Sponsor's links: |
Sponsor's links: |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 72% |
Первая из них - это то, что люди никогда не говорят правильно. Они не только не используют в своих разговорах длинных, залитературенных слов, они частенько и падежи ставят не те, и предлоги путают, и иногда сбиваются, произнося, например, слово лперцепция».
Когдато, как гласит литература раннего Возрождения, мы все говорили одинаково. Потом лверхние» слои постарались отделиться от лнизов», в том числе и с помощью языка, кроме того, у них оказались куда более лудобные» условия для культурного развития, вот и получилась это канава - между бытовым и лкультурным» языками. А значит, между обычной и не вполне обыденной речью.
Потом, в определённое время, особое влияние на этот процесс оказали газеты. Их влияние - в основном, на мой взгляд, плодотворное - заключалось в том, что они заставили людей весь этот едва ли не устный язык лвидеть глазами», читать его чуть не каждый день. Со всеми его неправильностями, небрежностями и частенько местечковым глупостями. На нашем русском юге в областном листке вполне можно встретить лобратно дождь пошёл», равно как и в центральной - лдва первых победителя на дистанции пришли к финишу»Е
И, наконец, в самое последнее время решающей стала роль ТВ. Этой десятой музы, проклятья и величайшего блага, которое только получало в свои руки человечество.
И в итоге в мире снова наступает эпоха почти чистого арго. Сейчас неаргоистичной речью говорят только законченные снобы, которых, как и иных коммунистов, только могила исправит - это или люди отчаянно неуверенные в себе, или профессионалы литературной нормы, вроде редакторов, которые боятся лсломать» своё тщательно отработанное стилистическое, как они считают, превосходство.
На самом деле превосходством это уже давно не является. Что я и стремлюсь тебе доказать. А потому советую использовать профессиональные или субкультурные жаргоны, и неправильности, и местечковые словечкиЕ Ещё полвека назад это считалось страшным лгрехом» почти во всех литературах мира. Сейчас, применённое с мерой и определённым удовольствием, это будет оправдано, это будет лвкусно». Что для нынешней прямой речи в романах любого рода - главное правило. Только ему и надо следовать.
Одним из первооткрывателей именно такой, разговорной речи был, несомненно, Фонвизин, но все лавры подлинно народного признания достались Грибоедову. Это в самом деле гений. Он сломал старый канон и своим творчеством установил канон новый - суть афористический норматив русского языка. дело в том, что прямая речь в идеале должна быть краткой, едва ли не как у лаконцев. Но она должна содержать не меньше смысла, чем залитературенные лразливы и половодья». Выход нашёлся - в афористичной, в хлёсткой, предельно ёмкой фразочке.
Собственно, все народы мира так говорят, и всегда так говорили. Это универсальный код всех говорунов мира, независимо от цвета кожи, глаз и волос. Иные из шуток и поговорок Азии перекочевали в русский почти без изменения. Фразочки Молли Малоне, которая, по легенде, была всего лишь торговкой на рыбном рынке в Дублине, послужили основой для бесчисленного числа лимериков (или английских частушек, если угодно) и перекочевали во все англокорневые языки, даже в индийский английский. А шутки римских солдат, которые они подобрали во время азиатских походов, сейчас без труда читаются не только в латинообразных языках, но даже в русском.
Например, римская фраза, появившаяся после иудейской войны, лИерусалим пал», которую в оригинале можно прочитать у Иосифа Флавия или Фейхтвангера, сопровождалась полунепристойным жестом, когда в сторону побеждённого иудея римлянин поворачивался боком, поднимал одну ногу, как собачка, и пускал ветры. До сих пор многие южнорусские нелюбители еврейства и просто активные подражатели делают те же движения, а термин лпускать ветры» простолюдины и вовсе не знают, они используют производное от латинского лperdetta» - ключевого слова из приведённой фразы, которое и означает лпал».
Так было всегда. Так, похоже, всегда и будет, потому что богоданная природа человека неизменна.
