Sponsor's links: |
Sponsor's links: |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 11% |
От поезда Воркута - Москва уже сильно пахнет цивилизацией. Здесь есть купированные вагоны и ресторан. И в отблесках света за окном уже видны стали березки. Но нам было не до них - мы рухнули в чистые простыни и уснули.
ЕАня сидела у меня в ногах и трясла за плечо, когда я наконец проснулся. Шел третий час ночи. И первое, что я подумал, было - не набедокурили ли матросы?
- Вы ко мне хорошо относитесь? - спросила она, убедившись, что я проснулся. Она была вся синяя от ночного света, берет держала в руках, волосы ее растрепались.
- Что надо делать?
- Вставайте и возьмите кого-нибудь из друзей. Мне тут не справиться однойЕ Такая история! Пожалуйста!
Я поднял Бориса Киселева, и мы оделись. Она ждала в коридоре. Борису я сказал:
- Похоже, пахнет уголовщиной. Нужны понятые.
Он не стал ничего уточнять. Мы закурили и вышли из купе.
- Надо обыскать состав, - сказала Аня.
- Откуда начнем? - спросил Борис так, как будто он с самого детства занимался такими делами, и зевнул в кулак.
- Объясните все-таки, что происходит? - попросил я.
Поезд гремел во тьме между Воркутой и Котласом. Казалось, поезд все время летит под уклон. Так мы куда-то торопились.
- Пропали бригадир и проводница из четвертого вагона.
- Начнем с хвоста, - почему-то решил Борис. Было видно, что он совершенно невыносимо хочет спать.
- А куда мог пропасть бригадир? - спросил я.
- Он скрывается от меня.
- Минуточку! - сказал Борис, нырнул в купе и вынырнул с яблоком. - Подкрепитесь, главный ревизор.
Она машинально взяла яблоко и пошла по вагону.
Качаясь на переходных площадках, оглушенный гулом колес, ветром и хлопаньем дверей, я орал в ее маленькое ухо деловые вопросы:
- Почему он скрывается?
- ОнЕ спал с проводницей. Я их накрыла.
- ЭтоЕ очень большое преступление?
- В служебное время! - воскликнула она. - И это еще не все!
Я пожал плечами. Черт его знает. Если штурман на вахте будет развлекаться с поварихой, судно далеко не уплывет. Только очень уж не женское дело заниматься такими расследованиями.
Мы миновали общий вагон, ныряя под голые сонные пятки, торчащие с полок, и оказались в хвостовом вагоне. Здесь я взял ее за локоть и попросил объяснить суть до конца.
- Он был с одной, а, когда я акт составляла, сказал мне фамилию другойЕ Я же их всех в лицо знать не могуЕ И я в акт вписала другую фамилию, невиннуюЕ Акт в Москву придет, эту другую вызовут, позорить начнут, а она женщина больная, порядочнаяЕ Вот он какой подлец, понимаете? Он прячется; мне в Котласе сходить, а без него акт переписать нельзяЕ И девушка прячется - та, настоящаяЕ Молоденькая, студентка, кажется, подрабатывает на практике проводницейЕ А он старый, два раза женатый, трем детям алименты платитЕ Поймать его надо до остановки, а то сойдет, отстанет и потом скорым в Вологде догонит, а меня уже не будетЕ - Ей-богу, Аня чуть не плакала.
И мы пошли обратно по вагонам, опрашивая проводниц и проводников, но все говорили, что вообще не видели бригадира. И когда мы проходили наш вагон, то Борис исчез. Детектив не увлек его.
Двери вагона-ресторана на стук не открывали очень долго. Наконец появился парень лет двадцати в белой куртке. Он с большой неохотой и наглой неторопливостью отпер двери, и мы прошли в ресторан.
На сдвинутых стульях, посередине салона, спал пьяный пожилой мужчина.
Качались шторы, позвякивали бутылки в ящиках. Замусоренный пол и грязные скатерти были беспощадно освещены ярким электрическим светом.
