«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 27%

  Андрей объяснил, за что он наказан, и старик сказал с добродушной насмешкой:
  - Строго у вас в городах! Мы с женой тут в глуши нетнет да и поспорим. Если б мне за каждую лдуру» зверя убивать, тут в заповеднике живности бы не осталосьЕ Ну, бери, что ли, ружьё. Идём к сараю, стрельбе тебя обучу, - закончил он свою речь.
  Старик и Андрей вышли из избы и направились за одну из пристроек. Вскоре оттуда послышался выстрел, потом другой. Затем старик вернулся, за ним Шёл Андрей с ружьём.
  - Понятливый парень, - похвалил Андрея Смотритель. - Ружьё в первый раз в руки взял - и всё понял. Сразу в яблочко попал.
  - Ну, я пойду зайца убивать, - сказал нам Андрей. - Надо скорей покончить с этим неприятным деломЕ А что потом с ним делать? - спросил он у старика.
  - Сюда принесёшь, не пропадать же добру. Съедим - и вся недолга.
  - Можно, и я с вами пойду? - обратилась вдруг Нина к Андрею.
  - Нет, Нина, что вы! Зачем вамто видеть всё это? Я уж один.
  Он ушёл в лес, а Нина вышла из дому и села на скамейку. К ней подошёл оленёнок и начал тереться мордой о её колени, а она стала гладить ему спину. Я смотрел на неё в окно, и в эти минуты она показалась мне даже привлекательнее, чем обычно.
  - А славная девчонка, - сказал вдруг Смотритель, словно угадав мои мысли. - Девчонка что надо.
  - Она не девчонка. Она уже на втором курсе, - поправил я старика.
  - А по мне хоть на двадцать втором. Передо мной она девчонка. Мне сто восемьдесят семь через неделю стукнет.
  - Стукнет, - значит, исполнится, - понимающе сказал я. - На вид вы моложе. Только подумать - МИДЖ плюс семьдесят семь! Вы, наверное, обращались в Комиссию продления жизни?
  - Никуда я не обращался. Я сам себе жизнь продлеваю. Мы, Лесники, долго живём.
  - А как вы себе продлеваете жизнь? - заинтересовался я. - Может, вы знаете какиенибудь старинные лекарства, травы?
  - И лекарство одно знаю, и о смерти и всякой ерунде не думаю, вот и продлеваюсь. А как тебя величатьто?
  - Величать - значит звать, - сказал я. - Меня зовут Матвей Людмилович.
  - А меня - Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю, - добавил он с доброй стариковской усмешкой. - Завели новые моды - женские отчества, корабли с парусами, на конях по дорогам скачутЕ Нет, мне, старику, к этим новинкам уже не привыкнуть.
  Окончив свою речь, Смотритель выдвинул ящик стола и вынул оттуда кожаный мешочек и пачечку бумаги.
  - Что это такое? - заинтересовался я.
  - Это кисет, а в кисете - махорка. Самосад.
  - Как, неужели вы Чекуртаб? - изумился я. - И ещё в такие годы!
  - Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек!
  Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем свернул бумажку в трубочку - и закурил. Тяжёлый синий дым пополз ко мне, и я расчихался. В это время в лесу послышался выстрел.
  - Был заяц - нету зайца, - затягиваясь сказал старик. - Твой приятель не промахнётся. А ты - цирлихманирлих.
  - Что это такое - цирлихманирлих? - спросил я. - Что означает эта фольклорная идиома?
  - Так, ничего, - ответил старик. - Это я просто так. Дядя шутит.
  - Может быть, это ругательство? - обрадовался я. - Не стесняйтесь, пожалуйста, обругайте меня ещё какнибудь.
  - С чего же мне тебя ругать, ты плохого мне не сделал. Да и не под градусом я. Вот лекарства своего приму - тогда, может, поругаюсь. Идём, я тебе аптеку свою покажу, где лекарство моё варится.
  Он повёл меня на кухню, а из кухни - в небольшую пристройку. Там сильно пахло чемто. Запах был какойто странный - и неприятный, и в то же время чемто приятный. На старинной электрической плите стояли объёмистые баки, тянулись трубки. Из одной трубочки в пластмассовую миску капала пахучая жидкость.
  - Что это? - спросил я. - Химическая лаборатория?
  - Она самая, - бодро ответил старик, отливая из миски в стакан жидкость и протягивая мне.
  Я медлил, начиная подозревать самое худшее.
