«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 62%

  Арман вздохнул. Оторвался от неба. Без улыбки заглянул Юте в лицо:
  - Ты тоже.
  Она попыталась пошутить:
  - Но про меня ведь ничего не сказаноЕ В пророчествеЕ
  Он по-прежнему смотрел совершенно серьезно:
  - Сказано.
  Пух, оседая, опускался им на плечи. На фоне широкого лунного диска возник черный силуэт нетопыря. Взмахнул крыльями, пропал.
  - Мы в облаке, - сказала Юта. - Мы без спросу забрались в облака. Хотя нет, в облаке холодно и вовсе не так уютноЕ По-твоему, калидоны не вернутся?
  - В этой жизни, - отозвался Арман немного насмешливо, - ничто просто так не возвращается.
  Ее ноги ослабели, и она снова опустилась в белую перину. На луну набежало облачко, звезды вспыхнули ярче. Ютины глаза не видели Армана, но что-то другое, не зрение, точно знало, что он стоит в двух шагах и смотрит на море.
  - АрманЕ Теперь я понимаюЕ Я по ошибке родилась среди людейЕ Я должна былаЕ Родиться среди драконовЕ
  Он улыбнулся - насмешливо и вместе с тем печально, Юта не видела его улыбки, но знала, что он улыбается.
  - Среди драконов, - сказал он медленно, - уже давно никто не рождается.
  Луна не спешила выбираться из тучки. Продолговатая Медовая Дорога казалась вторым гнездом калидона - но на небе.
  - У нас эта туманность называется Медовая Дорога, - прошептала Юта. - А у вас?
  - У насЕ - помолчав, отозвался Арман, - она называется Огненное Дыхание.
  Он опустился в пену пуха - Юта не видела, но точно знала. Поднялось почти невидимое без лунного света облачко.
  Не ведая, зачем, Юта погрузила в пух свои руки - до плеч. Левая рука, пробираясь сквозь теплое и мягкое, вдруг встретилась с холодными и жесткими пальцами.
  Принцесса замерла. От этого прикосновения, ожидаемого и внезапного, забегали по спине полчища мурашек, а сердце, и без того неспокойное, вдруг сорвалось с цепи и заколотилось так, что новые пушинки взвились в воздух без видимой на то причины. Юте показалось почему-то, что это прикосновение важнее, чем прогулка на спине дракона, важнее всех калидоньих гнезд и всех созвездий мира, но рука ее онемела и перестала слушаться.
  Неспешно вышла из облака круглая луна.
  Бессмысленно глядя на нее широко раскрытыми глазами, Юта чувствовала, как пальцы Армана осторожно сжимают ее ладонь.
  Чуть-чуть. Очень бережно. Очень нежно.
  А потом отпускают.
  Ютина рука мечется в толще пуха, потерянная, как заблудившийся ребенок. И когда она теряет надежду - прохладные пальцы встречают ее снова. И девушка замирает, чувствуя, какой влажной и горячей становится вдруг ее ладоньЕ
  Юте хотелось, чтобы игра эта длилась вечно. Но рука Армана, сжав ее пальцы сильнее обычного, будто прощаясь, вдруг ушла прочь. Сам он, беззвучно оказавшись рядом, прикрыл ее плечи теплой охапкой пуха:
  - СпиЕ Скоро утроЕ
  Будто стряхивая запутавшиеся в волосах пушинки, провел по ее волосам. Мельком коснулся щекиЕ
  Отнял руку.
  И, засыпая в тревоге и надежде, она видела его тень, замершую на скалистой вершине. Арман смотрел на звезды, будто испрашивая у них совета.
  Утром он принес принцессу в замок. Нести пришлось в когтях - иначе как бы удалось высадить ее на вершине башни? Он осторожно поставил ее на окруженную зубцами площадку, и она тут же присела, втянув голову в плечи - такой ураган устроили его крылья.
  Он поднялся выше - принцесса выпрямилась и стояла неподвижно, отрешенная, какая-то потерянная. Запрокинув лицо, она смотрела снизу на летящего ящера. Глаз ее Арман не видел.
  Он устремился к Драконьим Вратам, и черный коридор, ведущий в замок, показался ему длинным как никогда. Приняв человеческое обличье, он поспешил наверх - но с каждым шагом шел все медленнее и медленнее, пока, наконец, не остановился.
  В ушах его все еще ревел ветер высоты, а перед глазами сиял небесный Венец Прадракона, пальцы его не забыли ни горячей ладошки в толще птичьего пуха, ни густых растрепанных волос, прикрывающих теплое ухо, ни щеки - гладкой, как вылизанный морем камушек. Он еще жил памятью минувшей ночи - но уже ныли виски, и глубоко внутри груди рождалось тяжелое и холодное, как камень клинописного зала, предчувствие.
  Он заставил себя продолжать путь. В зале с камином его встретила Юта.
  К ее черному свободному балахону пристали пушинки, сделав принцессу похожей на карту звездного неба. Все еще отрешенная, потерянная, она шагнула ему навстречу - и остановилась, будто не решаясь подойти.
  Может быть, она ждала от него каких-то слов. А может быть, ей доставляло удовольствие просто молчать, выпутывая из волос белые шарики и то и дело опуская ресницы?