Особое значение в разговорах имеют, так сказать, подготовленные афористические ответы. Чтобы они лне терялись», их почти всегда перелагают в стихи, как это происходит с лимериками и частушками. Я своими ушами слышал ещё в начале семидесятых под Канском Красноярского края, как парень делал девице предложение очень откровенного характера довольно лихими частушками, а она ему отвечала, причём это получалось совсем не как на сцене дворца культуры, а лучше. И даже гораздо лучше - веселее, непристойнее, ярче, смешнее и энергетически насыщенно, как беспрерывные удары молний. Они даже не были местными лмастерами» частушек, они просто жили в краю, где этот тип шуток ещё не умер.
Итак, к чему я веду. Если ясна роль прямой речи как почти непременно (хотя и не всегда) афористичного диалога, то становится понятно, к чему нужно стремиться. Если получится - это искупит всеЕ Впрочем, об этом мы уже говорили.
Ещё одна из главнейших особенностей прямой речи - её, так сказать, логическая экспромтность. То есть это только в театре разговор двух или более персонажей состоит из вопросов, точнейших ответов, новых выпадов и столь же безупречных ответных лприёмов».
На самом деле почти всякий разговор имеет и свои разветвления смысла, когда один из персонажей думает одно, говорит другое, а понимает в речи собеседника третье, то самое, чего этот собеседник и не имел в виду, а в свою очередь предполагал чтото вовсе неуловимоеЕ Отсюда реплики невпопад, заблуждения, насторожённость и опасения, невнятица, когда идею приходится растолковывать, повторять, добиваться понимания другими словами. В общем, это не столько прямая речь в её отточенном, отредактированном виде, сколько лчёрная» работа мозгов, которая может быть и вовсе безуспешной, и уж конечно, почти никогда не бывает очень лёгким делом.
Вот эта неправильность, логическая и семантическая, тоже должна ощущаться при написании диалогов. Если её не соблюдать, хотя бы не чувствовать, что это возможно, то получается не речь, а какаято механистическая конструкция, как пара рельсов, уходящих за горизонт. Иногда это легко читается, а чаще - вовсе не работает. Потому что в ней не чувствуется личностного, персонажного напряжения. А эта лперсонажность» - такая штука, которая позволяет нам рассмотреть кого угодно очень явственно, очень отчётливо. Если прямая речь лишена этой составляющей, то возникает вполне разумный вопрос: почему автор не изложил ту же информацию в речи от себя или не дал в какомлибо другом, лсвёрнутом» виде? Я это к тому говорю, что любая, даже, казалось бы, случайная реплика должна работать на персонаж.
Потому что, в конечном итоге, в томто и есть смысл прямой речи. Потомуто этот вид текста и выдумали, потомуто и вставляют его в романы. Неужели ты думаешь, что все эти истории нельзя было изложить, скажем, в опосредованной речи, как, например, написаны почти все средневековые книги, как сделаны, скажем, летописи или добрая половина духовной просветительской литературы? да можно, ещё как можно! Но почемуто люди пришли к выводу, что роман с прямой речью должен существовать. И почемуто отдают ему предпочтение. Почему?
Потому что они ощущают тут близкое воздействие персонажей и чуть более отдалённое воздействие автора. И читают романы, а не летописи. Если ты именно этого их лишишь, ты лишишься читателя - думаю, в нашем случае нет более сильного аргумента.
Кстати, условие жёсткой работы на персонаж подводит нас к ещё одной проблеме, о которой я не могу не сказать. Если ты применяешь слишком лсильные» неправильности, претензии могут быть обращены уже не к персонажу, а к тебе. Такова действительность.
Чтобы этого не случилось, прибегают к проверенному веками приёму. Итак, когда ты допускаешь слишком уж лбойкую» аргоистическую конструкцию, следует речью автора пояснить, что ты знаешь лнорму», но этот персонаж так лговорит». И тогда ни у кого (даже у редакторов) не возникает лпредположения», что им досталась книжка малограмотного профана, они с лёгким сердцем продолжат следить за дальнейшими перипетиями.
Эти оговорки на самом деле довольно важная часть диалогов. Впрочем, это важная часть почти всех видов текста - и повествования, и описания тоже. Только в прямой речи она более явственно, более ярко бросается в глаза, а потому без лантидота» тут не обойтись.