  - Да ты бери, пей. Как слеза! К своему будущему дню рождения гоню. Выпей ты, а потом и я хватану!
  - Вы - Чепьювин! - воскликнул я. - Как несовместимо это с вашим почтённым возрастом!
  - Пей, - ласково повторил старик. - А то обидишь меня.
  - А вы скажете мне бранные выражения?
  - Скажу, скажу. Только пей. Всё скажу.
  Решив пожертвовать своим здоровьем для науки и не желая обижать старика, я сделал несколько глотков. Сперва мне было противно, но затем это чувство начало проходить.
  - Пей да закусывай! - отечески сказал Смотритель, сунув мне в руку кусок сыра.
  Я закусил и, чтобы не обижать старика, выпил стакан до дна. Мне стало совсем хорошо и весело. Это было новое состояние души и тела. Затем выпил и старик, и мы вернулись в комнату.
  - Нейдёт чтото охотничекто наш, - сказал Смотритель. - И девчонка кудато делась, верно, в лес побежалаЕ А парень он, видать, с головой. Отобьёт он её у тебя. Ято заметил, как она на него поглядывает. Даст она тебе отскоч.
  - Что это такое лотскоч»? - спросил я.
  В ответ старый Чепьювин запел нетвёрдым голосом:
  Эх, сама садочек я садила,
  Сама, как вишенка, цвела,
  Сама я милого любила,
  Сама отскоч ему дала. И закончил так:
  - Отошьёт она тебя - вот что. Забудет - и вся недолга.
  - Вы мне обещали обругать меня некоторыми фольклорными словами, - напомнил я старику.
  - Это пожалуйста, это мы за милую душу, - ответил Чепьювин. - Этого добра я много помню. Бывало, дед мой как начнёт загибать, а я запоминаю.
  И Смотритель действительно стал произносить бранные слова, а я их повторял, - и мой карманный микромагнитофон записывал. СОСУД пополнялся.
  Но в это время в комнату вошёл Андрей, а за ним Нина, и наша беседа со старым Чепьювином прервалась. Андрей поставил ружьё в угол, отдал убитого зайца Смотрителю, и тот понёс его на кухню.
  - Неприятно было его убивать, - сказал Андрей. - Они совсем ручныеЕ А что это с тобой? - спросил он, пристально поглядев на меня.
  - Со мной ничего, - ответил я и неожиданно для себя самого запел:
  Эх, сама садочек я садила,
  Сама, как вишенка, цвелаЕ - Что с тобой творится? - засмеялась Нина. - Никогда я тебя таким не знала.
  - Э, да он выпил! Он стал Чепьювином! - догадался Андрей. - Вот тебе и будущий Профессор.
  - Только для пользы науки! - заплетающимся языком сказал я. - Только ради пополнения СОСУДа!
  В этот миг появился старый Чепьювин, неся полный стакан своего ллекарства». Он преподнёс его Андрею.
  - Выпей половину, а потом девчонке передай, - сказал он. - Не выпьете за мой будущий день рождения - обижусь. Вот только обеда хорошего нет, старуха моя в Австралию улетела кенгуровые заповедники осматривать. А ДИВЭР наш испортился - я его хотел научить самогон гнать, а он возьми да и сломайся. Несознательный агрегат! - С этими словами Смотритель поставил на стол несколько банок консервов и начал их открывать старинным охотничьим ножом.
  Андрей отпил половину стакана и протянул его Нине.
  - Нина, Нина, что ты делаешь! Опомнись, Нина! - воскликнул я, ибо хоть я и был в состоянии опьянения, но всётаки сознание ещё не покинуло меня.
  - Э, чего там! - засмеялась Нина и, к моему ужасу, выпила стакан до дна.
  - Правильно! - вскричал старый Чепьювин. - Молодцы ребята! Знаете, какая примета в старину была? Если парень с девушкой из одного стакана выпили - быть свадьбе.
  Мне почемуто стало очень грустно, и я заплакал. Но старик принёс мне ещё стакан напитка, и, выпив его, я вновь развеселился. Тем временем старый Чепьювин вытащил откудато старинный дедовский магнитофон, включил его - и стал плясать под какуюто странную музыку. Андрей и Нина присоединились к нему. Я же сидел и улыбался. Всё вокруг казалось мне очень милым и приятным, но с места встать я не мог. Потом голова у меня закружилась, и больше я ничего не помню. Мост без перил Утром я проснулся оттого, что белка прямо из открытого окна прыгнула на старинный диван, на котором я спал.