  Он стоял и молча смотрел, пытаясь понять - что изменилось? А ведь перемена произошла, и сейчас, на его глазах, еще продолжалась - на смену растерянности приходило новое, а он, смятенный, пока не понимал, что именноЕ
  Он шумно вздохнул. Попробовал улыбнуться:
  - ТыЕ Тебе не холодно?
  Она отрицательно покачала головой. Арман не знал, что говорить дальше.
  Тогда она отвела с лица волосы и улыбнулась. Такой улыбки у нее Арман еще не видел - она сделала Ютино лицо не просто привлекательным - милым.
  Ему вдруг открылось, что за новая перемена случилась с Ютой на его глазах. Принцесса просто спокойно приняла все происшедшее - как неизбежное, как естественное, как единственно возможное развитие событий.
  - Ты, наверное, хочешь отдохнуть? - спросила она радушно. - Я соберу завтрак, а ты, пожалуй, отдохниЕ Я позову тебя. Да?
  Как просто, подумал Арман. Как просто эта девочка разрешает все вопросы. Бесхитростно и мудро, какЕ женщина.
  - Да, - сказал он хрипло. - Позови.
  Она улыбалась ему вслед.
  Он брел коридорами, а в ушах у него повторялось и повторялось спокойное, благожелательное: "Я соберу завтракЕ А ты отдохни".
  Они будут жить долго - до самой Ютиной старости. Пророчество в клинописном зале позволило ему счастье, даже предписало, поместив рядом с его именем слово "любовь", слово, которое так редко встречается в древних текстахЕ Он будет носить ее над моремЕ Придет и уйдет зима, и снова придет, и, возможно - чем горгулья не шутит - у них будетЕ страшно подумать, но вдруг все-таки это возможно?.. будет ребенокЕ
  Арман свернул, и новый коридор вдруг обернулся тупиком. Ишь, куда занесло, это же Северная башня, развалина, и ход туда замурованЕ
  Он стоял лицом к лицу с влажной стеной, сложенной из крупных, грубо отесанных валунов. Тот камень, что поселился утром в его душе, был им сродни - такой же тяжелый и холодный.
  Так всегда бывает. Мысли и мечты, целая вереница планов - пока не утыкаешься носом в глухую каменную стену.
  Он закрыл глаза, чтобы не видеть лаково поблескивающих глыб. Нет такого закона, чтобы позволил человеческой дочери вступить в союз с драконом, пусть даже оборотнем. Двести поколений его предков, с которыми его примирили было слова Пророчества, двести поколений яростных, непримиримых ящеров поднимутся со дна моря, чтобы помешать такому союзу. Три королевства объединяться армией против такого союза. Проклятье придавит замок, и он погребет под собой отступников, ослушников, выродковЕ
  Выродков? Он вздрогнул.
  Хорошо, положим, что двести поколений уже не имеют власти над взбунтовавшимся последним потомкомЕ Могучие корни давно усохли, последний листок сорвался с дерева и летит по воле ветра, которую ему нравится считать собственной волейЕ Пусть три королевства никогда ничего не узнают, пусть Юта добровольно и навсегда откажется от родныхЕ Пусть так, но всю жизнь, всю человеческую жизнь провести в холодном и неустроенном замке? Не увидеть ни одного лица, кроме давно и до мелочей знакомого лица Армана? Проводить бесконечные часы перед мутным магическим зеркалом, по крупицам вымаливая у него то, что все люди имеют в избытке и даже не замечают этого? И, наконец, состариться рядом с огнедышащим ящером, который и через сто лет вряд ли сильно изменитсяЕ Не будет у них ребенка, это самообманЕ Юте некого будет баюкать и учить ходить. Она осознает свое одиночествоЕ
  Он повернулся и, как слепой, побрел обратно.
  Он дракон и мужчина. Он должен решать. Решать сейчас, или жизнь сделается невыносимойЕ
  - Арма-ан!
  Она тщательно причесалась и повязала голову шнурком, подпоясалась самодельным передником - хозяйка, да и только:
  - А я тебя ищу-ищуЕ
  Он отвернулся, чтобы не видеть ее сияющих глаз. Решать - сейчас. Если тянуть дальше, может не хватить духу.
  Сказал в стену:
  - Извини. Мне надо улететь. Наверное, надолго.

8

  Я силился жажду песком утолить,
  И море пытался поджечь.
  Мечтал я тебя позабыть.
  Арм-Анн
  Король Контестар Тридцать Девятый, высокий, но преждевременно сгорбленный недугом старик, нашел в себе силы поприсутствовать на судебном заседании. Тяжело опираясь на руку принца Остина - своего единственного сына и наследника - он медленно прошествовал по устланному коврами помосту и с трудом опустился в глубокое кресло.
  С давних пор король Контестарии являлся к тому же судьей; время от времени ему приходилось публично разбирать тяжбы и выносить приговоры. Но ни для кого не было секретом, что Контестару Тридцать Девятому уже не по силам справляться с этой обязанностью, и он хочет передать ее сыну.
  Королю оставалось жить на земле считанные недели. Болезнь грызла его изнутри, намереваясь покинуть его тело только вместе с жизнью; разум же оставался, на счастье, столь же светел, как прежде, и лицо, изуродованное страданием, по-прежнему носило печать благородства. Король откинулся на спинку кресла и обвел взглядом притихшую площадь.
