«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 17%

1

  Белоснежный лайнер лВоровский» стоял у пассажирского причала порта Мурманск, нацелив свой острый нос прямо в двери ресторана лМорской вокзал». В ресторане досиживали отчаянные рыбаки. Они отправлялись к берегам Северной Америки на четыре месяца.
  Окно моей каюты было открыто. За окном был отлив и мокрый снег. Пахло морской гнилью. Далеко и близко гудели паровозы, пароходы, теплоходы и электровозы.
  Передо мной на столе лежали отходные документы, пачки паспортов и "Распоряжения о подготовке к отправке подменных команд для больших морозильных траулеров в район Джорджес-банки "Е
  Одиннадцатого октября 1966 года собрать личный состав траулеров для проведения инструктажаЕ Личному составу сдать паспорта и санитарные книжки четвертым помощникам капитановЕ Капитанам траулеров проверить и подписать судовые ролиЕ 12 октября в 23.00 закончить досмотр теплохода лВоровский» пограничными властямиЕ Теплоход должен выйти в рейс 13 октября 1966 года в 01.00Е
  На все предотходные сутки меня, конечно, засунули вахтенным помощником. Потому я и сидел в каюте, нюхая запахи отлива, подставляя волосы под мокрые снежинки, залетающие в окно, слушая гудки и разные судовые звуки. Остальные штурмана удрали в город Мурманск, чтобы попрощаться с женами или другими подругами.
  На причале шумели моторы грузовиков и директор нашего ресторана Жора: пришло приказание сдать с теплохода весь запас спиртного, который остался от арктического туристского рейса. Весь коньяк и лстоличную», не выпитые любознательными туристами, директор ресторана Жора выгружал в автофургоны вместе с некоторой частью своего сердца, ибо спиртное, как известно, наиболее способствует выполнению ресторанных планов.
  Наше плавание к берегам Северной Америки начальство считало нужным сделать лсухим». Начальство считало правильно: рыбаки - не дети, особенно когда им будет нечего делать в пути и их триста человек, а в перспективе четыре месяца работы в океане без единого захода в порт.
  Моя дорога много раз в жизни пересекалась с рыбаками, хотя я никогда не видел их в работе; никогда не видел изнутри траулера, живущего обыкновенной жизнью, ловящего рыбу.
  Я видел, как рыбаки тонут, когда служил на спасательном корабле. Я дважды провел на Дальний Восток рыболовные суда Северным морским путем и сдавал их на Камчатке и во Владивостоке рыбакам. Теперь у меня был шанс посмотреть на то, как рыбаки ловят рыбу у берегов Америки, как делается рыбий жир.
  Большинство детишек не любит рыбий жир. Я просто ненавидел. И вот в блокаду мать нашла среди склянок домашней аптечки пузырек с остатками этого жира. Пузырек был прополоскан кипятком, и кипяток превратился в благоухающую уху. Какое счастье - уха среди замерзшего города и смерти!
  Ученые говорят, что войны играют решающую роль в сохранении рыбных запасов. В период проведения боевых действий ловить рыбу и добывать рыбий жир, естественно, опасно, ее вылов сокращается, и она успевает за время войны опять размножиться. Так было в Первую мировую войну и во Вторую.
  Но если раньше рыбам было выгодно, когда люди дрались, то от третьей мировой войны им лучше не станет - радиоактивность для всех существ на свете есть радиоактивностьЕ
  Витамины рыбьего жира вытаскиваются из моря планктонными существами диатомеями. Другие планктонные существа, названий которых я не знаю, съедают диатомей. Мойва съедает их, а мойву больше всего любит треска. Из печени трески вытапливается рыбий жир. Треску ловит те парни, которые допивают сейчас в ресторане Морского вокзала и наивно думают, что на борту лайнера лВацлав Воровский» они смогут опохмелиться.
  Уже неделю я был не спецкором лЛитературки», а четвертым помощником капитана, но отрешиться от литературы полностью еще не мог. Готовясь к рейсу, я листал лоции Северной Атлантики и книгу Гуревича лПоходы викингов». Было интересно сравнивать современные лоции с маршрутами древних норманнов. Кроме того, как-то удивительно вовремя я услышал по радио лПеснь о вещем Олеге» в очень хорошем исполнении. И вот древние норманны, вещий Олег, Пушкин, скорый уход в море, старые записи в записной книжке - все это смешалось в нечто общее, в такую смесь, которую следовало зафиксировать.