Еще один парень в белой куртке и с перебитым носом появился откуда-то. Аня приказала ему открыть кухню.
- Покажите ваш спецдопуск, - ласково попросил парень.
Аня энергично отпихнула кривоносого и открыла дверь в кухню своим ключом. Парни поглядели на меня и отошли в сторону. Я поблагодарил Бога за то, что не надел флотской фуражки. Сейчас они принимали меня за оперуполномоченного. Я курил и делал непроницаемый, зловещий, профессиональный вид. Пока это помогало.
- Ага! - сказала Аня. - Хорошенькое дело! На кухне! Ночью! Посторонние! А потом людей заразой кормят!.. Вылезай.
На кухне за баком-кипятильником пряталась бледная девушка в красном пальто и красной фетровой шапочке с бантиком и брошкой. Она не подняла глаз на нас, стояла, прижавшись к стене спиной, и глядела под ноги.
- Вылезай! - опять приказала Аня. Совсем она была сейчас беспощадная. А мне почему-то было неудобно и стыдно.
- Не выйду, - одними губами сказала девушка и сунула руки в карманы красного пальто.
- Еще как выйдешь, голубушка! - сказала Аня.
И девушка двинулась из кухни вызывающей женской походкой, виляя бедрами и не вынимая рук из карманов.
- Со стариком спала - не стыдно было, а теперь глаза тупишь, - сказала Аня, этими словами как бы стараясь поддержать в себе необходимую беспощадность.
Я открыл дверь из ресторана перед девушкой.
- Я с бригадиром не спала, я только рядом лежала, - медленно и угрюмо и как-то задумчиво сказала обвиняемая, проходя мимо.
- То-то они полчаса купе не открывали, - сказала Аня уже для меня.
- Я одетая была, вы сами видели, - сказала девушка и остановилась в тамбуре, оглянулась в еще не захлопнувшиеся двери ресторана. И я заметил, что парни и она успели обменяться каким-то значительным взглядом. лНе здесь ли и бригадир?» - подумалось мне.
- Я вас попрошу с ней побыть, - сказала Аня. - А я за милиционером схожу. Он на этом перегоне подсесть должен. Теперь еще и с рестораном разбираться придется.
- Хорошо, - сказал я. - Побуду. - Мне все-таки хотелось узнать, чем все это кончится.
Аня ушла; я остался с девушкой в красном пальто среди шума вагонного тамбура.
Она опять прислонилась спиной к стене и все не вынимала рук из карманов. И в этой позе было презрение и презрительное терпение. Она молчала непроницаемо и, по-моему, без большого напряжения.
Поезд сбавил ход, мелькнули и пропали за окном двери огоньки стрелок, громыхнули колеса на стыках. И опять увлекающе загудел паровоз, наращивая свой бег в глухой северной ночи.
Минута тянулась за минутой, я не выдержал паузы, спросил:
- Где бригадир?
- Не знаю.
- Знаете.
- Докажите, - сказала она лениво и нахально.
Она также принимала меня за определенного сотрудника. И она, кажется, уже имела опыт разговора с ними. Имеющие такой опыт не торопятся отвечать. И еще было в ней что-то такое, что тревожило меня. лЧего я-то ввязался? - думал я. - На кой черт это нужно? Воюю пока что с двадцатилетней девчонкойЕ»
Бывают такие странные девицы, они годами поступают в жизни совершенно импульсивно и, когда вдруг грянет гром, с огромным изумлением оглядываются вокруг. Где они? Куда занесла их судьба? И как теперь отсюда выйти? И ужас залезает им в души, ибо ранее инстинкт до такой степени превосходил в них разум, что и жили-то они, как бы совершенно не осознавая окружающего. И вдруг проснулись в кровати старика и к вечеру, проглотив пакетик люминала, спят уже в больнице, а к следующему утру лежат в морге. Такие обычно плохо учатся, и подруг у них мало, и они до смерти любят сладкое, рано физически зреют и производят впечатление очень спокойных, устойчивых в психическом смысле девушек. Они могут совершить геройский подвиг - спасти из пожара ребенка, например. И не заметить этого подвига. Удивленно глядеть на тех, кто хвалит за него. И вдруг понять совершенное ими же недавно в огне, заново пережить страх и заболеть от него. Я стал думать, что эта девушка такая, что ее обманул бригадир, посулил интересное путешествие, развлечение, посадил на ступеньку вагона, и она поехала, даже не позвонив в свое общежитие по телефонуЕ
Вернулась наконец Аня с милиционером - добродушным огромным украинцем. И все мы прошли в служебное купе. Было четыре часа двадцать минут ночи по местному времени.