  Народу собралось видимо-невидимо - не столько из-за предстоящего судебного разбирательства, сколько в надежде посмотреть на старого короля - возможно, в последний раз. Отцы поднимали детишек повыше, чтобы те, повзрослев, могли сказать своим детям: "Я видел короля Контестара незадолго до его смерти!"
  Остин, высокий, поджарый, весь как-то заматеревший за последние месяцы, опустился перед креслом на одно колено. Король протянул дрожащую руку и возложил на плечи сына ленту сухой змеиной кожи - символ правосудия. Таким образом он как бы благословлял его вести сегодняшнее судебное заседание.
  Остин поднялся. Змеиная кожа спускалась ему на грудь двумя изумрудными полосами. Обличенный властью, он стал за спинкой кресла, и в тот же момент площадь разразилась приветственными криками. Люди радовались, что на смену старому и мудрому Контестару придет достойный наследник - молодой, сильный и доблестный. Горожанки, молодые и зрелые, заливались к тому же кокетливым румянцем - ну до чего ж красив!
  Стражники звякнули копьями - судебное слушанье началось.
  Первыми перед помостом предстали шестеро почтенного вида крестьян. В толпе удивились - что могли натворить столь достойные старцы? Оказалось, впрочем, что старцы пришли с челобитной - просили облегчить непосильный груз налогов, взимаемых с крестьянских общин. Ничего удивительного в этой просьбе не было - без просьб о снижении налогов не обходилось обычно ни одно судебное заседание, хотя очень немногие просители добивались успеха. Стража, ожидая команды, изготовилась оттеснить хлебопашцев в сторону - но тут заговорил принц Остин.
  Он говорил, не повышая голоса, но вся площадь прекрасно слышала каждое его слово. Он напоминал, что не так давно лесные дороги были практически непроходимы - столько разбойников завелось в округе. Он перечислил по названиям все торговые корабли, ставшие жертвой пиратов в позапрошлом году. Он спрашивал - почему лесные дороги теперь безопасны? Почему пираты ушли от Контестарских берегов? Не потому ли, что вооруженные патрули днем и ночью сторожат спокойный сон сограждан? Не потому ли, что береговая охрана поймала и повесила троих самых отчаянных пиратских капитанов?
  Он говорил просто и убедительно. Где взять деньги на содержание патрулей и береговой охраны? Разве деньги почтенных хлебопашцев идут не на то, чтобы их же, хлебопашцев, обезопасить? Может быть, они предпочтут отдать налог разбойнику - только гораздо больший и подчас вместе с жизнью? А ведь где-то в горах живут еще драконы, а в море, возможно, не перевелись морские чудовищаЕ На них ведь тоже должна быть управа!
  С каждым словом принца почтенные хлебопашцы сникали все больше и больше. Наконец, полностью осознав себя шкурниками и скупердяями, они сочли за благо поскорее смешаться с толпой. Толпа радостно загудела - принц говорил хорошо.
  Остин потрогал змеиную кожу, лентой свисавшую ему на грудь, и невольно улыбнулся.
  Следующим делом была тяжба. Спорили два мелких барончика, которые никак не могли провести границу между своими владениями - каждый норовил урвать кусок у соседа.
  Спорщики притащили на заседание старинную карту, вышитую гладью на огромном полотнище шелка. Карта изрядно вылиняла, а на сгибах и протерлась, но все еще можно было разглядеть кокетливую рамку, розового голубка в ее правом верхнем углу, а также два поместья, холм, речушку и лесок. Границы между землями двух хозяев на карте не значилось - вместо нее клочьями свисали вырванные нитки.
  - Смею обратить внимание вашего высочества на следующий фактЕ - в руках судящихся замелькали пожелтевшие свитки бумаги. - Племянник моего деда заверил свое правоЕ
  - Однако более ранний документ, ваше высочествоЕ Помолчите, вы, индюкЕ
  - Я индюк?!
  Бароны надрывали глотки, тыча пальцами в искусную вышивку, всячески понося друг друга и время от времени взывая к справедливости короля.
  Остин, кажется, смутился. Каждый из баронов был по-своему прав. Уловив его колебание, спорщики удвоили усилия. Из карты полетели нитки. Толпа заулюлюкала.
  Старый король болезненно поморщился и едва заметно кивнул головой. Остин наклонился к его лицу, и губы Контестара шевельнулись. Он что-то медленно и внятно говорил сыну, и на время, пока принц Остин не отодвинул свое ухо от его губ, на площади установилась относительная тишина - даже бароны примолкли.
  Остин выпрямился. Окинул спорщиков длинным серьезным взглядом. Громко велел принести чернила.
  Чернила нашлись тут же - их выхватили из-под носа удивленного писца. Остин кивнул - слуга поставил баночку на край помоста, прямо перед баронами.
  - Опустите палец в чернила, - велел Остин первому спорщику.
  Тот удивился, посмотрел на свою руку, на чернильницу - и осторожно просунул в узкое горлышко холеный розовый мизинец.
  - Так, - сказал Остин. - Теперь нарисуйте на карте границу владений вашего соседа.
  Мстительная улыбка растянула бароновы губы. Хищно шевеля ноздрями, он двинулся к карте - четверо слуг держали ее развернутой, как флаг. Барон взмахнул выпачканным в чернилах мизинцем - и на карте появилась граница, сужающая владения соперника на треть.
  - Очень хорошо, - терпеливо сказал Остин. И кивнул второму, приунывшему барону: - Теперь вы.