  Все давно уже встали. Смотритель накормил нас завтраком, дал еды на дорогу, и мы втроём отправились к лесному озеру. Дорогу туда нам объяснил он же, сказав, что там очень красиво.
  Мы не спеша - Андрей и я с рюкзаками, а Нина налегке - зашагали по лесной дороге, потом свернули на тропку и шли по ней километра три - сперва лесом, потом через моховое болото. Затем начались невысокие холмы, поросшие вереском и можжевельником. Солнце поднималось всё выше, было уже тепло, даже жарко. Вскоре с одного из холмов нам открылись озеро и небольшая река, впадающая в него.
  - Пойдёмте на тот берег, - сказала Нина. - Смотрите, как там хорошо!
  Тот берег действительно был очень красив. На пологом берегу виднелись серые валуны, немного подальше начинался лес. На берегу стояла маленькая бревенчатая избушка. Однако всё это было довольно далеко.
  - Стоит ли идти туда? - сказал я. - Разве плох этот берег?
  - А тот лучше! - возразил Андрей.
  Я примкнул к большинству, и мы пошли под изволок к реке.
  Мост через неё никак не походил на то, что мы обычно подразумеваем под этим словом. Просто в двух местах были вбиты сваи, и с берега на берег были перекинуты три связи из брёвен, по два бревна в каждой. Никаких перил не было.
  Андрей первый ступил на этот мост, за ним Нина, я же замыкал шествие. Мы шли осторожно. Вода внизу была темна от глубины, она бурлила у свай, здесь чувствовалась сила течения. Слева от моста река сразу расширялась - там был омут. Маленькие водовороты тихо двигались по его поверхности.
  - Как хорошо! - сказала Нина, остановясь и заглядывая вниз в глубину. И вдруг, потеряв равновесие, испуганно вскрикнув, она упала вниз, в эту тёмную от глубины воду.
  И в то же мгновение Андрей кинулся за ней с моста. Он забыл снять рюкзак, и я понял, что он может утонуть - ведь плаватьто он так и не научился. Тогда, скинув с плеч свой рюкзак, я положил его на брёвна, затем быстро снял ботинки и швырнул их на берег. После этого я нырнул в воду. Когда я вынырнул, то увидел, что Нину уже далеко отнесло течением, и она плывёт к берегу. Я за неё не боялся, так как знал, что она хороший пловец. Андрея же нигде не было видно. Я стал нырять и наконец нашёл его под водой. Сорвав с него рюкзак, я вытащил своего друга на поверхность и поплыл с ним к берегу. Вскоре ноги мои коснулись дна. Я вынес Андрея на берег - на тот самый, куда мы направлялись, - и тут ко мне подбежала Нина.
  - Что с ним? Что с ним? - крикнула она. - Это я во всём виновата!
  - Ни в чём ты не виновата, - успокоил я её. - Просто ему не следовало кидаться за тобой. Не зная броду - не суйся в воду, - так говорит старинная пословица. Ведь он плавать не умеет! А ты, чем попусту плакать, лучше окажи ему помощь.
  Мы сняли с Андрея куртку и рубашку. Он не шевелился и не дышал, тело его было совсем бледное, и только у плеча синел небольшой шрам - след взорвавшейся золотой трубы, когда он производил опыты в Вольной лаборатории.
  Мы стали делать ему искусственное дыхание, но он оставался недвижим. Поняв, что дело серьёзное, я решил вызвать Врача. Я никогда не снимал с запястья Личного Прибора, и теперь он пригодился. Я нажал кнопочку автокоординатора и кнопочку с красным крестом и восклицательным знаком - срочный вызов Врача.
  - Нина, я буду делать ему искусственное дыхание, а ты беги вон на ту полянку и маши руками. Или, ещё лучше, сними свою блузку и размахивай ею. Тогда Врач из экстролета скорее обнаружит нас.
  Я взглянул на Личный Прибор. Рядом с кнопкой вызова уже засветилась зелёная точка - знак, что вызов принят. Но я продолжал делать Андрею искусственное дыхание, хоть от этого и было мало толку.
  Вдруг из лесу послышался хруст валежника, шум раздвигаемых веток - и на берег выбежал Человек. Вид у него был такой, будто он спрыгнул с ленты старинного фильма. Рукава его рубашки были засучены по локоть, в правой руке он держал опущенный дулом вниз старинный дуэльный пистолет. На запястье одной руки его блестел Личный Прибор, - что было вполне современно, - но на запястье другой виднелось нечто напоминающее ручные часы. лБолен потерей чувства времени, бедняга», - успел подумать я.
