них присутствовал. Но я поняла, что мне прямо сейчас надо поговорить с играющим.
Конечно, если рассуждать здраво, мне вообще не следовало выходить из паланкина. Когда рядом красиво играет флейта, лучше просто слушать ее звук, а не искать общества флейтиста. Если заговорить с ним, музыка на этом точно кончится. А вот скажет ли он чтонибудь интересное, неизвестно. Но все сильны задним умом. Особенно мы, лисы - в силу своей анатомии.
Вокруг был туман; народ сидел по домам, и особой опасности для себя я не ожидала. Выскочив из паланкина, я направилась к источнику звука, иногда останавливаясь и буквально поджимая хвост от удивительной, ни с чем не сравнимой красоты вечера. После восемнадцатого века таких уже не бывает - говорят, изменился химический состав воздуха. А может, и что посерьезней.
Монастырь состоял из множества построек, которые теснились возле главных ворот, огромных, красивых и очень дорогих. Забора при воротах не было. Ученые монахи объясняли, что это аллегорически выражает доктрину секты: ворота символизируют путь, который ведет туда, откуда начинается, а начинается он в любой точке. Врата не есть врата, полная открытость и лучезарный простор во все стороны, даже иероглифы помню. Но я предполагала, что на забор просто не хватило денег. Я думаю, пожертвуй им кто на забор, и в доктрине произошли бы изменения.
На флейте играли в главном здании, там, где был Зал Передачи Учения. Соваться туда мне не пришло бы в голову, даже несмотря на романтический лиловый туман, но музыка придала мне смелости.
лТигров бояться, в горы не ходить, - подумала я, - будь что будетЕ»
Подняв полы халата, чтобы хвост был готов к любой неожиданности, я пошла вперед. В древнем Китае носили все широкое и просторное, так что случайная встреча с одним или двумя зеваками, да еще в тумане, ничем опасным мне не грозила - они меня даже заметить не успели бы. Я в таких случаях не наводила никакого особенного морока - показывала тот же мир вокруг, только без маленькой А Хули.
Бывает, увидит кто меня, выпучит глаза на лоб от вида моей рыжей гордости, а в следующую секунду и сам уже не понимает, что это за дрожь его прошибла - ничего ведь нет кругом, только голое поле, над которым ветер крутит сухие листьяЕ Звучит просто, а по сложности один из самых продвинутых лисьих трюков, и если встречных больше трех, начинаются проблемы. Кстати, по этой самой причине со времен Сунь Цзы в военное время было положено ставить на входе в крепость не меньше четырех часовых: боялись нашу сестру, и не зря.
В главном здании светилось одно окно. Флейта играла именно там, ошибки быть не могло. Это была угловая комната второго этажа, забраться в которую не составляло труда - следовало запрыгнуть на черепичный козырек и пройти по нему мимо темных окон. Я сделала это без труда - походка у меня легкая. У окна, за которым играла флейта, ставни были подняты. Я присела на корточки и осторожно в него заглянула.
Игравший на флейте сидел на полу спиной ко мне. На нем был халат из синего шелка, а на голове - маленькая соломенная шляпа конусом. Видно было, что голова у него побрита, хотя одежда не походила на монашескую. Плечи у него были широкие, а тело сухое, легкое и сильное - такие вещи я чувствую сразу. На полу перед ним я заметила чайную чашку, тушечницу и кипу бумаги. На стене горели две масляные Лампы.
лВидимо, - подумала я, - занимался каллиграфией, а потом решил отдохнуть и взялся за флейтуЕ И что, интересно, я ему скажу?»
Надо сказать, никакого плана у меня не было - так, вертелись в голове смутные соображения: сначала поговорить по душам, а потом заморочить, иначе с людьми нельзя. Хотя поразмысли я спокойно минуту, поняла бы, что ничего из этого не выйдет: говорить со мной по душам никто не будет, зная, что все равно потом заморочу. А если с самого начала заморочить, по каким душам тогда говорить?
Но мне не дали обдумать этот вопрос - внизу заплясали отблески факелов, раздались шаги и голоса. Людей было около десяти - стольких сразу перевоспитать я не могла. Не раздумывая больше ни секунды, я сиганула в окно.
Я решила быстро заморочить флейтиста, затаиться, а когда народ разойдется, вернуться к своему паланкину, благо на дворе было уже почти темно. Я бесшумно приземлилась на четвереньки, подняла хвост и тихо позвала сидевшего в комнате:
- Почтенный господин!
Он спокойно положил флейту на пол и обернулся. Я тут же напружинила свой хвостик, сосредоточив в его верхушке весь свой дух, и тогда произошло нечто совсем для меня новое и неожиданное. Вместо податливого шипучего студня, которым моему хвосту представляется человеческий ум (тут бесполезно объяснять, если нет личного опыта), я не встретила вообще ничего.
Я встречала много людей, сильных и слабых духом. Работать с ними - все равно что сверлить стены из разного материала: сверлятся все, только чуть поразному. Но тут я не обнаружила ничего такого, к чему можно было приложить усилие воли, сосредоточенной в трещащих от электричества шерстинках над моей головой. Я от неожиданности в буквальном смысле потеряла равновесие и как дура села на пол, поджав хвост и неприлично выставив перед собой ноги. Чувствовала я себя в эту минуту как базарный жонглер, у которого все шары и ленты шлепнулись в жидкую грязь.
- Здравствуй, А Хули, - сказал человек и склонил голову в вежливом приветствии. - - Очень рад, что ты нашла минуту, чтобы заглянуть ко мне. Можешь называть меня Желтым Господином.
лЖелтый Господин, - подумала я, поджимая ноги, - наверно, от Желтой Горы, на которой стоит монастырь. А может, метит в императоры».
- Нет, - улыбнулся он, - императором я быть не хочу. А насчет Желтой Горы ты угадала.
- Я что, говорила вслух?
- Твои мысли так отчетливо отражаются на твоем личике, что их совсем несложно прочесть, - сказал он и засмеялся.
Смутившись, я закрыла лицо рукавом. А потом вспомнила, что на рукаве у меня прореха, и совсем застыдилась - закрыла одну руку другой. Халат у меня тогда был красивый, с плеча императорской наложницы, но уже не новый, и коегде на нем зияли дыры.
Но мое смущение, конечно, было притворством. На самом деле я лихорадочно искала выход, и лицо спрятала специально, чтобы он не прочел по нему, о чем я думаю. Не могло такого быть, чтобы меня победил одинединственный человек. Я нигде не могла нащупать его ум. Но это не значило, что этого ума не было вообще. Видимо, он знал какойто хитрый волшебный трюкЕ Может быть, он показывал себя не там, где находился в действительности? Я про такое слышала. Только трюки знал не он один.
У лис есть метод, позволяющий посылать наваждение во все стороны сразу, мгновенно подавляя человеческую волю. При этом мы не настраиваемся на конкретного клиента, а как бы становимся большим и тяжелым камнем, который падает на гладкое зеркало лздесь и сейчас», посылая во все стороны рябь, изза которой у людей мутится в голове. А потом дезориентированный человеческий ум сам хватается за первую предложенную ему соломинку. Не знаю, понятно ли? Называется эта техника лГроза над Небесным Дворцом».
Тут же я ее и применила - вскочила на четвереньки, откинула халат и яростно затрясла хвостом над головой. Трясти надо не только вершиной хвоста, но и его корнем, то есть местом, откуда он растет, поэтому выглядит это двусмысленно и даже не вполне пристойно, особенно когда халат задран. Однако мы, лисы, преодолеваем свою врожденную стыдливость, потому что человек ничего толком не успевает увидеть.
Нормальный человек, я имею в виду. Желтый Господин не только все увидел, он еще и обидно захохотал.
- Какая ты хорошенькая, - сказал он. - Но не забывай, что я монах.
Не желая сдаваться, я напрягла свою волю до самой последней крайности, и тогда, наморщившись, как от головной боли, он снял с головы шляпу и кинул ее в мою сторону. Шляпа зацепилась за мой хвост своим черным шнуром и вдруг прижала его к полу - словно это был не конус из сухой соломы, а тяжеленный мельничный жернов.
Вслед за этим Желтый Господин поднял два исписанных иероглифами листа, свернул их и кинул в мою сторону. Прежде чем я успела чтонибудь сообразить, они, как две железные скобы, прижали к полу мои запястья. Я попыталась дотянуться до одного листа зубами (от сильного испуга с нами происходит то же, что и вовремя куриной охоты г - наше человеческое лицо удлиняется, превращаясь на несколько секунд в милую зубастую мордочку), но не смогла. Это, конечно, было какоето колдовство. Я успела прочесть несколько иероглифов, написанных на бумаге - лнет старости и смертиЕ так же нет от них и избавленьяЕ»
От сердца у меня чуть отлегло - это была буддийская Сутра Сердца, и значит, передо мной не даос. Все еще могло обойтись. Я перестала метаться и затихла.