  Тот, обрадованный, подскочил к чернильнице и едва не опрокинул ее, сунув в чернила указательный палец. Бегом поспешив к карте, второй барон отомстил первому, нарисовав такую границу, которая не оставляла сопернику почти ничего.
  - Очень хорошо, - снова сказал Остин. - Слушайте решение суда. Мнения обеих сторон принято во внимание, тяжба разрешена, - Остин обвел взглядом площадь, спорщики тяжело дышали. - Границы будут проходить там, где вы их сейчас поместили, и каждый из вас будет владеть такой территорией, какую определил ему соперник. Пространство же, оставшееся между границами, отходит государству. Решение принято, и берегитесь ослушаться!
  Толпа взвыла в восторге, а посрамленные бароны удивленно воззрились друг на друга, причем один из них механически почесывал нос выпачканным в чернилах пальцемЕ
  Третьим, и самым неприятным делом был приговор грабителю, которого изловил в своем доме один неробкий горожанин. Грабителя полагалось осудить на торжественное утопление в сточной канаве, и люди, несомненно, приветствовали бы такой приговор. Но Остин медлил, поглаживая змеиную кожу.
  Подсудимый был сухоньким, никчемным на вид мужичонкой с редкой рыжей бородой, которая росла почему-то с одной стороны гуще, чем с другой. Закованный в цепи, он трясся и приседал, так что звон железа стоял - затыкай уши. Из толпы на него поглядывали с презрением и интересом.
  Остин покосился на отца - старик молчал. Принцу, по-видимому, предстояло принять решение самостоятельно. Площадь притихла.
  - Сослать на каторжные работы, - вздохнул принц.
  Толпа разразилась радостными возгласами - принц проявил милосердие. Впрочем, вряд ли радость горожан была бы меньшей, прояви принц, скажем, строгость и решительность. Остин, без сомнения, был любим и популярен.
  Наконец, судебное слушание было завершено, и на возвышение взобрался городской мэр. Судя по необычайно торжественному выражению его пухлого лица и свитку бумаги в руке, отец города собирался произнести благодарственную речь.
  Старый король не любил речей, в особенности благодарственных. Вряд ли мэр осмелился бы предстать перед собравшимися со своим свитком, если б за спиной Контестара не стоял Остин - а какой отец откажется выслушать слова благодарности в адрес сына? В особенности если отец - умирающий монарх, а сын - его молодой наследник, готовый взойти на престолЕ Приблизительно так рассуждал городской голова, кланяясь королю и отдельно - принцу, разворачивая свой свиток и принимая приличествующую случаю позу.
  - Ваше величество! - начал мэр нараспев. - Ваше высочество! Благородные господа! Добрые горожане! Сейчас, на ваших глазах, свершился справедливый суд. Здесь звучали мудрые речи, принимались мудрые решения, здесь порок понес заслуженную кару, а добродетельЕ хмЕ восторжествовала. Позвольте мне от нашего общего имени принести благодарностьЕ - мэр встретился глазами со старым королем, тот чуть заметно нахмурился, - благодарность его справедливому величествуЕ - складки на лице короля стали жестче, - и достойнейшему, разумнейшему, а также благороднейшему из принцев - его высочеству Остину!
  Толпа, заскучавшая было и начавшая разбредаться, снова восторженно взревела. Лицо старого короля просветлело, он с трудом обернулся, чтобы полюбоваться своим зардевшимся, засмущавшимся сыном.
  Мэр снова уткнулся в свой свиток и поэтому не видел, как стража у подножия помоста вдруг заволновалась, звеня оружием, как кого-то попытались оттеснить, завертелся человеческий водоворот - и из самой его гущи вдруг выбрался на возвышение смуглый, узколицый незнакомец.
  - От имени горожан, - сказал он хрипловатым, но весьма звучным голосом. - Еще одна благодарственная речь от имени горожан. Разрешите сказать, ваше величество.
  Мэр, который еще не закончил, в оцепенении от такой наглости и самозванства только открывал и закрывал рот, как аквариумная рыбка. Толпа же, напротив, очень обрадовалась такому повороту, из задних ее рядов доносилось ободряющее:
  - Пусть говорит!
  - Слезай, мэр, хватит!
  - Шпарь, сударь!
  Незнакомец, отпихивая руки стражников, встретился глазами со старым королем. Контестар нахмурился, глянул на мэра, на площадь, на Остина - и кивнул. Стражники нехотя убрались, мэр стоял столбом с бесполезным свитком в руках, а незнакомец, оттеснив его плечом, подошел к краю помоста.
  - Ваше величество! Ваше высочество! Господа и горожане! - начал он негромко, но, как прежде принца Остина, его слышала целая площадь. - От имени многих из вас я принес сюда свою благодарностьЕ и прежде всего его высочеству, благородному принцуЕ Говорят правда, что в трех королевствах давно не осталось благородных принцев. И знаете, почему? Благородство, мол, давно толкнуло бы их навстречу опасности, на битву за свободу и жизнь несчастной, полгода назад похищенной драконом принцессыЕ
  Толпа завозилась, не то в смущении, не то в гневе. Остин окаменел за креслом отца, а Контестар с самого начала речи сидел, опустив голову, и лица его никто не видел. Стражники обступили говорившего кольцом и то и дело поглядывали на короля, ожидая приказа - схватить, скрутить, увести. Приказа не было.