  Я знал, что в плавании уже не будет возможности заниматься литературой. И теперь, за несколько часов до отхода, строчил:
  "Пушкин никогда не был за границей - царь боялся его выпустить, дать ему визу. Еще бы! Достаточно одного лГодунова»!
  Уверены ль мы в бедной жизни нашей!
  Нас каждый день опала ожидает,
  Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
  А там, в глуши, голодна смерть иль петля.
  Каково царю было читать этот шедевр! Главная ставка умного царя - на короткую людскую память. Цари не любят, когда подданные начинают копаться в истории. Пушкин копался в ней всю жизньЕ
  Он резвился. Он называл Иисуса Христа лумеренным демократом»: лЯЕ написал на днях подражание басне умеренного демократа Иисуса Христа». Он озорничал с обаянием неповторимым: лВ довершение всех бед и неприятностей только что скончался мой бедный дядюшка Василий Львович. Надо признаться, никогда еще ни один дядюшка не умирал так некстати». Это Александру Сергеевичу пришлось отложить долгожданную свадьбу на полтора месяца.
  Он взял эпиграфом к первой книге: лВ раннем возрасте воспевается любовь, а в позднейшем - смятение». Ныне, по мнению многих, наш мир вступает в зрелость. Посмотрим, хватит ли миру сил разрешить себе смятение.
  Пушкину ничего не стоило начертать пером на бумаге лдернуть к тебе» - в смысле луехать к тебе». И это - в океане вельможно-французской речи!
  лАх, ах! - вздыхаем мы. - Удел талантов - мучиться творческими поисками и сомнениями!»
  Я что-то не слышал, чтобы Чехов или Пушкин мучились творческими сомнениями и поисками. Пушкин даже кричал после лГодунова»: лАй да я!» Он мучился не творческими сомнениями, а тем, что жена слишком кокетничает и царь подслушивает. Любовь и честь его мучили и домучили. Гении мучаются чаще самою жизнью, а не творчеством.
  Почему-то чужая исповедь необходима миллионам других, она почему-то укрепляет их души. Но только гении обладают той степенью бесстрашия, которая необходима в исповеди. Остальные боятся того, что называется лобщество», подлаживаются под него, сами зачастую не замечая, думая, что они воюют с ним.
  Литература у меня в школе преподавалась из рук вон плохо. Двадцать четыре года потребовалось лВещему Олегу», чтобы из мертвеца превратиться - в моей голове и душе - в удивительную картину древней русской жизни, в поэму мудрости и величия, в вещего Олега и его коня, и его дружину. И все потому, что лВещего Олега» заставляют учить в школе наизусть.
  Вот какие свежие истины формулировал я, когда появилась уборщица Валя. У нее не было передних зубов и верхняя губа западала по-старушечьи, хотя сама Валя была совсем молоденькой. Она властно прервала мои литературные занятия.
  - Стучать надо, красавица, - сказал я. - И ты не очень вовремя.
  - А вы должны койку как следует заправлять, а не просто одеялом прикидывать, - огрызнулась она беззубым ртом.
  - Ты когда родилась?
  - В сорок пятом, а что?
  - А я в двадцать девятом. И за что тебе зубы выбили?
  - Мне не выбили, мне гланды вырезали, а зубы мешали.
  Я даже восхитился такой явной ложью.
  - Ты их давай-ка вставь, а то неудобно как-то.
  - Меня и так любят.
  - Кто тебя любит? Ты замужем?
  - Разведенная.
  - А дети?
  - Ой, таракан! - завизжала она и отшвырнула кишку пылесоса. - Я их боюсь.
  Она, очевидно, так кокетничала.
  - Ты не забывай окна мыть, - сказал я. - Видишь, сколько на них соли.
  - У меня дочка есть, - сообщила она, подняла кишку и поймала в нее таракана.