Девушку усадили к окну, и милиционер задал ей несколько вопросов: из какого она вагона, давно ли ездит с бригадой, откуда сама?
Она молчала и глядела в потолок.
Милиционер совсем не сердился. Он-то знал, что все на свете суета и все, что надо, девушка рано или поздно скажет.
Тут ворвалась в купе старая, страшная неврастеничка проводница. Она кошкой метнулась к девушке и успела вцепиться той в волосы. Мы с милиционером ухватили проводницу за руки, но разжали их не сразу.
По изможденному лицу проводницы текли слезы злобы. Она вырывалась, кусалась и причитала. Именно ее бригадир выдал за свою ночную спутницу, и ей грозил срам и позор по прибытии в Москву. Я не мог не подумать о том, что исчезнувший бригадир не лишен юмора. Он мог легко доказать невозможность своего грехопадения с проводницей, фамилию которой он вписал в акт, - она была невинна уже много лет, и это не вызывало сомнений. Тяжелая одинокая жизнь перепахала ее лицо, и тело, и душу. Типичный представитель коммунальной квартиры, из-за которого десятки людей не живут, а тонут в трясине истерик, провокаций, злобной мстительности, зависти и всех других человеческих пороков. Но если заглянуть в нутро такой женщине, которая работает тридцать лет проводником в общем вагоне поезда Воркута - Москва, если посчитать ее беды и горести, и погибших ее родных, и так далее, то простишь ей почти все.
Она затихла в наших руках, схватилась за сердце, сникла, сказала:
- Доктора на соседнюю станцию вызывайте, доктора!.. Укол!..
Мы уложили ее. Незаслуженно брошенное подозрение в распутстве могло привести ее на тот свет. И это было уже не смешно. Но что тут будешь делать?
- Ах ты дрянь! Низкая ты девчонка! Из-за тебя человек помрет! - кричала Аня на девушку в красном пальто.
- А я при чем? - наконец открыла та рот.
- Твой хахаль ее фамилию вместо твоей вписал! Ты что, не слышала? Теперь скажешь, что не знаешь? Ничего! Ничего! Ты еще стыдом по уши умоешься! Еще на открытом собрании тебя из студентов исключать будут! Тебя спрашивают! Где бригадир? С какого сама вагона?
- Я не проводница, - сказала девушка и расстегнула пальто. - Я так еду, обыкновенноЕ
- Где вещи? - сразу заинтересовался милиционер и перестал поливать проводницу водой из графина.
- В ресторане, у рабочих с кухни, - прошептала девушка.
- Где села? - быстро спросил опять милиционер.
- В Воркуте.
- В какой кассе билет брала? Ну, тебя спрашивают! В правой или левой?
- Не помнюЕ
- Ага, - сказал милиционер. - На улице касса или в вокзале?
- Не помнюЕ Я не сама билет брала. Мне брали.
- А почему проводницы тебя запомнили, когда еще из Москвы ехали?
- Я из Москвы этим же поездом ехала.
- И сразу назад? День побыла, за тридевять земель съездила, и назад сразу?
- У меня там деньги украли.
- Зачем ездила?
- В отпуск.
- Какие вещи в ресторане, как они выглядят? - спросил и я, вспомнив, что отец был следователем.
- Чемодан черный.