  - Так говорят! - повысил голос незнакомец. - Но кто из нас станет слушать эти бредни! В старину, правда, действительно было принято вызволять принцесс, а не оставлять их чудовищу на забаву. Но в старину и рыцари были - ого-го! Освобождали принцесс, еще и драконьи головы на копьях приносилиЕ Да это все в старину! А кто посмеет сегодня осудить принца, не пожелавшего вступить с драконом в бой? Никто, дорогие господа, потому что сражаться с драконом действительно страшно!
  В толпе засвистели и заулюлюкали, но и свист, и улюлюканье сразу же стихли, поглощенные всеобщим гробовым молчанием.
  - Может быть, кто-то из вас, господа, и не знает, что принцесса Юта из Верхней Конты похищена полгода назад? Понимаю, нынче у каждого хватает своих забот, а несчастная девушка, быть может, уже и не ждет освободителя - погибла, замучена, умерла от горя и стыдаЕ Так что теперь, господа, и подавно не стоит винить принца - не обязательно нашего, просто принца вообще - что он, мол, струсилЕ Сие не трусость, а разумная осторожность. А разве его высочество не доказал свою беспримерную мудрость в делах поистине государственных?
  - Пошел вон, самозванец! - истерически закричала какая-то женщина из толпы. - Пошел вон! Заткнись! Замолчи!
  Не нее шикнули.
  Остин стоял прямой, как врытая в землю свая. Лицо его, неподвижное, как маска, покрыто было красными и белыми пятнами. И лицо, и шея, и даже пальцы, которыми он, не замечая того, теребил край накидки на королевском кресле.
  Незнакомец скорбно развел руками:
  - Но, господа мои, ваше величество и ваше высочество, я взял слово, чтобы благодаритьЕ Благодарить, и только! Поблагодарим же принца Остина за то, что он жив, цел и с нами, а какая-то юная принцессаЕ Невелика потеря, в конце концов. К тому же, из соседней страны.
  Люди на площади прятали глаза. Самые глупые, в основном дети и подростки, громко спрашивали соседей, что такое плетет этот нахал. Кое-кто потихоньку выбирался из толчеи и торопливо шагал прочь. Толпа поредела; стражники у помоста хмуро переглядывались.
  Остин слышал шепот и шушуканье; мелькнувшая в толпе кривая усмешка ударила его, подобно пощечине, в каждом брошенном на принца взгляде мерещилась издевка. Люди, которые минуту назад боготворили его, теперь, казалось, молча спрашивали друг друга - а не трус ли, в самом деле, наш принц?
  Пятна на лице Остина сменились густой краской не то гнева, не то стыда. Ему захотелось убить говорящего. Прямо сейчас подойти и убить.
  - Сограждане! - незнакомец перекрыл голосом нестройный гул растерянной толпы. - У нашего короля достойный преемник! Я предлагаю покончить наконец со старым глупым обычаем, когда каждый принц, готовя себя к восхождению на трон, совершал так называемый подвигЕ Не надо подвигов, наш принц хорош и так! Достойный, благородный принц!..
  На площади хохотнули - Остина будто коснулось каленое железо. Там, откуда донесся смешок, затеялась и тут же улеглась потасовка. Принц окинул толпу затравленным взглядом - кто-то смотрел с сочувствием, кто-то - с насмешкой, но большинство глаз молча вопрошало: что же ты?
  Король поднял голову. Остин с ужасом увидел, как отец постарел за последние несколько минут. Площадь тоже заметила это - и стихла.
  - Мой сынЕ - с трудом произнес Контестар. Это были его первые слова за все утро. - Мой сынЕ - и снова опустил голову.
  В голосе отца Остину послышались горечь и стыд. Не дожидаясь, пока народ на площади окончательно разбредется, он шагнул вперед. Кровь наконец отхлынула от его лица, и оно сделалось белым, как флаг над сдающейся крепостью.
  Со сладострастным наслаждением Остин схватил незнакомца за тесемки плаща, завязанные под горлом. Схватил, с треском рванул, ощущая, как уходит из груди сосущая слабость, как сменяет ее привычная уверенность и азарт. Тряхнул говоруна еще раз - толпа зарукоплескала. Толкнул незнакомца в грудь - тот отлетел на несколько шагов и едва удержался на краю помоста.
  - Твой черный рот пусть остается при тебе, шут, - Остин подбоченился. - Свои побасенки расскажешь нищим на базаре. А я завтра же отправляюсь на бой с драконом, освобожу принцессу и выставлю на рыночной площади голову проклятого ящера, насаженную на копье. А тебя, болтун, заставлю сожрать его язык!
  Толпа радостно взревела. Люди обнимались, каждый твердил соседу: вот видишь! Остин стоял над бушующим человеческим морем, как победитель - будто голова дракона уже красовалась на копье.
  Старый король, поникший, ослабевший, сидел в своем кресле, ни на кого не глядя.
  Незнакомец, по-видимому, посрамленный, потихоньку слез с помоста и отправился прочь. Люди сторонились его, обдавая презрением; какая-то молодка плюнула в него и попала на рукав. Рассеянно отирая ее плевок, он выбрел на безлюдную окраину и тяжело поднялся в темнеющее небо.
  Ютины глаза были сухими и красными. Всю долгую ночь она провела на башне, сжигая факел за факелом и вглядываясь в осеннюю темень.
