«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 73%

С КОРОВОЙ В ОДНОЙ ЧАСТИ!

  Гиви Иванович - это была первая роль актера Микаберидзе в кино. И когда мы показывали картину в Тбилиси, в филармонии, он выпросил у меня уйму билетов, чтобы позвать друзей и родственников. Но там случился казус. Механик на первом сеансе (сеансов было два) после первой части показал сразу третью, а вторую так и не показал. И все, что происходило дальше, на мой взгляд, было совершенно непонятно. Но народ реагировал, смеялись, аплодировали.
  После просмотра ко мне подошел Руслан:
  - Георгий Николаевич! Сказали бы вы мне, что меня вырезали, я бы не приглашал людей, не позорился!
  Я объяснил ему, что механик не показал вторую часть. А его эпизоды, как нарочно, почти все в этой части. И сказал, что в этой части корова летит.
  - Неужели ты можешь подумать, что я корову вырезал? - спросил я.
  Этот довод его убедил, и он попросил билеты для друзей и родственников на второй сеанс.
  И пошел доставать билеты. Надо сказать, что народу на площади было полно, не знаю сколько, но не меньше, чем на лРеволюции роз», когда ее показывали по телевизору. Я стал протискиваться к двери, билетерша узнала меня:
  - Пропустите! Дайте пройти товарищу! Это режиссер Данелия!
  - Если он режиссер Данелия - значит, он фильм видел, зачем напрасно место будет занимать?! Пусть кто-то свежий посмотрит, - возразили ей.
  Так что на второй сеанс народ ни меня, ни Руслана с его родственниками не пустил. Мы стояли в сквере, и Руслан рассказывал содержание второй части.
  - И это там сейчас покажут? - волнуясь, спрашивали меня родственники.
  - Не знаю, - честно отвечал я. - У этого механика все может быть.
  Когда кончился сеанс и вышли первые зрители, Руслан крикнул:
  - Извините, корова в кино летала?
  - Летала.
  - Значит, и я был! - обрадовался Руслан и объяснил окружающим: - Мы с коровой в одной части!

НАТАША, ИДИ ПОКУРИ!

  Я с Татьяной Егорычевой монтировал фильм. Позвонил Сизов и сказал, что министр хочет посмотреть материал. Быстро все склеили. Приехал министр, посмотрел, сказал, что через неделю фильм должен быть готов. Он планирует дать его в конкурс на Московский международный кинофестиваль. Сделал несколько замечаний и уехал.
  Подумал я над замечаниями. Непонятно зачем, но можно сделать и так. Но вот эпизод: лНет меня! Нет!» - выкинуть я не мог.
  На следующий день из монтажной позвонил Ермашу. Сказал, что все замечания выполню, но сцену, где кепочник не хочет разговаривать с Исааком, прошу оставить. Без этой сцены дальше нарушается ритм последней части.
  - Ничего у тебя там не нарушается. Выкинь. А то у тебя получается, что советские люди боятся с Израилем разговаривать.
  - А что, не боятся?
  - Кончай демагогию. Да, кстати, и тот эпизод, где у тебя летчик с Израилем разговаривает, тоже надо выкинуть!
  - Как, зачем?!
  - Обязательно! Нет у нас с Израилем дипломатических отношений, и не будем мы на наш международный фестиваль с еврейской темой вылезать!
  И тут я сорвался и непечатными словами стал высказывать министру все, что думаю, о его замечаниях и о нем самом! А он, не попрощавшись, бросил трубку.
  - Георгий Николаевич, здесь же Наташа, - с упреком сказала Татьяна. (Таня Егорычева - мой постоянный монтажер.)
  Наташе, помощнице монтажера, было лет семнадцать.
  - Извините. Наташа, иди покури! - сказал я.
  - Я только что курила, Георгий Николаевич, - сказала Наташа.
  (Монтажницы независимо от возраста все курили, только так можно было под благовидным предлогом отдохнуть и потрепаться).
  Татьяна налила мне из чайника в чашку воды:
  - Выпейте, Георгий Николаевич.
  Я выпил воду залпом. И швырнул чашку в стену. Осколки разлетелись по всей комнате.
  - Что случилось-то? - спросила Татьяна.
  Я сказал.
  - Ну они совсемЕ (непечатное слово)! - возмутилась Татьяна.
  - Козлы! - поддержала своего шефа Наташа.
  - Наташа, иди, покури! - велела Татьяна.
  - Я только покурила, Татьяна Васильевна.
  Мне позвонил Сизов и поинтересовался, успеваем ли мы к фестивалю. А я завопил, что без эпизода лРазговор с Тель-Авивом» фильм теряет всякий смысл, что этот эпизод я своими руками выкидывать не буду! Я ухожу с картины, а они пусть что хотят, вставляют, что хотят, вырезают, только пусть уберут мою фамилию из титров!
  - Выпей холодной воды. Помогает, - сказал Сизов и положил трубку.