Желтый Господин поднял чашку с чаем и отхлебнул из нее, разглядывая меня, словно художник близкую к завершению картину - раздумывая, где не хватает последнего завитка туши. Я поняла, что лежу на спине и вся нижняя часть моего тела неприлично оголена. Я даже покраснела от такого унижения. А потом мне стало страшно. Кто его знает, что у этого колдуна на уме. Жизнь страшна и безжалостна/Иногда, когда людям удается поймать нашу сестру, они с ней проделывают такое, что лучше лишний раз не вспоминать.
- Предупреждаю, - сказала я срывающимся голосом, - если вы задумали надругаться над девственницей, от этого греха содрогнется земля и небо! И в старости вам не будет покоя.
Он так захохотал, что чай из его чашки пролился на пол. От невыносимого стыда я отвернула голову и снова увидела иероглифы на бумажном листе, сковавшем мою руку. Теперь это был другой лист, и иероглифы на нем тоже были другие: лвзяв опорой,., и нет преград в умеЕ»
- Поговорим? - спросил Желтый Господин.
- Я не певичка из веселого квартала, чтобы разговаривать, когда у меня задран подол, - отозвалась я.
- Но ты же сама его задрала, - сказал он невозмутимо.
- Возможно, - ответила я, - но вот опустить его я не в состоянии.
- Ты обещаешь, что не будешь пытаться убежать?
Я изобразила на лице мучительную внутреннюю борьбу. Потом вздохнула и сказала:
- Обещаю.
Желтый Господин тихо пробормотал последнюю фразу из Сутры Сердца на китайском. Все ученые мужи, которых я знала, утверждали, что эту мантру надо читать только на санскрите, поскольку именно так ее впервые произнес голос Победоносного. Тем не менее, обручи вокруг моих запястий вмиг разжались, превратившись в две обыкновенных мятых бумажки.
Я оправила подол, с достоинством села на пол и сказала:
- Как поучительно! Господин использует одну и ту же сутру как замок и как ключ. Или смысл здесь в том, что эта мантра, как обещал Будда, действительно избавляет от всех страданий?
- Ты читала Сутру Сердца? - спросил он.
- Читала коечто, - ответила я. - Форма есть пустота, а пустота есть форма.
- Может быть, ты даже знаешь смысл этих слов? Я смерила взглядом расстояние до окна. До него было два прыжка. Да будь он даже императорским телохранителем, подумала я, ему меня ни за что не схватить.
- Конечно знаю, - сказала я, собираясь в тугую пружину. - Вот, например, сидит перед вами лиса А Хули. Вроде бы она самая настоящая, имеет форму. А приглядеться, никакой А Хули перед вами нет, а одна сплошная пустота!
И с этими словами я яростно рванулась к черному квадрату свободы, в котором уже горели первые звезды.
Забегая вперед, хочу сказать, что именно этот опыт помог мне впоследствии понять картину Казимира Малевича лЧерный квадрат», Я бы только дорисовала в нем несколько крохотных синебелых точек. Однако Малевич, хоть и называл себя супрематистом, был верен правде жизни - света в российском небе чаще всего нет. И душе не остается ничего иного, кроме производить невидимые звезды из себя самой - таков смысл полотна. Но эти мысли посетили меня через много веков. А в ту секунду я просто повалилась на пол от невыносимого, ни с чем не сравнимого стыда. Мне было так плохо, что я даже не могла закричать.
Желтый Господин убрал оковы с моих рук. Окно было совсем близко. Но я забыла про шляпу, которая прижимала мой хвост к полу.
*
Никакая физическая и даже нравственная боль не сравнится со страданием, которое я испытала. Все, что отшельники переживают за годы покаяния, уместилось в единственную секунду небывало интенсивного чувства - словно удар молнии осветил темные углы моей души. Как горсть праха, я осыпалась на пол, и из моих глаз хлынул поток слез. Перед моим лицом оказался мятый лист Сутры Сердца, с которого на меня глядели равнодушные знаки, говорящие, что и я, и мой неудавшийся побег, и невыразимые муки, которые я испытывала в ту секунду - лишь пустая мнимость.
Желтый Господин не смеялся и смотрел на меня вроде бы даже с участием, но я чувствовала; что он еле сдерживает смех. От этого мне было еще сильнее жаль себя, и я все плакала и плакала, пока знаки, на которые капали мои слезы, не потеряли форму, превратившись в черные расплывающиеся кляксы.
- Так больно? - спросил Желтый Господин.
- Нет, - ответила я сквозь слезы, - мнеЕ мнеЕ
- Что - тебе?
- Я не привыкла говорить с людьми откровенно.
- При твоем промысле это неудивительно, - усмехнулся он. - И все же, почему ты плачешь?
- Мне стыдноЕ - прошептала я.
Я так мерзко ощущала себя в ту минуту, что ни о каких хитростях уже не думала, и участие, которое проявлял ко мне Желтый Господин, казалось мне незаслуженным - ято хорошо знала, что полагалось за мои дела. Если бы он принялся заживо сдирать с меня кожу, я, наверное, не очень бы возражала.
- За что тебе стыдно?
- За все, что я натворилаЕ Я боюсь.
- Чего?
- Боюсь, что духи возмездия пошлют меня в ад, - сказала я еле слышно.
Это было чистой правдой - среди видений, которые только что пронеслись перед моим внутренним взором, мелькнуло такое: в ледяном мешке какоето черное колесо наматывало на себя мой хвост, выдирая его из меня, но хвост никак не отрывался, а все рос и рос, словно паутина из паучьего брюшка, и каждая секунда этого кошмара причиняла мне невыносимые муки. Но ужаснее всего было понимание, что так будет продолжаться целую вечностьЕ Ада страшнее не может представить себе ни одна лиса.
- А разве лисы верят в возмездие? - спросил Желтый Господин.
- Нам не надо верить или не верить. Возмездие наступает каждый раз, когда нас сильно дергают за хвост.
- Так вот оно что, - сказал он задумчиво, - значит, надо было дернуть ее за хвостЕ
- Кого?
- Несколько лет назад сюда приезжала замаливать грехи одна весьма развитая лиса из столицы. В отличие от тебя она совершенно не боялась ада - наоборот, она доказывала, что туда попадут абсолютно все. Она рассуждала так: даже люди иногда бывают добры, насколько же небесное милосердие превосходит земное! Ясно, что Верховный Владыка простит всех без исключения и немедленно направит их в рай. Люди сами превратят его в ад - точно так же, как превратили в него землюЕ
Обычно я любопытна, но в ту минуту мне было так плохо, что я даже не спросила, кто эта лиса из столицы. Но аргумент показался мне убедительным. Сглотнув слезы, я прошептала:
- Так что же, выходит, надежды нет совсем? Желтый Господин пожал плечами.
- Понимание того, что все создано умом, разрушает самый страшный ад, - сказал он.
- Пониматьто я это понимаю, - ответила я. - Я читала священные книги и разбираюсь в них очень даже неплохо. Но мне кажется, что у меня злое сердце. А злое сердце, как правильно сказала эта лиса из столицы, обязательно создаст вокруг себя ад. Где бы оно ни оказалось.
- Если бы у тебя было злое сердце, ты не пришла бы на звуки моей флейты. Сердце у тебя не злое. Оно у тебя, как у всех лис, хитрое.
- А хитрому сердцу можно помочь?
- Считается, что при праведной жизни хитрое сердце может исцелиться за три кальпы.
- А что такое кальпа?
- Это период времени, который проходит между возникновением вселенной и ее гибелью.
- Но ведь ни одна лиса не проживет столько времени! - сказала я.
- Да, - согласился он. - Хитрое сердце сложно излечить, заставляя его следовать нравственным правилам. Именно потому, что оно хитрое, оно непременно отыщет способ обойти все эти правила и всех одурачить. А за три кальпы оно может понять, что дурачит только себя.
- А быстрее никак нельзя?
- Можно, - ответил он, - Если есть сильное желание и решимость, то можно.
- Как?
- Будда дал много разных учений. Есть среди них учения для людей, есть для духов, есть даже учения для богов, не желающих низвергнуться в нижние миры. Учение для волшебных лис, идущих сверхземным путем, тоже есть, но отнесешься ли ты к нему с доверием, если тебе расскажет о нем человек?
Я приняла самую почтительную позу и сказала:
- Поверьте, я с глубоким уважением отношусь к людям! Если мне и приходится иногда подрывать их жизненную силу, это лишь потому, что такой создала меня природа/Иначе мне не удалось бы добыть себе пропитание.
- Хорошо, - сказал Желтый Господин. - Я по счастливой случайности знаком с тайным учением для бессмертных лис и готов передать его тебе. Больше того, я обязан это сделать. Я скоро покину мир, и будет жалко, если это удивительное знание исчезнет вместе со мной. А другую лису я вряд ли успею встретить.