  - Тебя не было два дняЕ ЯЕ я думалаЕ
  Он избегал ее взгляда. Смятенная, растерянная, она неуверенно держала его за рукав:
  - Что-то случилось? Может быть, опять твои видения?
  - НетЕ - выдавил он из себя.
  - Тогда что? Может быть, я что-то снова сделала не так?
  - НетЕ
  Он ничего не сможет ей объяснить. Он поступает правильно; пусть тошно сейчас - зато потом будет все хорошо. Юта будет счастлива.
  - Все будет хорошо, Юта, - сказал он хрипло.
  - А сейчас, - спросила она испуганно, - сейчас все плохо, да?
  Он отвернулся.
  - Послушай, я усталЕ Мне бы поесть и отдохнутьЕ А потом, если хочешь, мы поговорим.
  - ПоговоримЕ - отозвалась она, как эхо. И прижала ладони к щекам.
  Он лежал на сундуке, забросив руки за голову, и смотрел в потолок.
  Осталось несколько часов. Возможно, рано утромЕ
  До чего хороша была шляпка с лодочкой. Жаль, что ее сорвал ветерЕ Давным-давно. Принцесса в когтях, как обезумевший котенокЕ
  Медленно гас дневной свет в решетчатом окне. Комната погружалась в темноту, и бессонным Армановым глазам являлись бесконечные калидоновы гнезда, парящий в лунном свете пух, глаза, пальцы, волосыЕ Он встал и подошел к магическому зеркалу, затянутому паутиной.
  Паук опоздал убраться вовремя, за что и был сметен прямо на пол вместе с обрывками своей сети. Зеркало нехотя засветилось изнутри, показало пастуха, заснувшего возле догорающего костра, потом бесстыдную парочку, деловито барахтающуюся в стоге сенаЕ
  Арман криво усмехнулся.
  Ночь застала его над морем.
  Тяжело взмахивали перепончатые крылья. Время от времени из широкой глотки бил столб пламени, и тогда освещались низкие тучи и вздрагивали от ужаса морские обитатели. А в клыкастой башке вертелись невесть откуда взявшиеся слова:
  - Я силился жажду песком утолитьЕ И море пытался поджечьЕ И мореЕ поджечьЕ
  Дракон ревел, и торговое суденышко, проходившее неподалеку, едва не потерпело крушение - так испугался вахтенный матрос.
  Войдя на рассвете в свою комнату, он застал там Юту. Принцесса дремала перед светящимся зеркалом, уронив голову на грудь. Неслышно ступая, он подошел и опустился рядом - на пол.
  Поверхность зеркала рябила цветными пятнами, и странные тени ложились на склоненное Ютино лицо.
  Арман протянул руку - и отнял, так и не решившись дотронуться до ее волос. Но она, почувствовав во сне его движение, потянулась и открыла глаза.
  Некоторое время они молчали, глядя друг на друга. Наконец, принцесса спросила:
  - ТыЕ отдохнул?
  - Что?
  - Ну, ты сказал, что мы поговорим, когда ты отдохнешьЕ
  Принцессины слова доходили до него будто бы с опозданием. Если принц выехал, как и собирался, вчера на рассветеЕ
  - А о чем ты хотела бы говорить?
  Ее, кажется, обидели эти слова, но она превозмогла обиду. Помолчала. Тихо начала:
  - Прошлой ночью, когда тебя не былоЕ Я представила, что ты не вернешься.
  Принц, конечно, набрал с собой целую кипу смертоносного железа, его коню тяжелоЕ Но если он выехал раноЕ
  - ПредставилаЕ что я не вернусь? - повторил он тупо.
  Она терпеливо продолжала:
  - У меня было много времени на размышления, АрманЕ Мне показалось, что все-все ночи на свете слепились в однуЕ Я зажгла тебе маяк на башне, но ты был далеко и не видел.
  - Не видел, - эхом повторил Арман.
  - И я решила, что когда ты вернешьсяЕ Если ты вернешься, то я обязательно тебе скажуЕ
  Она осеклась. Он смотрел в пол и не видел того, что увидела она.
  Магическое зеркало вдруг прояснилось, и рыцарский конь, покрытый кольчужной попоной, загромоздил его от рамки до рамки. Глухо застучали копыта по заброшенной дороге, конь отодвинулся вглубь, и виден стал его всадник - воин в шлеме и железных наплечниках, в руках длинное копье, на боку огромная тяжелая секира, и древко еще какого-то оружия выглядывает из-за плечаЕ Рыцарь ехал по извилистой дороге, и зеркало тут же показало эту дорогу целиком - такую знакомую, до мелочей изученную Ютой во время бдений на Западной башне.
  На какое-то время принцесса лишилась речи. К замку скакал освободитель, и картинка в зеркала была на диво ясной и яркой, так что можно было различить мелкие камушки, разлетающиеся из-под копыт, дорогую уздечку и узорный, мастерски изготовленный шлем, который закрывал воину лицо.
  - АрманЕ - прошептала Юта.
  Он нехотя поднял голову. В ту же секунду рыцарь, придержав коня и намереваясь осмотреться, поднял забрало.
  Лицо его было молодым и суровым. Ко лбу прилипла прядь светлых волос. Глаза сузились в две голубые щелки. Этот человек ехал драться, и драться на смерть.