РАЗГОВОР ВАЛИКО С ТЕЛЬ-АВИВОМ

  Наш герой купил в Западном Берлине подарок для своего друга Хачикяна и хотел позвонить ему в Дилижан. На переговорном пункте ему сказали, что у них такого города в списке нет. лА Телави?» - спросил Валико. лЕсть». И его соединили с Тель-Авивом. Случай распорядился так, что на другом конце оказался эмигрант из Кутаиси, грузинский еврей Исаак. Исаак очень обрадовался, услышав родную речь, и стал расспрашивать, что нового в Кутаиси. Потом они с Валико в два голоса стали петь грузинскую песню. Исаак плакал. А потом, расплатившись за разговор, Валико без копейки в кармане шел пешком до аэропорта.

НЕТ МЕНЯ! ПЕРЕРЫВ!

  После разговора с Валико Исаак тут же позвонил в Телави, чтобы сообщить другу Валико - Кукушу, что зеленого крокодила для Хачикяна Валико купил. Но телавский кепочник Кукуш, которого играл великий грузинский комик Ипполит Хвичия, испугался говорить с Израилем, замахал руками и закричал: лНет меня! Нет! Перерыв!»
  И Хвичия сыграл это так, что в том месте, когда смотрели материал, стоял хохот. Даже я смеялся, что со мной на моих картинах бывает очень редко. (Этот эпизод, к сожалению, так и не вошел в фильм.)
  Между прочим. У меня висит мой рисунок: грузинские евреи на летном поле в Вене, на нем стоит дата 22 июля 1977 года. 22 июля 1977 года я летел в Рим с посадкой в Вене. Из Москвы до Вены со мной летели грузинские евреи. Они уезжали в Израиль.
  В аэропорту в Москве мне запомнилась такая сцена. Выезжала семья: муж, жена, дети, две девочки и мальчик, с ними старик лет восьмидесяти. Пропустили детей с матерью, потом мужчину. Сдает свои документы в окошко старик. Пограничник начинает изучать его бумаги. Посмотрит в бумаги - и на старика. Потом опять долго изучает бумаги, снова долго смотрит на старика. И так минут десять. А старик стоит белый. лА вдруг не пропустят?!» Он больше никогда не увидит своих родных. В те времена в Израиль уезжали навечно. Обратно никто не возвращался.
  В Вене на летном поле моих спутников встретил представитель лСохнута». Он говорил с ними на русском языке, и мне пришлось переводить (они были из деревни под Кутаиси и плохо знали русский язык), я дошел с ними до терминала израильской авиакомпании и там попрощался; когда мои спутники узнали, что я не лечу дальше, они огорчились.

ДАНЕЛИЯ, ТЫ ЕВРЕЙ?