- Сходите с ней за вещами, - сказал мне милиционер. - А я до машиниста доберусь. Как бы старуха дуба не врезала.
- Идемте! - сказал я девушке.
- Я их боюсь, - сказала она, опять став флегматичной и теряя интерес к происходящему.
- Надо, - сказал я. И мы пошли. - Вы на самом деле студентка? - спросил я.
- Да.
- А где билет?
- Нет билета, вру я все, - сказала она. - Меня ссадят?
- Похоже на то, - согласился я.
Дверь вагона-ресторана оказалась опять закрытой. Я постучал сильно и властно. Открыл тип с перебитым носом.
- Только работать мешаете, - пробормотал он.
- Черный чемодан - живо! - сказал я.
- Какой чемодан? - спросил он.
- Мой, - тихо сказала девушка.
Он фыркнул и вынес чемодан, поставил его и ушел на кухню. Девушка глянула на чемодан и начала бледнеть. Она глядела на открытый замок. Один замок был закрыт, а другой отскочил. Она взяла чемодан за ручку и приподняла его. Господи, какой страх, какое отчаяние отразились на ее лице.
- Там совсем пусто, - пролепетала она.
- Скажите, что там было?
- Туфли были, кофточка, юбка шелковаяЕ - перечисляла она, бросаясь возле чемодана на колени, открывая его,копошась в тряпках. - Поверьте! Господи! Какие мерзавцы! Какие мерзавцы! И сапожек нет!
- Здешние парни? - спросил я, тряся ее за плечо, потому что она уже ни на что, кроме своего чемодана, не обращала внимания. - Здешние?
- Никто другой не мог!
- А бригадир где?
- Не знаю! - Теперь она не врала.
- Тащи за мной чемодан, - сказал я и вошел в салон ресторана. Уходить отсюда было нельзя. Надо было следить за этой шпаной. Но кто им мешал давно переправить вещи в другой вагон? И кто им мешал в крайнем случае выкинуть их в окно, если бы они серьезно опасались обыска? Но они знали, что девушка сама задержанная, ей не поверят и вряд ли будут тратить время на розыски ее шмуток. Они все это знали точно. И этим были еще омерзительнее.
Я попытался разбудить спящего на стульях мужчину. Это оказалось безнадежным делом.
Тогда я сказал парням, что сейчас в поезд сядет опергруппа. И что, если они хотят кончить дело в тишине, пускай вернут вещи.
- Вы ее больше слушайте! - сказал парень с перебитым носом. - Разве таким верить можно?
И он говорил правду. Никто, кроме, пожалуй, меня, ей ни в чем бы не поверил теперь. Теперь следовало не верить, а проверять, тщательно и длинно.
- Какие мерзавцы! Какие вы мерзавцы! - все повторяла она. Пожалуй, еще раньше они получили с нее что-то вроде натурной платы за укрытие.
Я взял ее чемодан и повел в служебное купе. Теперь она не совала руки в карманы и не виляла бедрами. И в первом же тамбуре разрыдалась судорожно и безнадежно.
- Отец есть? - спросил я, чтобы отвлечь ее.
- Нет, - рыдала она. - Нет, нет, нетЕ
- Не реви, - пробовал утешить я. - Вещи найдутся обязательно. За этим я прослежуЕ
- В тюрьму бы лучше, чем это! - сказала она, кивнув на двери вагона, в котором помещалось служебное купе.
- Зачем ты ездила в Воркуту? - спросил я. Я знал, что только без свидетелей она может выдавить из себя хоть миллиграмм правды.
- К отцу, - сказала она.
- Ты только что сказала, что его нет.
- Я ездила искать егоЕ Он где-то тамЕ И у меня украли деньги, честное слово!
- Тебе хватило бы на билет, если продать шмуткиЕ И зачем тебе было нужно так много вещей? И зачем тебе надо было путаться с бригадиром?
- Я с ним не путалась. Он хотел, но я нет. Лучше в тюрьму, чем это.