  - ОстинЕ - выдохнула принцесса. - Остин! Арман, это же Остин!
  Все происходило, как в давнем сне. Совсем, как в Ютиных мечтах, принц Остин опустил забрало и решительно двинулся вперед.
  Он был героем ее детства. Он был мечтой ее юности. Сколько раз она молила судьбу, чтобы за праздничным столом их посадили рядом! Сколько раз она сладко замирала, касаясь его рукава! Сколько раз воображала - вот их выбросило штормом на необитаемый островЕ Вот они вместе заблудились в лесуЕ Сколько раз, забывшись, выводила чернилами и грифелем, мелом и палочкой на песке - ОстинЕ ОстинЕ
  И вот мечта осуществилась, а ей все еще не верилось. Он едет сюда? Он хочет освободить ее и взять в жены?!
  Юту бросило в жар, мгновенно вспыхнули щеки и уши. Взять в жены? Остин? Ее?
  Арман стоял рядом. От него не ускользнули ни смятение, ни смущение, ни радость Юты. Победив первый приступ горечи, он испытал даже некое слабое облегчение - все-таки правильно рассудил.
  - Это ОстинЕ - в который раз благоговейно прошептала Юта. Рыцарский конь тем временем взобрался на возвышение, и фигура всадника чеканно красовалась на фоне утреннего неба.
  Арман с трудом стряхнул оцепенение. Взял Юту за плечи, и ему показалось, что принцесса, чью теплую кожу он ощущает под грубой тканью балахона, разом отодвинулась от него за горы и моря, за сто лесов и сто озерЕ
  - Пойдем, принцесса. Надо идти.
  - Идти? - она смотрела на него непонимающе, и вдруг ее счастливые глаза наполнились ужасом. Она смертельно испугалась за Остина, она вообразила, что Арман хочет убить принца!
  И снова Арман превозмог волну острой боли. Сказал как мог мягко:
  - Все будет хорошоЕ Я же говорил тебе, ЮтаЕ Все будетЕ Ну пойдем, пожалуйста.
  Она двинулась за ним, все еще напряженная, настороженная. Он привел ее к лестнице, ведущей на башню. Легонько подтолкнул:
  - Ну же, поднимайсяЕ Не бойся ничегоЕ
  Спотыкаясь, она полезла вверх, а он поспешил к драконьему тоннелю, обернулся ящером и вылетел из замка.
  Принц на своей лошадке был уже совсем близко; рыцарский конь присел, когда Арман появился в небе. На башне застыла Юта, ветер красиво развевал полы ее балахона. Хорошо бы что-то беленькое, мимоходом подумал Арман. Платок там или шарфЕ Белое чтоб развевалось - так еще живописнееЕ
  Рыцарь на дороге боролся с конем, который видел дракона, пусть даже в небе и довольно далеко, впервые в жизни. Только бы не удрал, подумал Арман. Первым делом надо снять его с седлаЕ
  Юта подняла навстречу Арману белое лицо. Он покружил над башней, вытягивая лапы вниз, пытаясь объяснить ей, чего хочет. Потом спустился и привычно ухватил принцессу в когти.
  Не глядя на принца, он нес ее в скалы, и чувствовал тяжесть, и нежность, и тепло ее тела. Он касался ее последний раз в жизни, и, будто в насмешку, не руками, а страшными чешуйчатыми лапамиЕ
  В голубом небе висела бледная утренняя луна.
  Он поставил ее на вершину невысокой скалы. Отсюда она все увидит, потом без труда сумеет спуститьсяЕ А принц сможет ей помочь.
  В последний раз он посмотрел на нее сверху и страшно пожалел, что так и не обнял ее на прощанье.
  Неподалеку истошно заржал рыцарский конь. Арман с трудом оторвал глаза от Юты и обернулся к Остину.
  Принцу удалось призвать коня к порядку, и, дрожа как осиновый лист, но слушаясь поводьев, боевое животное влекло рыцаря навстречу битве.
  Арман поспешил к тому месту, где дорога раздавалась вширь, где его предки крушили хребты предкам Остина. Посреди ровной площадки горкой свалены были кости и черепа - Арман дохнул, страшные останки размело в стороны, и следа не осталось. Не стоит пугать принца раньше времени.
  Потом он сел на хвост и стал ждать.
  Медленно, медленно, спотыкаясь и запинаясь, рыцарский конь выбрался из-за скал - и остановился, не в силах преодолеть страх.
  Арман сидел неподвижно, сложив крылья самым мирным и добропорядочным образом. Копье принца тем не менее заметно вздрагивало - даже забрало шлема, закрывающее его лицо, казалось бледным, как мел.
  Секира Остина, впрочем, имела крайне устрашающий вид, а то, что висело за спиной, оказалось огромной шипастой палицей. К седлу был приторочен еще и арбалет; хорошо, подумал Арман, что принц не захватил с собой сотню лучников и пушку на лафете. Все-таки уважает правила игры.
  Наконец, Остин решился на некое подобие атаки.
  - Ну, ты, - послышался из-под шлема неожиданно высокий, почти детский голос, - мерзкое чудовищеЕ Хочешь отведать каленого булата?
  Красиво говорит, - подумал Арман, но не сдвинулся с места.
  - Сейчас получишь, - пообещал Остин и примерился копьем Арману в глаз.
  Арман не шевельнулся.