- А как же ваша гостья из столицы? Почему вы не передали учение ей?
- И Хули не годится, - сказал он.
Так вот кто была эта лиса из столицы! Оказывается, тайком приезжала сюда замаливать грехи. А на словах даже не соглашается, что грехи бывают.
- Почему сестричка И не подходит? - спросила я. - Ведь вы сами сказали - она приезжала покаяться в содеянном.
- Она чересчур лукава. Она кается тогда, когда замышляет совсем уж мрачное злодеяние. Старается облегчить душу для того, чтобы та могла вместить еще больше зла.
- Я тоже способна на такое, - ответила я честно.
- Я знаю, - сказал Желтый Господин. - Но ты при этом будешь помнить, что собираешься совершить преступление, поэтому мошенничество с фальшивым покаянием у тебя не пройдет. А вот И Хули, запланировав следующее злодейство, может настолько искренне покаяться в предыдущем, что действительно облегчит свою душу. Она слишком уж хитрая доя того, чтобы когданибудь войти в Радужный Поток.
Он выделил эти два слова интонацией.
- Куда? - спросила я.
- В Радужный Поток, - повторил он.
- А что это?
- Ты говоришь, ты читала священные книги. Тогда ты должна знать, что жизнь - это прогулка по саду иллюзорных форм, которые кажутся реальными уму, не видящему своей природы. Заблуждающийся ум может попасть в мир богов, мир демонов, мир людей, мир животных, мир голодных духов и ад. Пройдя все эти миры, Победоносные оставили их жителям учение о том, как излечиться от смертей и рожденийЕ
- Простите, - перебила я, желая показать свою ученость, - но ведь в сутрах говорится, что самым драгоценным является человеческое рождение, поскольку только человек может достичь освобождения. Разве не так?
Желтый Господин улыбнулся.
- Я бы не стал открывать эту тайну людям, но, поскольку ты лиса, ты должна знать, что во всех мирах утверждается то же самое. В аду говорят, что только житель ада может достичь освобождения, поскольку во всех остальных местах существа проводят жизнь в погоне за удовольствиями, которых в аду практически нет. В мире богов, наоборот, говорят, что освобождения могут достичь только боги, потому что для них прыжок к свободе короче всего, а страх перед падением в нижние миры - самый сильный. В каждом мире говорят, что он самый подходящий для спасения.
- А как насчет животных? Там ведь этого не говорят?
- Я говорю про те миры, у обитателей которых существует концепция спасения. А там, где такой концепции нет, по этой самой причине спасать никого не надо.
Вот как, подумала я. Умный, как лис.
- А спасение, о котором идет речь - оно для всех миров одно и то же или в каждом разное?
- Для людей освобождение - уйти в нирвану. Для жителей ада освобождение - слиться с лиловым дымом. Для демонаасуры - овладеть мечом пустоты. Для богов - раствориться в алмазном блеске. Если речь идет о форме, спасение в каждом мире разное. Но по своей внутренней сути оно везде одно и то же, потому что природа ума, которому грезятся все эти миры, не меняется никогда.
- А как обстоят дела с лисами?
- Формально оборотни не попадают ни в одну из шести категорий, о которых я говорил. Вы - это особый случай. Считается, что иногда родившийся в мире демонов ум пугается его жестокости и уходит жить на его окраину, туда, где демоническая реальность соприкасается с миром людей и животных. Такое существо не относится ни к одному из миров, поскольку перемещается между всеми тремя - миром людей, животных и демонов. Волшебные лисы относятся именно к этой категории.
- Да, - сказала я грустно, - так оно и есть. Сидим между трех стульев, и все от ужаса перед жизнью. Так есть ли для нас выход?
- Есть. Однажды Будду и его учеников вкусно накормила одна лиса, которая, правда, действовала не вполне бескорыстно и имела на учеников виды. Но Будда был очень голоден и в благодарность оставил этой лисе учение, для оборотней, которое способно привести их к освобождению за одну жизнь - учитывая, что оборотни живут до сорока тысяч лет. Времени у Будды было мало, поэтому учение получилось коротким. Но, поскольку его дал сам Победоносный, оно обладает волшебной силой несмотря ни на что. Если ты будешь следовать ему, А Хули, ты сможешь не только спастись сама, но и показать путь к освобождению всем живущим на земле оборотням.
От волнения у меня закружилась голова. О чемто подобном я и мечтала всю жизнь.
- О чем же говорится в этом учении? - спросила я шепотом.
- О Радужном Потоке, - таким же шепотом ответил Желтый Господин.
Я догадалась, что он подшучивает надо мной, но не обиделась.
- Радужный Поток? - спросила я нормальным голосом. - Что это?
- Это конечная цель сверхоборотня.
- А кто такой сверхоборотень?
- Это оборотень, которому удастся войти в Радужный Поток.
- А что еще о нем можно сказать?
- Внешне он такой же, как другие оборотни, а внутренне отличается. Но остальные никак не могут об этом догадаться по его внешнему виду.
- И как же можно им стать?
- Надо войти в Радужный Поток.
- Так что это?
Желтый Господин удивленно поднял брови.
- Я же только что сказал. Конечная цель сверхоборотня.
- А можно какнибудь описать Радужный Поток? Чтобы представить себе, куда стремиться?
- Нельзя. Природа Радужного Потока такова, что любые описания только помешают, создав о нем ложное представление. О нем нельзя сказать ничего достоверного, там можно только быть.
- А что должен делать сверхоборотень, чтобы войти в Радужный Поток?
- Он должен сделать только одно. Войти в него.
- А как?
- Любым способом, каким ему это удастся.
- Но ведь должны быть, наверное, какието инструкции, которые получает сверхоборотень?
- В этом они и состоят.
- Что, и все?
Желтый Господин кивнул.
- То есть выходит, сверхоборотень - это тот, кто входит в Радужный Поток, а Радужный Поток - это то, куда входит сверхоборотень?
- Именно.
- Но тогда получается, первое определяется через второе, а второе определяется через первое. Какой же во всем этом смысл?
- Самый глубокий. И Радужный Поток, и путь сверхоборотня лежат вне мира и недоступны обыденному уму - даже лисьему. Но зато они имеют самое непосредственное отношение друг к другу. Поэтому о первом можно говорить только применительно ко второму. А о втором - только применительно к первому.
- А можно чтонибудь к этому добавить?
- Можно. - Что?
- Радужный Поток на самом деле совсем не поток, а сверхоборотень - никакой не оборотень. Привязываться к словам не следует. Они нужны только как мгновенная точка опоры. Если ты попытаешься понести их с собой, они увлекут тебя в пропасть. Поэтому их следует сразу же отбросить.
Некоторое время я обдумывала услышанное.
- Интересно получается. Выходит, высшее учение для лис состоит всего из двух слов, которые имеют отношение только друг к другу и не подлежат никакому объяснению. Кроме того, даже эти слова следует отбросить после того, как они будут произнесеныЕ Похоже, у той лисы, которая накормила Будду, была не очень хорошая карма. А ей самой удалось войти в Радужный Поток?
Желтый Господин кивнул.
- Правда, это случилось совсем недавно. И она не оставила после себя указаний для других оборотней. Поэтому передать тебе учение должен я.
- В достоверность такого учения трудно поверить.
- Высшие учения потому и называются высшими, что отличаются от тех, к которым ты привыкла. А все, что кажется тебе достоверным, уже в силу этого можно считать ложью.
- Почему?
- Потому что иначе ты не нуждалась бы ни в каких учениях. Ты уже знала бы правду.
В этом была логика. Но его объяснения напоминали те философские силлогизмы, главная цель которых - поставить ум в тупик.
- И всетаки, - не сдавалась я, - как учение может состоять только из двух слов?
- Чем выше учение, тем меньше слов, на которые оно опирается. Слова подобны якорям - кажется, что они позволяют надежно укрепиться в истине, но на деле они лишь держат ум в плену. Поэтому самые совершенные учения обходятся без слов и знаков.
- Это, конечно, так, - сказала я. - Но даже для того, чтобы объяснить преимущества бессловесного учения, вам пришлось произнести многомного слов. Как же всего двух слов может хватить, чтобы руководствоваться ими в жизни?
- Высшие учения предназначены для существ с высшими способностями. А для тех, у кого они отсутствуют, имеются многотомные собрания чепухи, в которой можно ковыряться всю жизнь.
- А у меня есть высшие способности? - тихонько спросила я.
- Иначе ты бы здесь не сидела. Это несколько меняло ситуацию.
- А много в мире сверхоборотней?
- Только один. Теперь это ты. Если захочешь, ты сможешь войти в Радужный Поток. Но тебе надо будет постараться.
Кто не будет польщен, услышав, что у него высшие способности? А от перспективы стать единственным в мире исключительным существом вообще дух захватывало. Я задумалась.