Этот антиприем - то есть пояснение, обращение внимания на неправильность - может быть применён везде и повсюду. А можно даже менять мнение, дезавуировать слова персонажа, меняя вывод на противоположный. То есть лспорить» со своим текстом - допустимо. И многие романисты обрели в своих книгах тому подтверждение, например Пикуль.
Разумеется, это не всегда приветствуется в нынешних коммерческих текстах, так как там требуется скорость, напор, лёгкость восприятия. Но если дело того требует - пробуй. Только учти, что закон остаётся тот же - все лнеправильности», сколько их ни на есть, должны быть в ключе персонажного, строго избирательного назначения. Иначе это обратится в твою слабость, в твой недостаток, именно в твою чисто авторскую несостоятельность. А как говорила одна моя знакомая, великолепная мастерица устной, артистически многоперсонажной речи: лИ покажите мне хоть одного человека, который бы этого возжелал».
лВ начале было Слово, и Слово было Бог». Это могло бы послужить ещё одной заповедью, если бы люди вообще задумывались о том, что такое заповеди. Но если предположить, что мы знаем, что такое заповеди, тогда становится понятнее, что человек начинается там, где он начинает работать со словом, пользоваться им, подчиняться ему и творить его. Именно слово и создаёт человека, а вовсе не труд, как полагали бездумные материалисты, - я в этом уверен.
Есть языки могучие, сильные, подчиняющие себе едва ли не все, с чем соприкоснутся, есть такие, которые едваедва тащатся по миру и головам людей, и потому постоянно заимствуют чтото из других языков. Есть такие, которые скорее поются, чем говорятся, есть, наоборот, взрывные, команда - их естественное осуществление. Но все они посвоему хороши и, безусловно, - богоданны.
Языки мягкие, поющиеся, ласковые, как южное море в штиль, сами собой сложились в стихи. Для какогото не очень большого периода это было большое и важное открытие - способность играть с языком, добиваясь лёгкости. Но потом получилось так, что стихи стали тормозить развитие мышления, и от них стали отходить. Как и по сию пору отходят, по возможности дальше.
Но это все, так сказать, физиономии языка, или языков, которые составляют один большой мегаязык. А нам, в нашем с тобой положении, так уж близко и тесно знакомиться со всей физиономией нежелательно. Просто незачем. Но нам необходимо научиться определять главные слова и рядовые - разумеется, не по смыслу или звучанию, а лишь по временной, сугубо случайной позиции во фразе. И следует осознать, что писать романы или другой скольконибудь художественный текст без игры этим очень сложным элементом нашего сознания затруднительно, если вообще возможно. Об этом и пойдёт речь.
Разумеется, фразочку, которую я поставил в заголовок подглавки, знает каждый, кто учился в школе, как теперь принято говорить, на территории бывшегоЕ Ну, ты понимаешь, что без этого утверждения достославного классика мы бы не могли ни гордиться, ни хвалиться своим языком.
Что и говорить - похвалиться мы умеем. Особенно на кухне, под пивко, с лучшим другом. Когда дело доходит до практического применения, почемуто получается гораздо хуже. И лингвистов у нас едва ли не меньше, чем в других развитых странах, и литераторы - в нищете да загоне, и журналистов стреляем чаще, что тоже не от одной политики происходит, и в школах программа такая, что если и способна чтото объяснить про родной и могучий, так только вызывающие оскомину правила да обомшелые стихотворения. И целые жанры словесности у нас отсутствуют, и жизнь литературных сообществ, которая во всем мире гремит и процветает, у нас скорее напоминает суд над Васисуалием Лоханкиным, а не достославное собрание интеллектуалов, и коммерческая общенациональная система оценок художественных текстов у нас неотделима от рекламной кампании какихто колготок, и то если очень повезёт и спонсор будет лв духе».
В итоге получается, что теледикторы сбиваются, доктора юриспруденции не умеют правильно построить фразу, а уж про депутатов я и не говорю. Нет, в самом деле, если депутаты не знают падежов, то - что же нам, смертным?Е
Кроме того, наш русский язык при написании жутко архаичен, иногда просто спасу нет, и никак в голове не уложится, почему следует писать лзаяц», а не лзаец», как это звучит на деле, То есть нелогичен, неточен, противоречив, иногда просто дурён.
