«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 35%

***

  Новогоднюю ночь она провела, гуляя по городу Торпе. Общага гудела и ревела, в каждой комнате гремел свой магнитофон, в каждой кухне ломился стол от дешевой снеди; Сашка упросила вахтершу открыть для нее институтский гардероб, где, одна среди пустых крючков, висела Сашкина куртка.
  Вахтершу она поздравила шоколадкой.
  Город Торпа тоже праздновал, но снег приглушал все звуки. Мигали гирлянды в окнах, в витринах магазинов. Ждали на перекрестках такси. Пройдясь по центру, Сашка вернулась назад по улице Сакко и Ванцетти и пошла дальше, к окраине, к реке.
  Река замерзла. Лед занесло снегом. Где-то били часы и вопили счастливые люди; Сашка смотрела перед собой и невольно - почти машинально - повторяла про себя упражнения из портновского сборника.
  Они текли одно за другим. Спокойно. Сашка не ослепла после двадцать пятого, и рука у нее не отнялась после сорок третьего, как было в первый раз. Она помнила их все - от первого до сто двадцать пятого, последнего в книге. Она уселась на поваленное дерево, улыбнулась, закрыла глазаЕ
  И открыла их ярким солнечным утром.
  На ее голове, на плечах, на коленях лежал снег и сверкал, как перстень Портнова. Даже ярче. Сашка зажмурилась. Над замерзшей рекой, над камышами, над пригородом разлеглась абсолютная тишина.
  Сашка сглотнула. Потом вскочила. Целый сугроб снега полетел на землю. Она просидела здесь всю ночь?! Она замерзлаЕ может быть, насмертьЕ ну уж наверняка что-то отморозила!
  Она подняла к лицу голые, без перчаток, руки. Пальцы были теплые и шевелились легко. Коснулась носа; нос был даже горячий. Не замерзли ноги в ботинках. Не замерзли уши. Сашка огляделась: она стояла посреди нетронутого снежного поля, ее ночные следы засыпало, теперь можно было поверить, что Сашка прилетела с неба.
  Жалко было нарушать такое великолепие. Но она почувствовала, что очень хочет есть.

***

  Она явилась на зачет, как все - второго, в десять утра. Портнов требовал, чтобы от начала зачета и до конца весь курс находился в аудитории.
  - Доброе утро, группа лА».
  Портнов сдвинул на нос очки и пробежался взглядом по рядам.
  - Самохина, давай зачетку.
  Она подошла к его столу и своими глазами увидела, как он проставляет ей лпять» в графе лспециальность».
  - Зачет дифференцированный у нас, все помнят? Староста, соберите зачетки, стопочкой мне на стол.
  Костя, низко склонив голову, пошел вдоль прохода. Сашка переступила с ноги на ногу.
  - Самохина, вы свободны, идитеЕ Спасибо, Коженников. Кто первый хочет сдаваться, может, есть желающие? Самохина, ты слышала, что я сказал?
  Ни на кого не глядя, Сашка подобрала свою сумку и вышла из аудитории, плотно прикрыв за собой дверь.

***

  лВы свободны, идите». Куда? Она уже много месяцев не была свободна. Как не свободен человек под дулом автомата. Шагая по двору к крыльцу общаги, она спрашивала себя: а сможет ли она когда-нибудь, хоть в старости, вырваться из-под власти Фарита Коженникова?
  Оксана в полном трансе сидела над книгами. У группы лБ» зачет был назначен на двенадцать, и, игнорируя пословицу лперед смертью не надышишься», Оксана пыталась впихнуть в себя упражнения со сто шестого по сто пятнадцатое. Сашка знала, что это невозможно. Но надеялась, что сто пять честно отработанных упражнений обеспечат Оксане хотя бы тройку.
  Она легла на свою кровать и уставилась в потолок. Оставались два экзамена, по философии и истории, восьмого января и двенадцатогоЕ Значит, на двенадцатое, вечер, можно брать билет и ехать на каникулы домой.
  Раньше она не допускала этой мысли. Она боялась, если честно, об этом думать. А теперь занятий нет. Специальности нет. Можно ехать домой. Домой.
  Оксана сидела над книгой, застывшими глазами глядя перед собой. Возможно, у нее что-то начало получаться; Сашка пересчитала оставшиеся деньги и, не оглядываясь, вышла из общаги.