- А та лиса, которая сумела войти в Радужный Поток - что про нее известно?
- Совсем мало. Твоя предшественница жила в одной горной деревушке, практиковала крайнюю аскезу и совсем отказалась от общения с людьми.
- Как же она кормилась?
- Она использовала свой хвост, чтобы внушить тыквенной грядке, что наступила весна. А потом впитывала жизненную силу тыквЕ
- Какой ужас, - прошептала я. - И что с ней произошло?
- Однажды она просто исчезла, и все.
- А она не оставила никаких записей? - Нет.
- Довольно эгоистично с ее стороны.
- Может быть, их оставишь ты.
- А мне обязательно переходить с мужчин на овощи?
- Будда не оставил на этот счет указаний. Слушай, что говорит сердце. И не сворачивай с пути.
Я дважды поклонилась.
- Я обещаю упорно стремиться к цели, если вы дадите мне передачу, о которой говорили.
- Ты уже получила передачу.
- Когда? - спросила я.
- Только что.
- И все?
Должно быть, вид у меня был очень растерянный.
- Этого вполне достаточно. Все остальное только внесет путаницу в твою рыжую голову.
- Так что же мне делать? Желтый Господин вздохнул.
- Будь ты человеком, я просто дал бы тебе палкой по лбу, - сказал он, кивнув на свой узловатый посох, - и отправил тебя работать на огород. Выше такого учения нет ничего, и когданибудь ты это поймешь. Но у сверхоборотня особый путь. И раз ты так настойчиво просишь сказать, что тебе делать, я скажу. Тебе надо найти ключ.
- Ключ? От чего?
- От Радужного Потока.
- А что это за ключ?
- Не имею понятия. Я же не сверхоборотень. Я простой монах. А теперь иди - тебя ждет твой паланкин.
*
- Вот с тех пор и иду, - сказала я и замолчала. Кажется, мой рассказ произвел на Александра сильное впечатление.
- Ну? - спросил он. - Ты нашла ключ?
- Конечно.
- И что это?
- Правильное понимание собственной природы. Все то, что я пыталась тебе объяснить.
- Значит, ты уже вошла в Радужный Поток?
- Можно сказать, - ответила я.
- И чем он оказался?
- Сначала тебе надо понять, что такое сверхоборотень.
- А что это такое?
- Это ты.
- Так я же тебе и говорю, - сказал он жалобно. - А ты меня с толку сбиваешь. Говоришь, что это на самом деле ты. Всюду ты.
- Ты опять не понял. Ты думаешь, ты сверхоборотень, потому что можешь взглядом портить лампочки и валить мухЕ
- Не только мух, - сказал он. - И не только взглядом. Ты и представить себе не можешь, что я могу.
- Что ты можешь?
- Мне даже смотреть не надо, поняла? Задуматься достаточно. Вот, например, вчера вечером я наступил политтехнологу Татарскому. Слышала про такого?
- Слышала. Он что, умер?
- Зачем. Забормотал во сне и перевернулся на другой бок. Я его всухую замочил.
- А что это значит?
- Его теперь приглашать никуда не станут, и все. Будет сидеть у себя в фонде, пока с обоями не сольется. Если, конечно, помещение ему оставим.
- Какой ты у меня крутой, - сказала я. - А как ты это делаешь?
Он задумался.
- Это как секс, только наоборот. Трудно объяснить. Как говорится, глаза боятся, руки делают. Хотя руки тут ни при чем - дело, сама понимаешь, в хвосте. Но в детали я пока не вникЕ Так ты всетаки признаешь, что я сверхоборотень?
- Ты все неправильно понимаешь. Сверхоборотнем тебя делает вовсе не способность вредить политтехнологам и мухам. Ты пока даже не имеешь права считать, что ты сверхоборотень.
- А ты имеешь право так считать, да?
- Да, я имею, - сказала я скромно, но твердо.
- Чтото ты со всех сторон нависла, рыжая. Мне совсем места в мире не остается.
- Весь этот мир твой. Только пойми, кто ты на самом деле.
- Я сверхоборотень.
- Правильно. Но что такое сверхоборотень?
- Это я.
- Вот опять. Я думала, ты остроглазый лев, а ты слепая собака.
Он вздрогнул, как от удара плетью.
- Чего?
- Ну это учение о львином взоре, - заторопилась я, чувствуя, что наговорила лишнего. - Считается, если бросить палку собаке, она будет глядеть на эту палку. А если бросить палку льву, то он будет, не отрываясь, смотреть на кидающего. Это формальная фраза, которую говорили во время диспутов в древнем Китае, если собеседник начинал цепляться за слова и переставал видеть главное.
- Ладно, - сказал он, - замнем. Может, ты сама скажешь, что такое сверхоборотень?
- Сверхоборотень - это тот, кого ты видишь, когда долго глядишь вглубь себя.
- Но ведь ты говорила, что там ничего нет.
- Правильно. Там ничего нет. Это и есть сверхоборотень.
- Почему?
- Потому что это ничего может стать чей угодно.
- Как это?
- Смотри. Ты оборотень, поскольку можешь стать, эээ, волком. Я оборотень, потому что я лиса, которая притворяется человеком. А сверхоборотень по очереди становится тобой, мной, этим пакетом яблок, этой чашкой, этим ящиком - всем, на что ты смотришь. Это первая причина, по которой его называют сверхоборотнем. Кроме того, любого оборотня можно, фигурально выражаясь, взять за хвост.
- Допустим, - сказал он.
- А сверхоборотня взять за хвост нельзя. Потому что у него нет тела. И это вторая причина, по которой его так называют. Понял?
- Не совсем.
- Помнишь, ты рассказывал, что в детстве ты мечтал о скафандре, в котором можно опускаться на Солнце, нырять на дно океана, прыгать в черную дыру и возвращаться назад?
- Помню.
- Так вот, сверхоборотень как раз носит такой скафандр. Это просто пустота, которую можно заполнить чем угодно. К этой пустоте ничего не может прилипнуть. Ее ничего не может коснуться, потому что стоит убрать то, чем ее заполнили, и она снова станет такой как раньше. Участковому некуда поставить в ней штамп о прописке, а твоему Михалычу не к чему прикрепить своего клопа.
- Понял. Вот теперь понял, - сказал он и побледнел. - Круто. Такого оборотня ни одной спецслужбе не взять!
- Рада, что ты оценил.
- И как им стать?
- Никак, - сказала я.
- Почему?
- Подумай.
- Потому что сверхоборотень может быть только один и это уже ты? Правильно я понял, рыжая?
- Нет, серый, нет. Ты не можешь им стать, потому что и так всегда им был. Сверхоборотень - это твой собственный ум, тот самый, которым ты с утра до вечера думаешь всякую чушь.
- Так значит, сверхоборотень всетаки я?
- Нет.
- Но ведь это мой ум. В чем тогда проблема?
- В том, что твой ум на самом деле не твой.
- А чей же?
- Про него нельзя сказать, что он чейто. Или что он такойто и находится тамто. Все эти понятия возникают в нем самом, то есть он предшествует всему без исключения. Понимаешь? Что себе ни представляй, делать это все равно будет он.
- Ты говоришь про мозг?
- Нет. Мозг - это одно из понятий, которые есть в уме.
- Но ведь ум возникает потому, что есть мозг, - сказал он неуверенно.
- Как тебя напугали эти негодяи, - вздохнула я. - Люди вообще не знают, что такое ум, они вместо этого изучают то мозг, то психику, то любовные письма Фрейда к Эйнштейну. А ученые всерьез думают, что ум возникает оттого, что в мозгу происходят химические и электрические процессы. Вот ведь мудаки на букву лу»! Это все равно что считать телевизор причиной идущего по нему фильма. Или причиной существования человека.
- Экономисты так и думают.
- Правильно. И пусть себе думают. Пусть себе генерируют электрические импульсы, воруют кредитные транши, выражают официальный протест, измеряют амплитуду и скорость, берут минет и производную, а потом определяют свой рейтинг. К счастью для этого мира, в нем есть не только клоуны, но и мы, лисы. Мы знаем тайну. Теперь ты тоже ее знаешь. Ну или почти что знаешь.
- Да уж, - сказал он. - А кто ее знает, кроме лис?
- Знать ее положено только избранным.
- А ты не боишься раскрывать ее мне?
- Нет.
- Почему? Потому что я тоже избранный?
- Потому, что знать эту тайну может только ум. А уму ее скрывать все равно не от кого. Он один.
- Один?
- Да, - сказала я, - один во всех, и все из одного.
- А кто тогда эти избранные?
- Избранные - это те, кто понимает, что любой червяк, бабочка или даже травинка на краю дороги - такие же точно избранные, просто временно об этом не знают, и вести себя надо очень осмотрительно, чтобы случайно не обидеть когонибудь из них.
- Я так и не понял, что такое ум, - сказал он.
