«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 86%

***

  Она открыла глаза. Мама стояла в дверях ее комнаты неподвижно и молча.
  - Мама?!
  - Ш-ш-шЕ Я тебя разбудила?
  - Нет, - сказала Сашка автоматически. - Что случилось?
  Мама сделала шаг. И еще один - короткий. Как будто не решалаясь подойти.
  - Ничего не случилосьЕ Я вставалаЕ Не хотела тебя будить. Спи.
  Она повернулась, чтобы уйти. Снова остановилась в дверях.
  - Мне тут приснилосьЕ Помнишь, как мы катались на лодке?
  - На какой лодке? - Сашка приподнялась на локте.
  - На лодке по озеруЕ Не помнишь? Были такие весла, ярко-желтые, пластмассовыеЕ
  - Нет. Который час?
  - Половина первого. Ты и не можешь помнить, тебе было года триЕ Все, все, спи, я ухожу.
  И она вышла, прикрыв дверь.
  Сашка перевернулась на спину. На лодкеЕ Она прекрасно помнила себя в три года, помнила шкафчики в детском саду, помнила карусель в паркеЕ
  Лодки не было.
  Наверное, маме в самом деле приснилось.

***

  В половине третьего ночи, так и не уснув, Сашка на цыпочках прокралась на балкон. Пробралась между полотнищами подсыхающих покрывал и пеленок. Остановилась на свежем ветру. Перегнувшись через перила, наклонилась вниз.
  Ей осталось два дня дома, но мама еще об этом не знала.
  Сашке очень хотелось войти к ней в комнату, обнять маму и заплакать. Так захотелось, что она даже сделала шаг.
  А потом остановилась.
  Посмотрела вниз. Легко перемахнула через перила балкона и села, свесив ноги вниз. Розовый телефон остался в комнате, на ковре рядом с кроватью, и Сашка знала, что не спрыгнет, не полетит, не поднимется над городомЕ Хотя вечер теплый, от земли поднимаются восходящие потоки, и там, наверху, воздух куда чище и свежее, чем здесь, на балконе.
  Ей было жалко маму. По большому счету, плевать на Валентина, да и вряд ли он так уж расстроился Сашкиному решениюЕ А маму было так жаль, что Сашка не могла дышать. Болели ребра.
  Она прикрыла глаза. Нет, не полетит, не соблазнится. Но разве ей запрещено отпустить в полет свою маленькую проекцию? Отражение Сашки Самохиной в зеркале августовской ночи?
  Она не успела решить, запретно ли ее действие. Все случилось само собой. Она сидела, вцепившись в перила балкона, и она поднималась все выше над ивами; улица тянулась желтой линейкой, фонари горели через один. Окнами распахивались рекламные щиты, ярко, даже резко освещенные. Сашкина тень легла в дрейф, медленно выписывая в небе круг за кругом.
  лЯ сижу на балконе и не летаю. Ничего не изъявляю и не читаю запретных книг. Не пробую лишних треков. Я ничего не нарушаюЕ»
  Внизу темным пятном лежал парк. От него поднимался запах травы и свежести - Сашка чуяла его раздувающимися ноздрями. Притормозила, желая подольше оставаться в этом потоке: вонь разогретого асфальта и застоявшихся выхлопных газов душила ее, привыкшую к чистому воздуху Торпы.
  Август. Море звезд. Тусклый, припорошенный пылью город внизу. Одна из многочисленных теней Вечного города, который умирает и возрождается каждую секунду. Сашкина тень кружила и кружила, а сама она сидела на балконе, будто загипнотизированная светом далеких огней.
  Она - Слово; она глагол в повелительном наклоненииЕ еще нетЕ еще человекЕ но почему она тогда летает?!
  Улыбка маленького Валечки.
  Он тоже слово. Мама говорит ласково: лСолнышко»Е
  А кто-то говорит: лДурак, сволочь, бестолочь!»
  И будет так.
  А кто-то говорит: - лВставай! Уже полвосьмого!».
  А кто-то говорит: лУйди».
  Бывают слова - полова, мусор, и они превращаются в ничто, едва прозвучав. Другие отбрасывают тени, уродливые и жалкие, а иногда прекрасные и могучие, способные спасти погибающего. Но только некоторые из этих слов становятся людьми и тоже говорят слова. И у каждого в мире есть шанс встретить того, кого он сам когда-то произнес вслухЕ
  Начинался рассвет.
  Сашка сидела на перилах балкона, как попугай на жердочке, и смотрела прямо перед собой неподвижными глазами.