Хочу напомнить, что не раз в русской словесности возникала идея его модернизировать, реформировать и хоть чуточку реорганизовать. Последняя реформа чуть было не случилась в начале шестидесятых нашего столетия. И задумана была эта реформа, насколько я со своей не шибко высокой колокольни могу судить, довольно грамотно. И люди были подобраны ответственные и разумные, иЕ Разумеется, реформа сорвалась. А жаль.
Жаль хотя бы потому, что все чаще и сильнее возникает опасность попасть в старую английскую шутку, утверждающую, что в мире есть два базовых иероглифических языка китайский и английский. То есть слова в английском скорее не слова, а именно иероглифы, где буквы просто заменяют особые чёрточки и точки, свойственные иероглифам. Но смысл в их проставлении примерно такой же и так же соотносится с фонетическими правилами произношения слов, как иероглифы, - то есть никак. Вот русский нетнет да и захочется иногда прибавить к этим иероглифическим системам письма. А что? Достижений у нас в этом плане не намного меньше, чем в английском.
К тому же ещё и Кирилл с МефодиемЕ Которые придумали такой драйвер письма, который всем нам, русским, существенно испортил отношения с компьютером, его клавиатурой и вообще - мировой системой шрифтов, электронной системой кодировки и печати текстов.
Все так. И всётаки. На русском создана неплохая литература. На нем говорят, и скорее всего, не скоро от него откажутся, почти триста миллионов человек (разумеется, я считаю для некоторых наций русский - вторым родным), у него есть традиции, он рождает ощущение старины и, кроме того, он - базовый язык славянства, бестолкового, но всётаки великого племени.
Поэтому я предлагаю компромисс. Я не стану утверждать, что русский - слишком уж великий, и очень могучий. Нет, его место в мире сейчас гораздо более скромное, вполне сравнимое с португальским, например. Но это наш язык, и другой у нас появится куда как не скоро. Поэтому придётся с ним мириться. Ну, а смирившись, недолго прийти и к уважению. Если вообще - не к любви.
Во время расцвета имажинизма, течения, когда главной полагалась изобразительная сила языка, возникла и укрепилась очень странная точка зрения, что для того, чтобы прилично пользоваться языком, необходимо учить стихи. Якобы именно в этой технике ритмика, рифмы и ошеломляющие словосочетания - даны основные законы пользования языком вообще и в частности.
Эту идею совершенно недвусмысленно и неоднократно высказывал такой мэтр словесности, как Паустовский, и после него её довольно откровенно поддерживали литераторы журнала лЮность», разумеется в той мере, в какой вообще пытались заниматься литературной учёбой, а не собственными карьерами.
Не знаю, насколько эту точку зрения всерьёз принимают сейчас, но то и дело натыкаюсь на её лпродолжения», хотя бы уже и не в виде собственно выучивания стихов, но жёсткого, массированного мнения, чтоде только поэзия даёт достаточно лпроникновенное» понимание слова. Вот этого я никогда не понимал. И намерен с этим спорить.
Пушкин, например, не раз в письмах, да и в поздних стихах разочарованно тянул, что слишком много времени лпотерял» на стихи, на лмладые чувства» (подразумевая именно стихотворчество), на форму в противовес мысли и содержанию. Той мысли, которую требует проза, текст, не лудручённый» внешними красивостями и рифмами. А раз лпростой» нерифмованный текст всётаки требует мыслей, значит, эти мысли вполне могут привести и к пониманию слова на должную глубину, могут дать необходимую практику его постижения для особенного, личностного прочувствования и последующего использования. То есть вовсе не обязательно учить стихи, чтобы постигнуть смысл и тайный характер слов, достаточно просто думать над ними, а думать можно и сочиняя письмо к другу, и даже - хотя это уже весьма нелегко - пользуясь устной речью.
Если пишешь достаточно ответственно, заинтересованно, а не лгонишь» строку, слова делаются непохожими одно на другое, каждое приобретает своё наполнение, и уже через это наполнение понимаешь, что написать иные перлы не можешь - просто потому, что они противны твоей природе. А другие наоборот - только и могут выразить твою сущность.