- А этого никто не понимает. Хотя с другой стороны, все это знают. Потому что именно ум слышит сейчас мои слова.
- Ага, - сказал он. - ПонятноЕ То есть опять не до конца, но конца там, как я понимаю, и нетЕ
- Вот! -. сказала я. - Всегда бы так.
- Допустим, со сверхоборотнем разобрались. А что такое Радужный Поток?
- Просто мир вокруг, - сказала я. - Видишь цвета - синий, красный, зеленый? Они появляются и исчезают в твоем уме. Это и есть Радужный Поток. Каждый из нас - сверхоборотень в Радужном Потоке.
- То есть мы уже вошли в Радужный Поток?
- И да и нет. С одной стороны, сверхоборотень с самого начала в Радужном Потоке. А с другой стороны, он никогда не сможет в него войти, потому что Радужный Поток - просто иллюзия. Но противоречие здесь только кажущееся, потому что ты и этот мир - одно и то же.
- Ага, - сказал он. - Интересно. Ну, давай дальше.
- Сверхоборотень - небесное существо. Небесное существо никогда не теряет связи с небом.
- Что это значит?
- В этом мире нет ничего кроме пыли. Но небесное существо помнит про свет, который делает пыль видимой. А бесхвостая обезьяна просто пускает пыль в глаза себе и другим. Поэтому, когда умирает небесное существо, оно становится светом. А когда умирает бесхвостая обезьяна, она становится пылью.
- Свет, пыль, - сказал он, - значит, всетаки чтото там есть! Есть какаято личность. У тебя, например, она точно имеется, рыжая. Я это за последнее время хорошо ощутил. Скажешь, нет?
- Эта личность со всеми своими вывертами и глупостями просто пляшет как кукла в ясном свете моего ума. И чем глупее выверты этой куклы, тем яснее свет, который я узнаю вновь и вновь.
- Теперь ты сама говоришь лмой ум». А только что говорила, что он не твой.
- Так уж устроен язык. Это корень, из которого растет бесконечная человеческая глупость. И мы, оборотни, тоже ею страдаем, потому что все время говорим. Нельзя открыть рот и не ошибиться. Так что не стоит придираться к словам.
- Хорошо. Но личность, которая пляшет как кукла - это ведь ты и есть?
- Нет. Я не считаю эту личность собой, потому что я - вовсе не кукла. Я - это свет, который делает ее видимой. Но свет и кукла - просто сравнения, и к ним не следует цепляться.
- Да, рыжая, - сказал он. - Долго ж ты эти вопросы изучалаЕ Слушай, так сколько тебе всетаки лет?
- Сколько надо, - сказала я и покраснела. - А насчет собаки и льва - не обижайся, пожалуйста. Это классическая аллегория, причем очень древняя, честное слово. Собака смотрит ца палку, а лев - на того, кто ее кинул. Кстати, когда это понимаешь, становится намного легче читать нашу прессуЕ
- Насчет собак и львов я понял, могла бы не повторять, - ответил он с сарказмом. - А насчет прессы и без тебя знаю. Лучше скажи, куда смотрят лисы?
Я виновато улыбнулась.
- Мы, лисы, одним глазком глядим на палку, а другим на того, кто ее кидает. Потому что существа мы несильные, а хочется не только усовершенствовать душу, но и пожить немного. Вот поэтому глаза у нас чутьчуть косыеЕ
- Надо будет кинуть тебе пару палок, проверить, куда ты смотришь.
- Сегодня вы в ударе, поручик. Александр почесал подбородок.
- Ну а где главный вывод? - спросил он.
- Какой?
- Ну, как все это контролировать? Чтоб пользу приносило?
- Контролировать довольно трудно, - сказала я.
- Почему?
- Замучаешься искать контролера.
- Да, так вроде и выходит, - сказал он. - Не уверен, что это мне нравится.
- А что не так?
- Радужный Поток, сверхоборотень - все хорошо. Допустим, с контролем тоже вопрос решили. Но я главного не пойму. Кто все это создает? Бог?
- Мы сами, - сказала я. - Мало того, мы и Бога создаем.
- Ну ты залепила, рыжая, - усмехнулся он. - Тебе лишь бы без Бога обойтись. Чем создаем? Хвостом, что ли?
Я так и замерла на месте.
Трудно описать эту секунду. Все догадки и прозрения последних месяцев, все мои хаотические мысли, все предчувствия - вдруг сложились в ослепительноясную картину истины. Я еще не понимала всех последствий своего озарения, но уже знала, что тайна теперь моя. От волнения у меня закружилась голова. Наверно, я побледнела.
- Что с тобой? - спросил он. - Тебе плохо?
- Нет, - сказала я и через силу улыбнулась. - Просто мне надо побыть одной. Прямо сейчас. Пожалуйста, не отвлекай меня. Это очень, очень важно.
*
Мир устроен загадочно и непостижимо. Желая защитить лягушек от детской жестокости, взрослые говорят, что их нельзя давить, потому что пойдет дождь - и в результате все лето идут дожди изза того, что дети давят лягушек одну за другой. А бывает и так - стараешься изо всех сил объяснить другому истину и вдруг понимаешь ее сам.
Впрочем, последнее для лис скорее правило, чем исключение. Я уже говорила - чтобы понять чтото, мы, лисы, должны комунибудь это объяснить. Это связано с особенностями нашего разума, который по своему назначению есть симулятор человеческих личностей, способный к мимикрии в любой культуре. Говоря проще, наша сущность в том, чтобы постоянно притворяться. Когда мы чтото объясняем другим, мы притворяемся, что сами все уже поняли. А поскольку существа мы умные, обычно приходится понять это на самом деле, как ни уворачивайся. Говорят, что серебряные волоски у нас в хвосте появляются именно по этой причине.
Когда я притворяюсь, у меня все всегда получается натурально. Поэтому я притворяюсь всегда - так выходит гораздо правдоподобнее, чем если я вдруг начну вести себя искренне. Ведь что значит вести себя искренне? Это значит непосредственно выражать в поведении свою сущность. А если моя сущность в том, чтобы притворяться, значит, единственный путь к подлинной искренности для меня лежит через притворство. Я не хочу сказать, что никогда не веду себя непосредственно. Наоборот, я изображаю непосредственность со всей искренностью, которая есть в моем сердце. В общем, слова опять подводят - я говорю об очень простой вещи, а кажется, что я фальшивое существо с двойным дном. Но это не так. Дна у меня нет совсем.
Поскольку лиса может притвориться чем угодно, она постигает высшую истину в тот момент, когда притворяется, что она ее постигла. А делать это лучше всего в беседе с менее развитой сущностью. Но, говоря с Александром, я совершенно не думала о себе. Я действительно изо всех сил старалась помочь ему. А получилось, что он помог мне. Какой удивительный, непостижимый парадоксЕ Но этот парадокс и есть главный закон жизни. Я приближалась к истине постепенно:
1) наблюдая за Александром, я поняла, что волкоборотень направляет гипнотический удар в собственное сознание. Оборотень внушает себе, что превращается в волка, и после этого действительно в него превращается;
2) во время куриной охоты я заметила, что мой хвост насылает наваждение на меня саму. Но я не понимала, что именно я себе внушаю: возможно, думала я, это своего рода обратная связь, которая делает меня лисой. Я была уже в двух шагах от истины, но все равно не видела ее;
3) во время своих объяснений я сказала Александру, что он и этот мир - одно и то же. У меня было все необходимое для окончательного прозрения. Но понадобилось, чтобы Александр вслух назвал вещи своими именами. Только тогда я постигла истину.
Я и мир - одно и то жеЕ Что же я внушаю себе своим хвостом? Что я лиса? Нет, поняла я за одну ослепительную секунду, я внушаю себе весь этот мир!
Оставшись одна, я села в лотос и ушла в глубокое сосредоточение. Не знаю, сколько прошло времени - возможно, несколько дней. В таком состоянии нет особой разницы между днем и часом. Теперь, когда я увидела главное, стало ясно, почему я раньше не могла заметить этого уробороса (не зря ведь я постоянно повторяла это слово). Я не видела истины, потому что не видела ничего, кроме нее. Гипнотический импульс, который хвост посылал в мое сознание, и был веем миром. Точнее, я принимала этот импульс за мир.
Я всегда подозревала, что Стивен Хокинг не понимает слов лреликтовое излучение», встречающихся в его книгах на каждой второй странице. Реликтовое излучение - вовсе не радиосигнал, который можно поймать с помощью сложной и дорогой аппаратуры. Реликтовое излучение - это весь мир, который мы видим вокруг, не важно, кто мы, оборотни или люди.
Теперь, когда я поняла, как именно я создаю мир, следовало научиться хоть както управлять этим эффектом. Но, сколько я ни концентрировала свой дух, ничего не выходило. Я применяла все известные мне техники - от шаманических визуализаций, которые в ходу у горных варваров Тибета, до сокровенного огня микрокосмической орбиты, практикуемого приверженцами Дао. Все впустую - это было похоже на попытку сдвинуть с места гору, упершись в нее плечом.