***

  Она вернулась к обеду, неся во внутреннем кармане плацкартный билет. Поезд стоял на станции Торпа две минуты - с ноля двадцати трех до ноля двадцати пяти, ночью, естественно. По дороге из кассы Сашка зашла на почту и дозвонилась маме, и сказала, что тринадцатого - под старый Новый год - ее можно будет встречать на вокзале в полдень. Взрыв радости на том конце провода был наградой за долгое стояние в очереди.
  Оксана вязала под импровизированной лелкой»; по улыбке, застывшей на ее лице, Сашка догадалась, что здесь-то, по крайней мере, все в порядке.
  - Сколько тебе?
  - Четыре, - Оксана не удержалась и хихикнула. - Это с похмелья, Сашка, ей-богу, на меня просветление нашло. У нас в группе пятерок вообще нет, половина четверок, половина троекЕ И двоек три штуки.
  - Даты что!
  - Да. А у вас в группе тоже три двойки. У дуры Лизки, - Оксана вздохнула, - боюсь я за нееЕ Еще у Дениса Мясковского и у КоженниковаЕ Женьке трояк. Я говорю, Кожевникову его шуры-муры так не прошлиЕ Ты что, жалеешь его? Ты?!
  - И что теперь будет? - спросила Сашка после паузы.
  - Пересдача тринадцатого у всех шестерых.
  - АЕ
  Сашка запнулась.
  - А где Павленко? - спросила она наконец.
  - Не знаю. Пришла с зачета, лица нет, тут же и свалила куда-тоЕ Знаешь, заниматься надо было, а не жопой крутить. Вот и докрутилась.

***

  Посреди ночи Сашка проснулась от тишины. В общежитии никогда не бывает так тихо.
  Она встала. Накинула халат. Оксана спала, кровать Лизы пустовала. Сашка вышла в коридор; на часах была половина третьего. Мертво блестел линолеум под лампами.
  Сашка зачем-то спустилась на первый этаж. Там, на кухне в конце коридора, кто-то был.
  Она остановилась в дверях.
  Костя беззвучно рыдал, стоя на коленях, зажимая себе рот подолом синей майки. На столе, среди немытой посуды, лежал скомканный клочок желтоватой бумаги - телеграмма.
  Сашка стояла, уже все понимая. Но не могла поверить.
  - Бабушка, - выговорил Костя сквозь слезы. - Не прощуЕ ниЕкогдаЕ бабушка!
  И, скорчившись, коснулся лбом пола.