  Таракан исчез в пылесосе. И я, конечно, представил, как ему темно и безнадежно стало. Обычно я обнаруживал тараканов в графине с питьевой водой - у графина не было пробки, а насекомые хотели пить. Я выливал их в умывальник и открывал кран. Тараканы стойко боролись, но струя смывала их. И мне было как-то совестно за то, что выпускаю тараканов в одиночное плавание. Но я ничего не мог поделать. Очевидно, до меня в каюте жил штурман, который держал здесь еду. На судах нельзя держать еду в шкафу или ящике стола - сразу заведутся тараканы.
  - Сколько классов?
  - Десять.
  - Чего дальше не училась?
  - Я курсы на кондитера кончила.
  - А зачем плавать пошла?
  - Романтика! - опять огрызнулась она.
  Я давно заметил, что наши уборщицы не любят, когда во время уборки на них смотришь. Они испытывают раздражение от своей работы, они не любят ее.

2

  Вещий Олег был родственником Рюрика. Норманнское происхождение первого русского князя чрезвычайно раздражает наших историков. Потому некоторые считают его литовцем, а некоторые чистокровным русакомЕ
  Гуревич пишет, что викингов привела в Исландию, затем в Гренландию, затем на Ньюфаундленд цепочка родственных убийств. (Что все-таки ведет к Ньюфаундленду меня?..)
  Дочь Эйрика Рыжего не захотела отстать от отца и брата. Она тоже совершила плавание из Гренландии в Америку. Ее звали Фрейдис. И командовала она двумя кораблями.
  Как и прежние попытки колонизации Ньюфаундленда, попытка Фрейдис не удалась по одной простой причине - колонизаторы (уже на земле) ссорились, дрались и царапались из-за немногих женщин. Фрейдис это надоело. Она вспомнила своих убийц-предков и навела порядок: убила двоих главных помощников. Но это не помогло. Тогда Фрейдис убила немногочисленных женщин.
  Порядок настал, но настала и скука.
  Колонисты сели на корабль и уплыли обратно - в ГренландиюЕ
  Тут я, конечно, художественно представил древних викингов-переселенцев, как они приплыли к незнакомой землеЕ
  Белые вершины гор, глубокие и узкие ущелья, в которых белели водопады, и равнины, зеленеющие травойЕ Они все плыли и плыли вдоль берегов, испытывая сложные чувства раздвоенности, растроенности или даже расчетверенности. Им все казалось, что за следующим мысом земля будет прекраснее.
  Киты пускали фонтаны, резвились дельфины. Торжественно мерцали обломки айсбергов.
  И наконец кормчий велел бросить за борт деревянный обрубок с изображением их дикого языческого божества.
  Божество закачалось на волнах, медленно двигаясь к неведомым берегам. И кормчий приказал спустить парус. Мягкие складки синей шерсти накрыли гребцов с головой. Гребцы выбрали и уложили парус внутрь корабля, потом разобрали весла. Щиты, укрепленные за бортами, стукались друг о друга, и звенели, и блестели на незаходящем солнце отраженным светом, как луны.
  И все люди смотрели вслед качающемуся на зыби обрубку дерева. Заржали, почуяв землю, кони, привязанные веревками к мачте. И заревел бык, и замычали коровы, уставшие от моря. И женщины, прижимая к груди детей, запели молитву деревянному богу. Они молили указать лучший кусок земли, потому что отныне эта земля станет родной навеки.
  Обрубок вертелся в прибойной воде, среди пены и брызг, потом море вышвырнуло его на камни.
  Кормчий вытащил из ножен огонь битвы - меч - и указал на камни: лЗдесь!»
  Никто не вышел встречать их, никто еще не жил на этой земле, она была пустынна, загадочна, но тверда и зеленела травой. И значит, здесь витали чужие духи. Их не следовало злить и тревожить. Потому кормчий велел срубить с носа корабля изображение их родного бога и спрятать его под синий парус.
  Они отделили голову своего бога от штевня, и, кряхтя от натуги, звеня кольчугами, уложили его на дно корабля, и укрыли парусом.
  Потом навалились на весла и выкинули корабль на берег.
  Первыми вылезли женщины и вынесли детей. Они стояли на земле и качались, отвыкшие от тверди под ногами. Ветер дул с гор, приносил запах льда. Журчал ручей, и слабый звук его журчания пробивался сквозь шум морского прибоя.
  Кони били копытами и рвались.
  Коней вывели, впрягли их в корабль, и кони вытащили корабль далеко на берег - за дальний след штормового наката.