И тут я вспомнила про ключ. Действительно, Желтый Господин говорил про ключЕ Я всегда считала, что это просто метафора верного понимания сути вещей. Но если я так опростохвостилась насчет самого главного, я ведь могла ошибаться и тут. Чем он мог быть, этот ключ? Я не знала. Выходит, я так ничего и не поняла?
Моя концентрация нарушилась, и мысли начали блуждать. Я вспомнила об Александре, -который терпеливо ждал в соседней комнате - за время моей медитации он не издал ни единого звука, боясь нарушить мой покой. Мысль о нем, как всегда, вызвала во мне горячую волну любви.
И тогда наконец я поняла самоесамое главное:
1) ничего сильнее этой любви во мне не было - а раз я создавала своим хвостом весь мир, значит, ничего сильнее не было и в мире.
2) в том потоке энергии, который излучал мой хвост, а ум принимал за мир, любовь отсутствовала начисто - и потому мир казался мне тем, чем казался.
3) любовь и была ключом, которого я не могла найти.
Как я не поняла этого сразу? Любовь была единственной силой, способной вытеснить реликтовое излучение хвоста из моего сознания. Я вновь сосредоточилась, визуализировала свою любовь в виде ярко пылающего сердечка и стала медленно опускать его к хвосту. Я довела огненное сердце почти до его основания, и вдругЕ
И вдруг случилось невероятное. Внутри моей головы, гдето между глаз, разлилось радужное сияние. Я воспринимала его не физическим зрением - скорее это напоминало сон, который мне удалось контрабандой пронести в бодрствование. Сияние походило на ручей под весенним солнцем. В нем играли искры всех возможных оттенков, и в этот ласковый свет можно было шагнуть. Чтобы радужное сияние затопило все вокруг, следовало опустить пылающий шар любви еще ниже, заведя его за точку великого предела, которая у лис находится в трех дюймах от основания хвоста. Это можно было сделать. Но я почувствовала, что потом уже никогда не сумею найти среди потоков радужного света этот крохотный город с оставшимся в нем Александром. Мы должны были уйти отсюда вместе - иначе чего стоила наша любовь? Ведь это он дал мне ключ от новой вселенной - сам не зная об этомЕ
Я решила немедленно рассказать ему обо всем. Но встать оказалось непросто - пока я сидела в лотосе, ноги затекли. Дождавшись, пока кровообращение восстановится, я коекак поднялась и пошла во вторую комнатку. Там было темно.
- Сашенька, - позвала я. - Эй! Саша! Ты где?
Никто не отозвался. Я вошла внутрь и зажгла свет. В комнате никого не было. На деревянном ящике, который служил нам вместо стола, лежал исписанный лист бумаги. Я взяла его в руки и, щурясь от резкого электрического света, прочла:
лАдель!
Я не обращал внимания на то, что ты скрываешь свой возраст, хотя в последнее время стал догадываться, что тебе больше семнадцати - уж больно ты умная. Мало ли, думал я, может быть, ты просто хорошо сохранилась, а на самом деле тебе уже лет двадцать пять или даже под тридцатник, и ты комплексуешь по этому поводу, как большинство девчонок. Я был готов и к тому, что тебе окажется чуть больше тридцатника. Наверно, я бы смирился и с сороковником. Но тысяча двести лет! Лучше я скажу тебе прямо и честно - больше я никогда не смогу заниматься с тобой сексом. Извини. А я извиню тебе эту слепую собаку. Может, я и слепой по сравнению с тобой. Но уж какие есть.
С завтрашнего утра я выхожу на работу. Возможно, я пожалею об этом решении. Или даже не успею о нем пожалеть. Но если все пройдет, как я задумал, сначала я разъясню некоторые вопросы, назревшие в нашем отделе. А потом я начну разъяснять вопросы, назревшие во всех остальных местах. Дивную силу, полученную от тебя в дар, я направлю на служение своей стране. Спасибо тебе за нее - от меня и от всей нашей организации, к которой у тебя предвзятое и несправедливое отношение. И еще спасибо за все то удивительное, что ты помогла мне понять - хотя, наверно, не до конца и ненадолго. Я всегда буду любить тебя как родственную душу. Прощай навсегда. И спасибо, что до самого конца ты называла меня Серым.
Саша Черный».
Голова моя темный фонарь с перебитыми стекламиЕ Помню ту секунду. Растерянности не было. Я всегда понимала: мне его не удержать, и этот миг придет. Но я не думала, что будет так больно.
Мой лунный мальчикЕ Ну поиграй, поиграй, подумала я с покорной нежностью. Когданибудь ты все равно возьмешься за ум. Жаль только, что ты не узнаешь от меня самой главной тайны. ХотяЕ Может быть, мне тоже оставить тебе записку? Она будет длиннее, чем твоя, и, прочитав ее до конца, ты поймешь, что именно я не успела тебе сказать перед самым твоим уходом. Разве что этим я смогу отплатить тебе за свободу, которую ты мне нечаянно подарил.
Решено, думала я. Я напишу книгу, и она обязательно когданибудь до тебя дойдет. Ты узнаешь из нее, как освободиться из ледяного мрака, в котором скрежещут зубами олигархи и прокуроры, либералы и консерваторы, пидарасы и натуралы, интернетколумнисты, оборотни в погонах и портфельные инвесторы. И, может быть, не только ты, но и другие благородные существа, у которых есть лсердце и хвост, сумеют извлечь из этой книги пользуЕ А пока - спасибо тебе за главное, что ты мне открыл. Спасибо тебе за любовьЕ
Я больше не могла сдерживаться - по моим щекам хлынули слезы, и я долгодолго плакала, сидя на ящике и глядя на белый квадратик бумаги с ровными строчками его слов. Я до последнего дня называла его серым, боясь сделать ему больно. Но он был сильным. Он не нуждался в жалости.
Вот так. Встретились в душной Москве два одиночества. Одно рассказало, что ему две тысячи лет, другое призналось, что у него когти на причинном месте. Сплелись ненадолго хвостами, поговорили о высшей сути, повыли на луну и разошлись, как в море кораблиЕ
Je ne regrette rien32. Но я знаю, что никогда больше не буду так счастлива, как в Гонконге шестидесятых на краю Битцевского леса, со счастливой пустотой в сердце и его черным хвостом в руке.
*
Когда эта книга была уже почти дописана, я встретила Михалыча во время велосипедной прогулки. Устав крутить педали, я села отдохнуть на одной из массивных бревенчатых скамеек, стоящих на пустыре возле Битцевского леса. Мое внимание привлекли прыгающие с велосипедного трамплина ребята, и я надолго загляделась на них. Почемуто у их велосипедов были очень низкие седла. Наверно, думала я, специальные велосипеды для прыжков. Хотя во всем остальном это были обычные маунтинбайки. Когда я отвернулась от прыгунов, Михалыч уже стоял рядом.
Он сильно изменился за время, пока мы не виделись. Теперь у него была модная стрижка, и одет он был не в ретробандитский наряд, а в стильный черный костюм из коллекции лrebel shareholder»33 фирмы лДизель». Под пиджаком была черная футболка с надписью лI Fucked Andy Warhol»34. Изпод футболки выглядывала золотая цепочка - не так чтобы толстая или тонкая, а как раз такая, как надо. Круглые часы в простом стальном корпусе, на ногах черный лNike Air», как у Мика Джаггера. Какой всетаки огромный путь прошли органы с тех времен, когда я ездила на дачу к Ежову за последним НабоковымЕ
- Здорово, Михалыч, - сказала я.
- Здравствуй, Адель.
- Ты как меня нашел?
- По прибору.
- Да нет у тебя никакого прибора. Не гони. Мне Саша рассказывал.
Он сел на скамейку рядом.
- Есть прибор, Адель, есть, девочка. Просто он секретный. И товарищ генералполковник говорил с тобой как положено по инструкции. А вот я, когда тебе его показал, эту инструкцию нарушил. И товарищ генералполковник меня потом поправил, ясно? Сейчас я, кстати, снова инструкцию нарушаю. А вот товарищ генералполковник всегда действует строго по ней.
Я уже не понимала, кто из них врет,
- А уборщица с конноспортивного комплекса правда у вас работает?
- У нас много разных методов, - сказал он уклончиво. - Иначе нельзя. Странато вон какая большая.
- Это да.
Минуту или две мы молчали. Михалыч с интересом наблюдал за прыгунами с трамплина.
- А как Павел Иванович? - спросила я неожиданно для себя. - Все консультирует?
Михалыч кивнул.
- Он тут приходил к нам давеча. Книгу одну рекомендовал, как ееЕ - Он вынул из кармана пиджака бумажку и показал мне. На ней было написано шариковой ручкой: лMartin Wolf. Why Globalization Works»35. - Говорил, на самом деле все не так уж и плохо.