  Принц вякнул что-то жалобно-молодецкое и метнул копье - он все-таки считался хорошим метальщиком. Арман отклонился и поймал копье бронированным плечом. Печально звякнув, отвалился наконечник.
  Принц попятился. Арман пожалел, что не может заглянуть ему под забрало.
  - Ты! - крикнул Остин надрывно. - Ты! Жаба с хвостом! Сейчас получишь у меня!
  Конь под принцем обгадился.
  - Сейчас узнаешьЕ Я-то кишки из тебя повыпущу! Я-то башку твою препоганую соломой набью! Я твоей шкуройЕ
  Фантазия изменила принцу, он замолк на полуслове.
  Юта волнуется, мельком подумал Арман. Пора заканчивать.
  Он развернул крылья - конь дико заржал, вернее, закричал не своим голосом, и поднялся на дыбы, грозя сбросить неуклюжего в своем железе всадника.
  Легкий, как бабочка, Арман взвился над головой перепуганного принца и, чуть зацепив его когтями, сбросил с седла. Почуяв свободу, отважный рыцарский конь ринулся бежать со всех ног. Он бежал, громыхая кольчужной попоной и все более пугаясь - ему казалось, что крылатое чудовище преследует его.
  Принц же вскочил, сжимая в руках огромную секиру. Возможно, получая ее из рук оружейников, он в самом деле верил, что принесет домой отрубленную драконью голову. Сейчас широкое сверкающее лезвие казалось ему таким же грозным, как перочинный ножик в руках школяра, и, чтобы спасти свою умирающую храбрость, он снова выкрикнул:
  - Ящер, смрадный ящер! Подходи, ну?!
  Арман внял его просьбе и чуть придвинулся. Секира со свистом разрезала воздухЕ и до половины ушла в каменное крошево. Принц потерял равновесие, но удержался на ногах и тут же выхватил из-за спины боевую палицу, шипастую, как стебель розы.
  Он храбр, подумал Арман почти что с сожалением. Он действительно храбр и доблестен. Девять принцев из десятка давно бежали бы прочь без оглядки.
  Остин тем временем возился со шлемом - при ударе тот съехал на бок и, по-видимому, причинял принцу большие неудобства. Забрало свернулось к уху, а на месте лица оказалась сплошная железная стенка - ни вздохнуть, ни взглянуть на противника. Принц похож был сейчас на мальчика, в шутку натянувшего на голову котел, не сумевшего снять посудину и ужасно перепугавшегося.
  Арман терпеливо ожидал.
  Наконец Остин перехватил палицу в левую руку, а правой ухитрился-таки отстегнуть ремешок. Стянул шлем с головы, облегченно вздохнув, уронил в камни.
  Светлые волосы, мокрые от пота, прядями облепили голову. Свирепые голубые глаза. Он все равно был красив - даже более красив, чем тогда на площади, перед влюбленной толпой.
  Будь счастлива, Юта.
  Арман наклонил голову и шагнул вперед. Остин стремительно размахнулся и ударил Армана прямо по голове - у того искры из глаз посыпались.
  Зашатавшись, Арман рухнул на землю. Остин размахнулся еще раз и снова ударил по костяному гребню. Жалобно застонав, дракон откатился в сторону - только камни хрустели под чешуей. Остин поспешил за ним - но ящер уклонился, тяжело поднялся, снова застонал - уже в воздухе. Сделал вид, что падает - и в последний момент удержался на лету. Неровно, зигзагами, полетел прочь.
  Остин выкрикивал ему вслед что-то азартное, боевое; он прыгал на месте и потрясал палицей, до сих пор не веря, что справился с чудовищем. Он приглашал Армана вернуться, громко сожалея, что не успел срубить отвратительную башкуЕ А через камни и трещины к победителю бежала Юта.
  Весь поединок она простояла на вершине скалы. Она видела, как Арман сбросил Остина с седла, и прокусила до крови руку, испугавшись за жизнь принца. Несколько минут после этого она просто сидела на корточках, зажмурив глаза и зажав ладонями уши, а когда решилась, наконец, посмотреть, то увидела принца, опускающего шипастую палицу на голову распростертого драконаЕ И тогда она расцарапала щеку от страха за Армана.
  Когда Арман взлетел, у Юты немного отлегло от сердца, но она тут же снова испугалась за принца. Арман камнем рухнул вниз - принцесса закричала от страха, что он разобьется. Дракон удержался - и Юта обессиленно выдохнула.
  Теперь Арман улетал. Юта не до конца понимала, что произошло, но Остин жив, размахивает своим оружием, и ветер доносит его воинственные крикиЕ И дракон жив, летает. Кто кого победил?
  Она неслась через камни, то и дело теряя Остина из виду, а в отдалении взмахивал крыльями АрманЕ
  Огромным усилием воли Арман удержал себя и не спустился, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Он сделал свое дело, теперь надо было поскорее исчезнуть, улететь, спрятатьсяЕ Этим двоим нельзя мешать, нельзя подглядывать, нельзяЕ
  Им предстоит еще добраться до людей, а конь убежал, а Юта, наверное, голодна. Она почти босиком, а там острые камни. И не попали бы в каменную трясину, откуда он когда-то ее вызволялЕ Но они уже встретились, и ни помочь, ни помешать - не в его власти.
  Развернувшись навстречу бледной луне, чахнущей на голубом небе, он полетел прочь.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»