  И чуть отдохнув, переселенцы пошли делить новую землю.
  Каждому мужчине было положено столько, сколько обойдет за день с факелом в руке, поджигая на границах своей земли костры. Каждой женщине было положено столько, сколько обойдет за день, ведя в поводу коровуЕ
  Мой творческий процесс прервал директор ресторана Жора.
  Он был красен и зол.
  И сообщил, что у него не хватает шести лкадров» - поваров, корневщиц, официанток.
  - Куда они делись?
  - Зарезали их, Викторыч! - сказал Жора и схватился за голову.
  - Где? - с некоторой тревогой спросил я, потому что все-таки был вахтенным помощником капитана.
  - В санинспекции!
  Это меня не касалось. Если бы их зарезали на борту, то это было бы уже другое дело.
  - Как-нибудь обойдешься, - утешил я Жору. - В первый раз, что ли?
  - И кладовщица на аборт легла! Утром еще молчала! - сказал Жора.
  - Как придет старпом, я ему доложу, - сказал я и засмеялся.
  - Чего тут смешного? - взорвался Жора.
  Я коротко рассказал ему о Фрейдис, о переселенцах, норманнах, о том, как они ссорились из-за женщин и даже убивали их, чтобы жить спокойно на море и возле моря.
  - Значит, уже тысячу лет женщины приносят неожиданности морякам, пора привыкнуть, паренек, - заключил я.
  - Пошел ты к чертовой матери! - заорал Жора и сам куда-то ушел.
  А я продолжал заниматься древними викингами, выписывал из книги Гуревича занятные цитаты и сопровождал их своими собственными глубокомысленными рассуждениями.
  Если правда то, что мысль становится материальной силой, овладевая массами, то слово, вероятно, становится материальной силой, овладевая человеком.
  Именно это упустил вещий Олег из виду, когда пихнул ногой череп своего коня. Он презрел веру предков в магию слов, в правдивость и мудрость народа, - ведь волхвы вещали от имени самого народа.
  Волхвы не боятся могучих владык,
  А княжеский дар им не нужен;
  Правдив и свободен их вещий язык
  И с волей небесною друженЕ
  Е
  Кудесник, ты лживый безумный старик!
  Презреть бы твое предсказаньеЕ
  И вскрикнул внезапно ужаленный князьЕ
  Интересно, что стихи называются лПеснь о вещем Олеге», но и еще один раз употребляет Пушкин слово лвещий»: лПравдив и свободен их вещий язык».
  Здесь я решил поставить точку, потому что услышал два судорожных звонка - вахтенный у трапа вызывал меня на палубу.
  Я надел форменную фуражку, одолженную у капитана, - в нее легко помещались и оба моих уха, приосанился и пошел на зов.
  Вахтенный матрос доложил, что слышит сильный запах дыма. Я тоже услышал запах дыма. лНе хватало еще пожара», - подумал я. И отправился по застекленной пассажирской палубе, шмыгая носом.
  Горели всего-навсего окурки в мусорной урне. Я послал матроса за кружкой воды.
  Снег кружил у фонарей на причале. Со старика лРепина», который стоял напротив, выгружали мокрые тюки. Привычно хлюпала между бортами вода. Левее лРепина» мерцали сквозь снег городские огни. И вдруг я подумал, что уже отрешился от берега. Мне уже не хотелось сойти с трапа, отправиться в город. Это особенное чувство - отрешиться от берега, его забот и соблазнов, потерять к земле и всему земному интерес. Не на словах потерять интерес, а на деле. С таким ощущением, должно быть, закрывали за собой монастырские двери настоящие, истинные монахи. Это какое-то цельное, хорошее, чистое ощущение, но с примесью грусти, конечно, - ощущение близкого ухода в море.
  Я уже знал, что пойду к берегам Америки не раз и не два. Я решил поплавать дольше - до весны.
  Поднялся по трапу занесенный снегом человек, велел убрать с причала разбитые ящики - тару.
  - Вы-то уйдете, а мне с ними что делать?
  Он был прав - разбитые ящики были наши. Я вызвал боцмана-дракона, и мы с ним в четыре руки перекидали ящики за борт, чтобы в море пустить их плавать по волнам.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»