- Да? - сказала я. - Ну вот и славно, а то я уже волноваться начинала. Слушай, давно хотела спросить. Все эти деятели, Вулфенсон из Мирового банка, Волфовитц из Департамента обороны - они что, тоже?
- Волки, как и люди, разные бывают, - сказал Михалыч. - Только теперь они нам не в уровень. Совсем другие возможности у отдела. Нагваль Ринпоче в мире один.
- Кто?
- Это мы так товарища генералполковника называем.
- Как он, кстати? - не выдержала я.
- Хорошо.
- Чем занят?
- Дел невпроворот. А после работы сидит в архиве. Изучает опыт,
- Чей опыт?
- Товарища Шарикова.
- А, этого. Который зав подотделом очисткиЕ
- Не знаешь, так лучше не говори, - сказал Михалыч строго. - Много про него вранья ходит, клеветы, сплетен. А правды никто не знает. Когда товарищ генералполковник первый раз в новой форме на работу вышел, старейшие сотрудники всплакнули даже. Они такого с пятьдесят девятого года не видели. С тех пор как товарищ Шариков погиб. Это потом все посыпалось. А держалось на нем.
- А как он погиб?
- Да в космос захотел первым полететь. И полетел, как только кабину такую сделали, чтоб собака влезть могла. Разве ж такого удержишьЕ Риск огромный - на первых полетах каждый второй запуск бился. А он все равно решил. Вот иЕ
- Идиот, - сказала я. - Тщеславное ничтожество.
- Тщеславие тут вообще ни при чем. Товарищ Шариков зачем в космос полетел? Он хотел пустоте наступить раньше, чем она ему наступит. Но не успел. Трех угловых секунд не хватилоЕ
- Александр знает про Шарикова? - спросила я.
- Теперь да. Я ж говорю, сутками в архиве сидит.
- И что он сказал?
- Товарищ генералполковник сказал так: даже у титанов есть свои границы.
- Понятно. А ко мне какие вопросы у титанов?
- Да, в общем, никаких. Велено тебе коечто передать на словах.
- Передавай.
- Ты вроде как предъяву кидаешь, что ты сверхоборотеньЕ
- Ну и что?
- А то. Страна у нас такая, что все понимать должны, под кем ходят. И люди, и оборотни.
- А чем я мешаю?
- Ты не мешаешь. Но сверхоборотень может быть только один. Иначе какой он сверхоборотень?
- Такое убогое понимание слова лсверхоборотень», - сказала я, - отдает тюремным ницшеанством. ЯЕ
- Слушай, - поднял ладонь Михалыч, - меня же не тереть послали. А объявить.
- Понимаю, - вздохнула я. - И что мне теперь делать? Валить отсюда?
- Почему валить? Просто отфильтровывать. Помнить, кто здесь сверхоборотень. И никогда на этом базаре не спотыкаться. Чтобы путаницы в головах не былоЕ Ясно?
- Я бы тут поспорила, - сказала я, - насчет того, у кого в голове путаница. СначалаЕ
- А вот спорить мы не будем, - снова перебил Михалыч. - Как говорит Нагваль Ринпоче, встретишь Будду - убивать не надо, но не дай себя развести.
- Ну что ж, не будем спорить так не будем. У тебя все?
- Нет, еще один вопрос. Личный.
- Какой?
- Выходи за меня замуж.
Это было неожиданно/Я поняла, что он не шутит, и окинула его внимательным взглядом.
Передо мной сидел мужик на шестом десятке, еще крепкий, собравшийся для последнего жизненного рывка, но так и не понявший пока (к счастью для себя), куда он, этот рывок. Я таких много похоронила. Они всегда видят во мне свой последний шанс. Взрослые мужчины, а не понимают, что их последний шанс только в них самих. Впрочем, они ведь даже не в курсе, что это за шанс. Саша хоть чтото понял. А этотЕ Вряд ли.
Михалыч смотрел на меня с сумасшедшей надеждой. Такой взгляд я тоже знала. Сколько времени я провела в этом мире, подумала я с грустью.
- Будешь жить как на собственном острове, - проговорил Михалыч хрипло. - А захочешь, можно без лкак» - реально на собственном острове. Будет свое личное кокосовое Баунти. Все для тебя сделаю.
- А как остров называется? - спросила я.
- В каком смысле?
- У острова должно быть название. Ультима Туле, например. Или Атлантида.
- Да как хочешь, так и назовем, - осклабился он. - Это разве проблема?
Пора было сворачивать беседу.
- Ладно, Михалыч, - сказала я. - Это ведь серьезное решение, Я подумаю, ладно? Недельку или две.
- Подумай, - сказал он. - Только ты вот что учти. Вопервых, теперь по нефти я самый главный в аппарате. Реально. Все эти олигархи у меня сосут. Я имею в виду, из крана. Да и так тоже, если брови нахмурить. А вовторых, ты вот о чем вспомни. Тебе ведь волки нравятся, да? Я в курсе. Так я волк, реальный волк. А товарищ генералполковникЕ Он, конечно, на особом посту - сверхответственнейшем. Весь отдел на него молится. Но елдачокто, сказать между нами, у меня поглавнее будет.
- Я бы просила без деталей.
- Без деталей так без деталей. А всетаки ты подумай - может, с нормальной деталью оно и лучше? Ведь насчет товарища генералполковника ты сама все знаешьЕ
- Знаю, - сказала я.
- И еще учти, он зарок дал. Сказал, что не будет в человека превращаться, пока у страны остаются внешние и внутренние враги. Как товарищ Шариков когдатоЕ Весь отдел плакал. Но, если честно, я думаю, что здесь не во врагах дело. Просто скучно ему теперь человеком.
- Понимаю, Михалыч. Все понимаю.
- Я знаю, - сказал он, - ты баба умная.
- Ладно. Ты иди сейчас. Я одна хочу побыть.
- Ты б меня научила этому, - сказал он мечтательно, - ну, хвостом это самоеЕ
- Он и про это рассказал?
- Да ничего он не рассказывал. Нам не до тебя сейчас. Дел выше крыши, понимать должна.
- А что у вас за дела?
- Стране нужно очищение. Пока всех офшорных котов не отловим, болтать некогда.
- Как же вы их отловите, если они офшорные?
- У Нагваля Ринпоче нюх. Он их сквозь стену чует. А насчет хвостов он правда ничего не говорил. Я по прибору слышал. Вы про них спорили, как их, это, сплетать.
- По прибору слышал, понятно. Ладно, иди, волчина позорный.
- Буду ждать звонка. Ты контакта с нами не теряй смотри. Не забывай, где живешь.
- Забудешь тут.
- Ну давай тогда. Звони. Встав, он пошел к лесу.
- Слышь, Михалыч, - окликнула я его, когда он отошел на несколько метров.
- А? - обернулся он.
- Ты майку такую не носи. Энди Уорхол в восемьдесят седьмом году умер. Сразу видно, что ты уже не очень молод.
- Да я слышал, у тебя самой по этой части проблемы, - сказал он невозмутимо. - Только ты мне и такая нравишься. Какое мне дело, сколько тебе лет? Я же не паспорт ебать буду, верно? Тем более что он у тебя фальшивый.
Я улыбнулась. Всетаки ему нельзя было отказать в обаянии - оборотень есть оборотень.
- Верно, Михалыч, не паспорт. Ебать ты будешь мертвого Энди Уорхола.
Он засмеялся.
- Я, собственно, и не против, - продолжала я. - Но то, что ты хочешь найти его во мне, несколько обескураживает. Несмотря на всю симпатию к тебе как к человеку.
Я нанесла ему самое страшное в наших кругах оскорбление, но он просто заржал как жеребец. До него, наверно, даже не дошло. Надо было говорить яснее.
- Так что не носи такую майку, Михалыч, правда. Она тебя позиционирует в качестве виртуального гейнекрофила.
- А порусски можно?
- Можно. Педрилымертвожопника.
Он хмыкнул, высунул язык, непристойно пошевелил его кончиком в воздухе и повторил:
- Звони, буду ждать. Глядишь, и ответ придумаем всем отделом.
Потом он повернулся и пошел к лесу. Я глядела на черный квадрат его спины до тех пор, пока он не растворился в зелени. Malevich sold here36Е Впрочем, кому они теперь нужны, эти сближенья.
*
Мне осталось сказать совсем немного. Я долго жила в этой стране и понимаю, что значат такие встречи, беседы и советы не терять контакта с органами. Несколько дней я разбирала старые рукописи и жгла их. Собственно, все мое разбирательство сводилось к тому, что я по диагонали проглядывала исписанные страницы перед тем, как бросить в огонь. Особенно много у меня накопилось стихов:
Не будь бескрылой мухой с Крайней Туле,
Не бойся ночи, скрывшей все вокруг.