И для этого совсем не следует учить стихи. Нужно только пользоваться словами аккуратно, как мы знакомимся с людьми - не наобум, на один манер, на одно лицо и един- характер, а с лразбором», толком, тщательной внутренней работой над каждым из них.
Но есть слова, внутреннее содержание которых сам по себе ни за что не постигнешь, будь ты семи пядей во лбу. Потому что эти слова к нам принесли, заимствуя, из других языков. То есть это слова по происхождению - не русские, хотя ныне, безусловно, вполне лрусскоговорящие».
Для работы с такими словами, а их становится все больше, да и терминология куда как многих наук состоит почти сплошь из таких слов, необходимо выучить хотя бы один, а лучше парочку иностранных языков. Следует оговориться - можно выучить эти языки не до такой степени, чтобы отправиться на международный конгресс и сделаться душой общества. Но читать эти слова, хотя бы и в русской транслитерации, понимать, откуда они произошли и что в действительности означают, необходимо.
Пусть даже это будет и не очень нужно, пусть пользоваться придётся испорченной при лтранспонироваки» формой, но это всё равно поможет твоему обхождению с ними. Например, слово лbuck» означает самцаоленя, иногда просто самца крупного животного. Жаргонное значение этого слова - доллар, то ли потому, что на старой монете было изображено это животное, то ли потому, что ещё со времён античности один какойто зверь в умах людей ассоциировался с единицей при меновой торговле. В самом деле, если у эллиновземледельцев монета называлась лбыком», почему бы охотникампервоамериканцам не использовать для этого оленя? Так вот, дело в том, что когда мы творим лбакс», то есть лbucks», мы уже употребляем слово во множественном числе, а когда говорим лбаксы» или лбаксов», то к использованному английскому прибавляем наше, русское множественное число. Получается конструкция типа
лтакова се ля ви», или лнародный фольклор», или лв анфас», или лдругая альтернатива», или лнаиболее оптимальный»
Конечно, условия нашего, ныне совсем не развивающегося, а скорее, лскукоживающегося» языка таковы, что лучше будет выучить не только старую латынь или более современный латинопроизводный язык, например французский или испанский но и самый динамичный язык современности - английский. Но это уже на твоё усмотрение.
Кстати, если прилично - но только очень прилично, - знать английский, ты можешь убить двух зайцев - выучить и французские корни, оставшиеся в нём со времён Вильгельмова завоевания, и германские, которые для англосаксов испокон веков были родными. К тому же и язык - действительно самый литературный в мире, и похоже, ещё очень надолго таким останется, может быть, на несколько столетийЕ судя по тому, какие деньги они вкладывают в гуманитарное знание, в компьютерные разработки и в средства коммуникации вообще.
Кстати, помимо английского, я ещё довольно тщательно лработал» с польским. Просто для того, чтобы знать, как используются слова в родственных славянскях языках. Да и интересные книжки тогда на польском можно было достать легко. Не знаю, стоит ли отягощаться сейчас славянским языком для сравнения, но если очень хочется, конечно, польский в этом случае будет наилучшим выбором. Он странный, но и знакомый. Он далёкий (вплоть до католичества, что немаловажно), но и очень близкий. Он и лёгкий, и весьма мощный. К слову сказать, поляковлауреатов Нобелевской по литературе больше, чем всех остальных, кроме, разумеется, ланглопишущих». Так что - не бросайся польским. Это достойный язык, на котором можно достать достойные книжки.
Конечно, при желании, я бы мог спеть дифирамбы и итальянскому, и немецкому (который, может статься, окажется моим лследующим» языком), и даже некая сумасшедшая мысль о японском тоже лсверлит» мне голову. Но будем скромны. Пары языков для нашей цели - вполне достаточно.
Пары и не больше. Всего лишь двухЕ Если, разумеется, это дело не увлечёт тебя, как увлекло меня, как увлекло многих до нас с тобой. Но тогда и речь придётся вести совсем другую. Не о лпаре необходимых», а о лпоследнем, чтобы всётаки остановиться»Е
Впрочем, учить языки - не самый плохой образ жизни. Я бы порассуждал на эту тему, да вот незадача - эта книга о другой проблеме.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Sponsor's links: |
|