Больше она не говорила. Правда, ее больше ни о чем и не спрашивали. Ее ссадили на первой остановке и занялись пломбированием ресторана, а я пошел спать. Но мне муторно было на душе и потому не спалось. Черт его знает, что я должен был сделать, кому помогать, кому верить и за кого вступаться. И я думал о том, как все быстро и безнадежно запутывается, если даже один человек один раз солжет другим людям. Какая тут начинается феерическая неразбериха!
Уже светало, когда заглянула Аня. Она стала неинтересной мне, но я шепотом, чтобы не разбудить Бориса и других моих попутчиков, спросил о девушке и предложил Ане чай.
Вещи оказались выброшенными из поезда, их подобрали обходчики. Улик против парней из ресторана не было. Бригадира ждало возмездие. Директора ресторана тоже. И Аня была довольна. Она выполнила свой долг главного ревизора. А в чем был мой долг?
- Чего ради вы меня-то впутали в эту историю? - спросил я.
- Вы же писатель, - сказала она. - Мне моряки точно объяснили, что вы писатель. Мне ваша песенка из лПути к причалу» нравится.
- Я к этой песенке не имею никакого отношения, - сказал я. - И при чем здесь то, что я писатель?
- Вам бы мне отказать стыдно было. Не каждого ночью из постели вытащишь.
- Что сделают с девушкой? - спросил я.
- Вернут вещи, сообщат на работу или в техникум и отправят на все четыре стороныЕ Мало ее наказывали в детстве. У нас строже, - сказала Аня.
- Где у вас?
- В Осетии. У нас много еще осталось старого. У нас и пережитки есть. Меня первый муж украл, похитил. В горы увез. Прямо с экзаменов в десятом классе. Только через три года я от него удрать смоглаЕ А здесь уж восьмой год живу. Муж у меня военный летчик. И сыну восемь. Хотите, карточку покажу? - И она показала мне карточку доброго круглолицого российского парня в военной форме. И карточку сынишки.
Мне уже хватало впечатлений.
Я рад был, когда показались пригороды Котласа и Аня ушла.
Пожалуй, я впервые почувствовал, что здорово устал за рейс. Дороги требуют напряжения, даже когда не попадаешь в большие шторма.
На верхней койке посапывал капитан с нашего каравана Ижов, очень обходительный, сильно пожилой человек, начавший плавать чем-то ниже юнги еще в середине двадцатых годов. Он проснулся, когда хлопнула дверь за Аней, протер глаза, свесился с полки, глотнул пива из горлышка, сказал:
- Доброе утро, Виктор Викторович! Как спали?
- Хорошо, - сказал я.
- А мне сейчас бабушка снилась, - сказал капитан Ижов. - У моей бабушки было имение недалеко от лермонтовских Тархан. И однажды великий князь приехал - бабушка хотела имение продать. Так вот, князь посмотрел и покупать отказался. Сказал, что такого имения нет у самого царя и ему, великому князю, оно тоже потому не пристало. И сейчас мне бабушка приснилась.
- Трогательно, - сказал я.
- Бабушка умерла в Швейцарии, - сказал Ижов.
- Еще несколько лет назад о таких вещах молчали в тряпочку, - сказал я.
- Я тоже молчал, - согласился Ижов. - Я прожил трудовую жизнь от киля и до клотика. И хотя мог удрать к бабушке тысячу раз, даже не думал об этом никогдаЕ А теперь жаль стало старушку - одиноко ей помирать былоЕ Внизу есть еще пиво?
Я подал ему бутылку.
- А знаете, какое мне первое поручение было, когда я первый раз на судно пришел? - спросил он, пускаясь в воспоминания. - Гуся капитан приказал отнести его любовнице. Это же в голодные годы было. И вот я марширую по Питеру с гусем, а гусь возле Казанского собора от меня драпанулЕ
Но это я слышал уже сквозь сон. Сложности российской жизни сморили меня окончательно.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Sponsor's links: |
|