В ней рыщут двое - я, лиса А Хули,
И пес Пиздец, таинственный мой другЕ
Стихи я жгла с особой грустью: я так и не успела их никому прочесть. Но что делать - таинственный мой друг слишком занят. Теперь у меня осталось только одно дело, которое уже близится к завершению (вот почему мое повествование переходит от прошедшего времени к настоящему). То самое дело, о котором сказал мне двенадцать веков назад Желтый Господин. Я должна открыть всем лисам, как обрести свободу. Собственно, я почти уже сделала это - осталось только свести все сказанное в четкую и ясную инструкцию.
Я уже говорила, что лисы сами внушают себе иллюзию этого мира с помощью хвоста. Символически это выражает знак уроборос, вокруг которого мое сознание вертелось столько веков, чувствуя великую тайну, которая в нем скрыта. Змея кусает себя за хвостЕ
Ненарушимая связь хвоста и сознания - фундамент, на котором покоится мир, как мы его знаем. Ничто не может вмешаться в это причинноследственное кольцо и разорвать его. Кроме одного. Любви.
Мы, оборотни, значительно превосходим людей во всех отношениях. Но, подобно им, мы почти не знаем истинной любви. Поэтому тайный путь выхода из этого мира скрыт от нас. А он настолько прост, что трудно поверить: разорвать цепь самогипноза можно одним движением ума.
Сейчас я передам это непревзойденное учение в надежде, что оно послужит причиной освобождения всех тех, у кого есть сердце и хвост. Эта техника, утерянная в незапамятные времена, была вновь открыта мною, лисой А Хули, ради блага всех существ при обстоятельствах, описанных в этой книге. Вот полное изложение тайного метода, известного в древности как лхвост пустоты».
1) Сначала оборотень должен постичь, что такое любовь. Мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла. Но мы не можем разорвать порочный круг, потому что не умеем создавать ничего другого. Любовь имеет совсем иную природу, и именно поэтому ее так мало в нашей жизни. Вернее, наша жизнь такая именно потому, что в ней нет любви. А то, что принимают за любовь люди - в большинстве случаев телесное влечение и родительский инстинкт, помноженные на социальное тщеславие. Оборотень, не становись похожим на бесхвостую обезьяну. Помни, кто ты!
2) Когда оборотень постигнет, что такое любовь, он может покинуть это измерение. Но предварительно он должен закрыть свои счета: отблагодарить тех, кто помог ему на пути, и помочь тем, кто нуждается в помощи. Затем оборотень должен десять дней поститься, думая о непостижимой тайне мира и его бесконечной красоте. Кроме того, оборотень должен вспомнить свои черные дела и раскаяться в них. Надо вспомнить хотя бы десять самых главных черных дел и раскаяться в каждом. При этом на глазах оборотня не менее трех раз должны выступить искренние слезы. Дело здесь не в пустой сентиментальности - при плаче происходит очищение психических каналов, которые будут задействованы на третьем этапе.
3) Когда подготовительная практика закончена, оборотень должен дождаться дня, следующего за полнолунием. В этот день он должен встать рано утром, совершить омовение и уйти в отдаленное место, где его не увидит никто из людей. Там он должен выпустить хвост и сесть в позу лотоса. Если ктото не может сидеть в лотосе - ничего страшного, можно сесть на стул или на пенек. Главное, чтобы спина была прямой, а хвост свободно покоился в расслабленном состоянии. Затем надо сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, зародить в своем сердце истинную любовь максимальной силы и, громко выкрикнув свое имя, направить ее в хвост, так далеко, как возможно.
Любой оборотень сразу поймет, что значат эти слова - лнаправить любовь в хвост». Но для оборотня это нечто настолько дикое, немыслимое и выходящее за рамки всех конвенций, что меня могут счесть за сумасшедшую. Тем не менее, все обстоит именно так - здесь и проходит тайная дорога к свободе. Произойдет примерно то же, что бывает, когда пузырек воздуха попадает в идущий к сердцу кровеносный сосуд. Этого будет достаточно, чтобы остановился мотор самовоспроизводящегося кошмара, в котором мы блуждаем с начала времен.
Если зарожденная в сердце любовь была истинной, то после крика хвост на секунду перестанет создавать этот мир. Эта секунда и есть мгновение свободы, которого более чем достаточно, чтобы навсегда покинуть пространство страдания. Когда эта секунда наступит, оборотень безошибочно поймет, что ему делать дальше.
Я постигла и то, как может сбежать из этого мира бесхвостая обезьяна. Сначала я собиралась оставить подробную инструкцию и для нее, но не успеваю. Поэтому коротко скажу о главном. Ключевые точки учения здесь те же, что и выше. Сперва бесхвостая обезьяна должна зародить в своей душе любовь, начиная с самых простых ее форм и постепенно поднимаясь к истинной любви, у которой нет ни субъекта, ни объекта. Потом она должна переосмыслить всю свою жизнь, поняв ничтожество своих целей и злокозненность своих путей. А поскольку ее раскаяние обычно лживо и недолговечно, ей следует прослезиться по поводу своих черных дел не менее тридцати раз. И, наконец, обезьяна должна совершить магическое действие, аналогичное тому, которое описано в пункте три, только с поправкой на то, что у нее нет хвоста. Поэтому бесхвостая обезьяна должна сначала разобраться, как она создает мир и чем наводит на себя морок. Все здесь довольно просто, но у меня совсем не осталось времени на этом останавливаться.
Скажу о более важном. Если оборотень, идя по Пути, найдет новую дорогу к истине, ему не следует маскировать ее в разных путаных символах и ритуалах, как это делают бесхвостые обезьяны. Он должен немедленно поделиться своим открытием с другими оборотнями в наиболее простой и ясной форме. Но ему следует помнить, что единственный верный ответ на вопрос лчто есть истина?» - это молчание, а тот, кто начинает говорить, просто не в курсе.
Ну вот, пожалуй, и все. Сейчас доиграет Nat King Cole, и пацан Лос Диас поедет в Тамбов, о котором он мечтал столько долгих столетий. Выглядеть это будет так: я допечатаю страницу, сделаю сэйв, брошу ноутбук в рюкзак и сяду на велосипед. Ранним утром у трамплина на опушке Битцевского леса совсем не бывает людей. Я долго хотела прыгнуть с него, но сомневалась, что смогу приземлиться. А сейчас я поняла, как это сделать.
Я выеду в самый центр пустого утреннего поля, соберу в сердце всю свою любовь, разгонюсь и взлечу на горку. И как только колеса велосипеда оторвутся от земли, я громко прокричу свое имя и перестану создавать этот мир. Наступит удивительная секунда, не похожая ни на одну другую. Потом этот мир исчезнет. И тогда, наконец, я узнаю, кто я на самом деле.
1 Я хочу быть вечно молодым (англ.).
2 Текильный рассвет, Голубая лагуна, Секс на пляже, Отвертка, Кровавая Мэри, Закат в Малибу, Зомби.
3 Ржавый гвоздь.
4 Дословно лАмерика обдумывает стратегию сумасшедшей коровы». Имеется в виду стратегия действий по сдерживанию коровьего бешенства.
5 Бритни Спирс сосет у коня.
6 Глобализация и ее беды.
7 В Америке есть кайф.
8 То же самое дерьмо, другой день!
9 То же самое дерьмо, другая ночь!
10 Дело в экономике, дурачок - предвыборный лозунг Билла Клинтона.
11 Высшее общество.
12 Верхняя крыса.
13 В глазах смотрящего.
14 Рихард Вагнер. Кольцо Нибелунгов. Гибель Богов.
15 лВеличие Рима. Новая исправленная история Русской Пуши. Гомосексуальность и происхождение видов».
16 Прежний шиит, новая битва.
17 У каждого в шкафу есть свой скелет.
18 Зависть к пенису.
19 Не спрашивай, зачем ей надо быть настолько свободнойЕ
20 Законная цель.
21 Политкорректное лгерой или героиня войны».
22 Фук яма Ф. - автор книги лКонец Истории».
23 Они шагают под звук другого барабанаЕ
24 Я буду следовать за солнцем, вот что я буду делать, стараясь забыть про тебяЕ
25 Я буду следовать за солнцем до конца времен - больше ни боли, ни слез для меня.
26 лЛето пришло, жить стало легче» - колыбельная из оперы Гершвина лПорги и Бесс».
27 Vice versa- наоборот,vice- порок.
28 Каждый человек убивает то, что он любит.
29 Махонькая я?
30 Способными вызвать симпатию.
31 Ты, ты отвечаешь: может быть, может быть, может бытьЕ
32 Я не жалею ни о чем.
33 лВосставший миноритарный акционер».
34 Энди Уорхол - известный американский художник, основатель попарта.
35 лМартин Вулф. Почему глобализация работает».
36 Здесь продается Малевич. ?? ?? ?? ??

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»