  Мне позвонил Сизов и спросил:
  - Ты газету читал сегодня?
  - Какую?
  - Любую. Вот у меня лПравда», - и прочитал: - "Киностудия лМосфильм» представляет на международный фестиваль фильм режиссера Данелия лМимино». Все, поезд ушел.
  - Нет! Поезд еще у перрона! Завтра вы представите на фестиваль другую картину, и ей, какая бы она ни была, дадут главную премию! А я вырезать ничего не буду. Кладите картину на полку!
  - Боюсь, Георгий Николаевич, что никакой полки не будет. Если ты не выполнишь замечаний, ты их сильно подведешь. И они мне прикажут остановить по этому фильму все работы, и нечего нам будет класть на полку. Прежде чем что-то решить, подумай как следует, посоветуйся.
  На тот момент у меня в работе, кроме смонтированной пленки с изображением, было еще около двадцати магнитных пленок. Несколько пленок с репликами актеров, с гур-гуром, с синхронными шумами, просто с шумами. Только музыки - четыре пленки. Если поступит приказ остановить работы по фильму, наши монтажные комнаты отдадут другой картине. Магнитки размагнитят, а изображение смоют. И в отличие от других закрытых картин, исходные негативы которых хранятся в подвалах Госфильмофонда в лБелых столбах», от этого фильма не останется ничего.
  Я собрал соратников и объяснил им ситуацию. Соратники в один голос сказали: лНе вырезай!» Я еще раз попросил всех учесть, что если я отказываюсь, фильма не будет. Вообще. Только песня лЧито-грито» останется.
  - Я за то, чтобы осталась только песня, - сказал Толя Петрицкий.
  - Анатолий Анатольевич совершенно прав, не хватало еще, чтобы они подумали, что Георгий Николаевич их испугался! - поставила точку Леночка Судакова.
  Между прочим, тога великомученика тогда была в почете. Да и прослыть трусом мне не очень-то хотелось.
  Но с другой стороны, Сизов не шутит, и если я не послушаюсь, получится, что работа сценаристов, актеров, композитора, съемочной группы, все было впустую. И никто не увидит, как Валико перевозит корову, и всего остального. Никогда!
  С утра пораньше отправился в Госкино. Приехал очень рано. Ходил кругами. Дождался, когда подъехал лимузин министра.
  - А если бы не фестиваль, выкинули бы этот эпизод?! - выпалил я, когда он вылезал из машины.
  - На улице будем разговаривать? - хмуро спросил Ермаш. - Пойдем, чаем угощу. Только не матерись.
  Пришли. Он велел секретарше принести чай. Снял пиджак, сел, потряс головой:
  - Голова чугунная, как будто вчера литр выпил. Самое обидное, что не пил. Нервы. Твое кино я же никому не показывал. На себя все взял. А ты вопишь на весь свет, что я тебя обижаю.
  - Филипп Тимофеевич, вы на вопрос не ответили. Если бы не фестиваль, вырезали бы этот эпизод?
  Он посмотрел на меня, прищурился:
  - Данелия, скажи честно, ты - еврей? Останется между нами. Слово.
  - Да нет вроде.
  - А чего тогда ты так держишься за этот Тель-Авив?
  - Хорошая сцена, трогательная, смешная.
  - Пойми, не то сейчас международное положение.
  - А если так: на фестивале, для международного положения, покажем без этого разговора, а в прокат, для своих граждан, выпустим с ним.
  - А говоришь, что не еврей.
  - Ну хорошо, еврей я, еврей! Так как?
  - Ну ладно. Ты давай лодыря не гоняй! Иди работай! Чтобы к фестивалю копия была готова! А там подумаем, время будет.
  Чаю ждать я не стал. Помчался на лМосфильм» и сказал Сизову, что Ермаш просил изготовить одну копию без разговора с Тель-Авивом для фестиваля, а для проката велел сделать исходные данные - с разговором.
  Сизов снял телефонную трубку - видимо, хотел позвонить министру, - помедлил, вернул трубку на место и сказал:
  - Ладно. Я распоряжусь.
  Вечером позвонил Борис Немечек:
  - Гия, если ты вырежешь этот эпизод, я не буду больше с тобой работать.
  Я объяснил, что только одна копия будет без разговора с Тель-Авивом.
  - Обманут, - сказал Борис и повесил трубку.
  Мы смонтировали негатив - без лТель-Авива» и напечатали фестивальную копию. После этого вернули сцену в часть, перезаписали и сдали исходные данные на копирфабрику. Работали круглосуточно. К последнему дню фестивального показа успели. Я впервые увидел копию без разговора с Тель-Авивом на фестивале. Сидел с Ермашом в ложе. Принимали хорошо. Ермаш был счастлив. Да и я тоже смотрел с удовольствием. И вот добрались - купил Валико крокодила для Хачикяна иЕ идет в аэропорт. Почему-то - пешком! Полная чушь!
  Я незаметно ушел. А дома стоял на балконе и смотрел на черную воду пруда и - вспомнил лебедя Ваську.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»