***

  - Когда ты думаешь быть в Торпе?
  - У меня завтра вечером поезд.
  Ответ вырвался с подозрительной легкостью. Кажется; Сашкина тень все еще парила над городом и парком, в то время как сама она сидела на кухне, намазывая маслом ломоть белого хлеба.
  - КакЕ завтра вечером?!
  У мамы было именно такое лицо, какое Сашка боялась увидеть вчера.
  - И ты заранее взяла билетыЕ на завтра?!
  Сашка втирала масло в гладкий пшеничный срез, выравнивала и снова втирала:
  - У меня дополнительные занятия, летом тоже. Даже не каникулах.
  - Ты врешь, - резко сказала мама. Сашка подняла удивленные глаза:
  - Не вру. Понимаю, это звучит странно. Но это правда. лИли часть правды», - добавила она про себя.
  Мама задумалась, будто что-то про себя просчитывая.
  - Когда поешь, сходи, пожалуйста, за молоком.
  - Ага, - Сашка, едва скрывая облегчение, вернула на блюдце измученный бутерброд. - Сейчас.
  Когда она вернулась, брат уже не спал - лежал на спине, внимательно рассматривая карусельных лошадок, плывущих по воздуху над кроваткой. Мама уже убрала на кухне и теперь водила утюгом по гладильной доске. Над голубой детской рубашечкой поднимался пар.
  - Я поеду с тобой.
  - Что?! - Сашка чуть не выронила сумку с покупками.
  - Я поеду с тобой. Валя пару дней посидит с малым.
  - СейчасЕ время отпусков, в институте никого нет.
  - Ас кем ты собираешься дополнительно заниматься?
  - С преподавателемЕ Ма, погоди, ты будешь проверять, где я живу, с кем общаюсь, как себя веду?!
  - Я хочу своими глазами увидеть, кто тебя учит и что там происходит.
  - ОбыкновенныйЕ учебный процесс. Мама покачала головой:
  - Нет. Ты что-то скрываешь.
  Утюг свирепо, как танк, давил рубашку на гладильной доске. Мама водила и водила по одному и тому же, давно выглаженному месту:
  - Сперва я не хотела унижать тебя опекой: начало самостоятельной жизни, друзья, подруги, мальчикиЕ Потом мне стало, признаться, не до того. ПотомЕ Сашка, тебя запугали так, что ты боишься признаться?
  - В чем я должна признаваться?
  - Секта? Молитесь вы там кому-то или нет?
  - Да ничего подобного!
  - Я еду в Торпу, - железным голосом сказала мама. - Я еду, иЕ если понадобится, я всех поставлю на уши. Милицию, прокуратуру. Я разберусь, и они не отвертятся, если что не так!
  Полтора года назад в ответ на такие слова Сашка зарыдала бы и бросилась маме на шею. И просила бы, умоляла приехать в Торпу, выручить, спасти. И поверила бы, искренне поверила, что ее разъяренная мама имеет власть даже над Фаритом Коженниковым.
  - Поздновато.
  - Что?!
  - Мама, я не хочу ничего менять. И я не допущу, чтобы ты вмешивалась.
  - Как?!
  Мама выпустила утюг. Он остался стоять на гладильной доске, из-под железной подошвы с шипением валил пар, придавая утюгу сходство с паровозом.
  - Значит, там действительно секта?
  - Нет. Я не хочу ничего менять.
  - Ты обещала вернуться!
  - Я не обещала.
  - Что они с тобой сделали?
  - Ничего.
  - Я напишу заявление в милицию. Сегодня же.
  - О чем? Я совершеннолетняя.
  - Тебя отравили? Загипнотизировали? Круговая порука?
  - Ма, это длилось два года. Ты ничего не замечала?! Мама отступила.
  Только что она готова была наступать, сражаться, отстаивать. Теперь ее будто ударили палкой по голове.
  - Два года, - жестко повторила Сашка. - Уже ничего нельзя вернуть.
  Мама смотрела на нее, как сквозь мокрое стекло. Будто очертания Сашкиного лица колебались перед ней, оплывали и сглаживались.
  Из-под подошвы утюга поднимался теперь черный дым. Сашка с усилием отклеила утюг от доски; на голубой детской рубашечке осталась жженая отметина.
  - У тебя теперь новая жизнь, - безжалостно продолжала Сашка. - Новый муж, новый ребенок, новое счастье. И у меня тоже другая жизнь. Я не собираюсь уходить навсегда, но тебе не стоит ничего мне навязывать. Не пытайся выяснить, что там в Торпе. Там все в порядке, можешь мне поверить.
  В комнате заплакал ребенок. Наверное, Сашка говорила слишком громко. Мама вздрогнула, но продолжала смотреть на Сашку.
  - Мне жаль, что так вышло, - сказала Сашка, глядя на прожженное пятно на рубашке. - Но обратного хода нет. Извини.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»