***

  За последние полтора года Сашка несколько раз слышала, с каким треском рвутся нитки, сшивающие привычный мир. Она думала, что привыкла.
  Катастрофа, случившаяся с Костей, заново объяснила Сашке, по краю какой пропасти она ходит все эти месяцы. Из зубрежки, из пыльных книг, из бесконечных бытовых мелочей складывается лезвие бритвы, на котором Сашка балансируетЕ И пока удерживается. Пока.
  Третьего января Костя уехал на похороны. Полгруппы провожало его на вокзал. Сашка не поехала.
  Лиза не поехала тоже.
  Денис Мясковский, с которым Сашка никогда не водила дружбы, сидел на скамейке посреди двора и слепо водил веточкой по снегу. В ответ на Сашкин вопросительный взгляд покачал головой:
  - Ничего страшного. Могло быть хуже.
  Куратором Дениса была Лилия Попова; Сашка подумала в тот вечер, что Денису повезло.
  Лиза ушла куда-то вечером. На робкий вопрос, не нужна ли помощь, ответила таким взглядом, что у Сашки губы смерзлись. У Лизы были свои отношения с Фаритом Коженниковым, и Сашка малодушно не желала знать, чем именно Лиза расплатится за проваленный зачет. А сессия тем временем шла своим чередом; Сашка слышала, как один второкурсник сказал в коридоре другому:
  - У малых, слышь, многие посрезалисьЕ
  - Пусть скажут, что их не предупреждали, - резонно ответил его собеседник.
  Сашка опять перестала спать. Ложилась в постель, смотрела в потолок, ворочалась с боку на бок, поднималась и шла на кухню пить чай. Оксана безмятежно дрыхла; Лиза сидела над сборником упражнений. Сашка представляла, как ей должно быть страшно. Потому что Портнов может не поставить зачета и во второй раз, он не смилостивится. В этом учебном заведении нет такого понятия: милость.
  Vita nostra brevis estЕ
  Сашка думала о маме. Там, далеко, есть нормальный мир и обыкновенная жизнь. Люди работают, смеются, смотрят телевизор; Сашка скоро появится там - ненадолго. На месяц. А потом ей придется возвращаться в институт, снова делать эти упражнения, и читать эти параграфы, и чувствовать на шее железный ошейник шипами внутрь. Строгий ошейник, очень строгий. Она идет туда, куда ее ведут. Она меняется, линяет изнутри, думает чужие мысли. И не может вырваться.
  Весь первый курс, группы лА» и лБ», молча ушел в учебу. Костя вернулся седьмого, в Рождество, накануне экзамена по философии.
  Сашка пошла отвечать первой, без подготовки. Отбарабанила Аристотеля и Канта. Преподавательница, благосклонно улыбаясь, поставила ей лпять» в зачетку.
  - Пожалуйста, - сказала Сашка тихо. - Не валите Кожевникова. У него горе. Бабушка умерла.
  Философичка подняла на нее удивленные глаза. Ничего не сказала. Вернула зачетку.
  Костя получил лтри», хотя, по словам свидетелей, ни разу не раскрыл рта.
  Приближалось двенадцатое число, последний экзамен и отъезд. Испуганная тишина, установившаяся на первом курсе после зачета по специальности, понемногу расслаивалась. Уже смеялись, целовались, уже носили - под полой - на кухню водку и красное вино; оценки по философии радовали, и все надеялись, что историчка тоже не будет придираться.
  Костя ни с кем не разговаривал. Жени Топорко, вертящейся рядом, будто не замечал. И - Сашка понимала со все нарастающим ужасом - ничего не учил, не делал упражнения. Шел - катился под откос - ко второму провалу.
  - Не жалей, - сказала Оксана. - Они с Женькой, говорят, в девятнадцатой кровать сломали, так прыгали. Пришлось ножку доской подпирать.
  Сашка молчала.
  - Он вашему куратору сын, как-никак. Дело родственное.
  - Я заметила.
  - Ну, - неуверенно протянула Оксана. - Сколько старушке-то было? Семьдесят шесть? Все-таки возрастЕ
  Под Сашкиным взглядом Оксана замолчала, сделав вид, будто ее очень интересует содержимое кастрюльки на плите. Кажется, из всего института только Оксана умела готовить и время от времени баловала себя - и соседей - каким-нибудь особенным домашним рагу или варениками с капустой.
  Сашка вышла из кухни. Спустилась на первый этаж и постучала в дверь седьмой комнаты. Ответил голос Захара:
  - Входи!
  Сашка вошла.
  В комнате стоял неописуемый бардак. Одежда, от белья до зимних курток, грудами лежала на стульях и на полу. Столы покрыты были слоем учебников, глянцевых журналов с голыми девушками, скомканных листов бумаги, носков и грязных пластиковых тарелок. Стоял тяжелый дух застоявшегося табачного дыма, куда более густой, чем в Сашкиной спальне.
  Захар сидел за книгой. Леня, третий обитатель комнаты, стоял в углу, подняв руки, и смотрел в одну точку. Не мигал. Раньше, еще в сентябре, такая картина напугала бы Сашку до медвежьей болезни. Теперь она догадывалась, что Леня, скорее всего, просто делает серию мысленных упражнений.
  Костя лежал на своей кровати лицом к стене.
  - Э, - сказал Захар, поймав Сашкин взгляд. - Я ему говорю - учи, дурак, хуже будет. А он все, спекся. У нас на курсе тоже был одинЕ сломался на первой сессии.
  - Отчислили? - глухо спросила Сашка. Захар мрачно усмехнулся:
  - ОтчислилиЕ Совсем отчислили, вообще. Он башкой тронулся, да иЕ А ты чего пришла?
  Сашка перевела взгляд на Костю.
  - Захар, как ты взял очки у Портнова?
  - Подошел и попросил.
  - И он согласился?
  - Конечно. Он сказал, это будет прикольно.
  - Так и сказал?
  - НуЕ приблизительно. А что?
  - НичегоЕ Что с нами будет?
  Захар пощелкал выключателем настольной лампы:
  - Мы с тобой закончим. Ленька тоже. ЭтотЕ ну не знаю.
  - Что с нами будет, когда мы закончим институт? Захар помолчал.
  - Мы изменимся. Все изменится. Зрение, слух, весь организм перестроится. Это до третьего курса. ПотомЕ в зимнюю сессию будет очень важный экзамен, переводной. И тогдаЕ
  - Что?
  - Не знаю. Думаешь, на втором курсе нам все рассказывают? Но мне кажется, что мы вообще перестанем быть людьми.
  - А кем мы станем? Роботами?
  - Кажется, все по-разному. На третьем курсе, после экзамена, начинается специализация. По-моему, так.
  - А зачем это все? Для чего это надо? Кому?
  Леня не моргал. Происходящее в комнате его не занимало. Захар тер кончик носа и смущенно улыбался, будто ему было неловко за Сашку и ее вопросы.
  - А преподаватели - они люди? - Она не сдавалась.
  - Физрук - точно человекЕ
  - Я не про физрука! Ты знаешь, про кого я! Захар облизнул губы:
  - Я точно так же все знаю, как и тыЕ У тебя волосы какого цвета?
  - Черные, - сказала Сашка удивленно. - Ну, темно-каштановыеЕ АЕ
  - Да мне все кажется, что фиолетовые, - Захар утомленно прикрыл глаза. - У всех желтые, а у тебя фиолетовые. Такие цветовые пятнаЕ Портнов говорит, это нормально, пройдет.
  Сашка снова посмотрела на Костю. Он не спал. Сашка понимала, что он притворяется.
  - Ты на каникулах поосторожнее, - сказал Захар. - У нас на курсе одна девка после зимней сессии приехала домой, погуляла, ну, свобода ей в голову ударила, она и сказала родителям: попала, мол, в тоталитарную секту, меня травят психоделиками, я схожу с ума, спасайте. А родители у нее крутые, положили ее в крутую клинику и давай лечитьЕ
  - И что?
  - Когда Фарит ее привез через неделю, она была уже круглая сирота. Семестр проучилась, на летней сессии срезалась и спятила уже по-настоящему. Где-то в психушке сейчас.
  - Врешь!
  Захар прикрыл глаза:
  - Слушай, я специальность-то сдал, но у меня по английскому экзамен. Ты что-то хотела Косте сказать?
  Сашка перевела дыхание. Взяла со стола кружку с недопитым чаем и выплеснула лежащему на голову.
  Костя вскочил. Конечно, он не спал; уставился на Сашку, как на палача:
  - Ну чего тебе?! Ну чего? Дай сдохнуть спокойно! Дайте мне все спокойно сдохнуть!
  - Возьми себя в руки, - сказала Сашка.
  И с удивлением услышала в своем голосе интонации Портнова.
  До повторного Костиного зачета оставалось три дня.
  - Ты должен это сделать. Все остальное - потом.
  - Я не могу. ЯЕ
  - Заткнись! Ты грязь, а не мужчина, ты слизь, баба, импотент! Ты не умеешь держать удар!
  Он только ниже опустил плечи.
  - Послушай, - сказала Сашка. - Если мы все это выучимЕ Если пройдем до конца этот курсЕ То, наверное, станем такими, как они. И сможем говорить с ними на равных. Тогда мы отомстим твоему отцу. Я тебе обещаю.
  Костя медленно поднял глаза. Впервые Сашка заметила в них что-то, кроме горя и обреченности.
  - А если они нас раздавят, мы ведь не сможем отомстить. Мы слабые - сейчас. Но мы будем другими. Мы найдем, как с ними посчитаться.
  - У меня не выйдет, - сказал Костя. - За три дня - десять упражнений - нереально.
  - Реально. Я делала и по двадцать.
  - Что?!
  - Книжку бери! Читай упражнение вслух!
  Часы шли за часами. Сашке все чаще хотелось его ударить. Стегануть, чтобы собрался. Чтобы сосредоточился и сделал то, что готово больше чем наполовину. Она не могла видеть, что творится у него в воображении, но по взгляду, по дыханию научилась отличать удачи от киксов и сбоев.
  Когда он сбился в конце длинной серии из пяти сложных упражнений, она не выдержала и ударила его по щеке. Он отшатнулся, схватился за лицо:
  - Ты что?!
  - Соберись! - прокричала Сашка в его красные затравленные глаза. - Соберись и сделай все сначала, или еще не так получишь!
  Она с опозданием почувствовала, как горит ладонь. Удивилась сама себе: ей в жизни не случалось никого бить. Даже в шутку. А теперь она готова была схватить веник на длинной ручке, оказавшийся в углу, и бить этой палкой всерьез - избивать, причинять боль.
  Под вечер он захотел спать, но Сашка не пустила. И сидела с ним всю ночь, а на рассвете, уже часов в девять, он вдруг почувствовал сам - и понял, как эти упражнения делаются.
  Они сидели в коридоре общаги на принесенных из комнаты стульях. Вокруг что-то происходило, ходили, топали, орали, смеялись, жаловались на недосып, просили жрать; Костя в этот момент поверил, что через два дня сдаст зачет.
  А Сашка только теперь поняла до конца, что за ад он носил в себе все эти дни.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»