  Человек бросил пистолет на песок и, подбежав к лежащему без движения Андрею, положил руку с приборчиком, который я принял за часы, ему на лоб. Тогда я догадался, что никакие это не часы, а просто ЭСКУЛАППП [18]. Значит, Человек этот был Врач.
  Едва Врач приложил ЭСКУЛАППП ко лбу Андрея, как на приборе засветилась тонкая зелёная чёрточка. Затем ЭСКУЛАППП негромко, но внятно заговорил:
  - Семьдесят восемь болевых единиц по восходящей. Летальный исход предотвратим. Внутренних повреждений нет. Состояние, по Мюллеру и Борщенко, - альфа семь дробь восемь. Делать искусственное дыхание типа А три. Делать искусственное дыхание. Летальный исход предотвратим.
  - Ну, это уж я сам знаю, - сказал Врач, обращаясь не то к прибору, не то к нам, не то к самому себе, - и стал делать Андрею искусственное дыхание по всем медицинским правилам.
  Вскоре Андрей начал подавать признаки жизни. Врач снова приложил ЭСКУЛАППП к его лбу. Зелёная чёрточка на приборе теперь не дрожала, она стала шире. Прибор снова заговорил:
  - Летальный исход предотвращён. Одиннадцать болевых единиц по нисходящей. Данные, по Степанову и Брозиусу, - бета один плюс зет семь. Больному нужен полный отдых четверо суток. Питание обычное. Летальный исход предотвращён.
  Андрей тем временем совсем ожил. Он только был очень бледен после пережитого.
  - Пусть он полежит ещё немного, - сказал Врач. - Потом отведите его в ту избушку, и пусть он отоспится. А затем его надо как следует накормить. Моя помощь больше не нужна. Сейчас мне предстоит куда более неприятное дело, пойду убивать зайца. Понимаете, я только прицелился - и вдруг ваш вызовЕ
  - А васто за что наказали охотой? - спросил я Врача.
  - Меня? А разве вы не слыхали об этом ужасном случае в районе Невского? Там умер Человек девяноста шести лет от роду. Не дожил до МИДЖа целых четырнадцать лет! А я - ВрачПрофилактор, я отвечаю за длительность жизни Людей в этом районе. Я сам на собрании Врачей потребовал себе наказания.
  - А почему вы избрали такое неудобное орудие убийства? - спросил я. - Ведь из ружья легче попасть.
  - У меня есть друг - Смотритель Музея Старинных Предметов, он дал мне этот пистолет и научил из него стрелять. Пистолет легче носить.
  Врач поднял своё оружие и направился в лес, а мы с Ниной остались возле Андрея. Вскоре он почувствовал себя настолько хорошо, что смог передвигаться. Я навьючил на себя рюкзак, затем мы с Ниной взяли моего друга под руки и речным берегом повели его к озеру, где среди валунов виднелась старинная деревянная избушка в одно окно.
  - Постойте! - спохватился я и, быстро вернувшись к месту происшествия, разделся и нырнул в омут, где довольно быстро отыскал рюкзак Андрея.
  Вскоре мы добрели до избушки. Она была очень старая. Внутри там были печь, стол, стул, а на полу толстым слоем лежало сено - оно здесь хранилось для зимней подкормки лосей. На чердак вела лестница. Там тоже лежало сено.
  - Чур, я на чердаке ночую! - крикнула Нина. - Здесь так уютно.
  - О ночлеге думать ещё рано, - резонно возразил я. - Прежде всего нам надо обсохнуть и поесть. Ты, Нина, иди на ту сторону избушки и раздевайся там, а мы расположимся по эту сторону.
  Вскоре мы с Андреем уже лежали голышом на песке, а наша одежда была расстелена рядом. Я лежал на спине и смотрел на небо. Оно было светлоголубое, даже белесоватое, как всегда в жаркие безоблачные летние дни. Я думал о том, что это лёгкое, невесомое небо, как бы состоящее из ничего, всегда остаётся самим собой, а вот на прочной вещественной Земле всё меняется.
  - Пока ты бегал вытаскивать мой рюкзак, Нина мне рассказала, как всё произошло, - прервал мои размышления Андрей. - Мне обязательно надо выучиться плаватьЕ
  Я знал, что Андрей благодарен мне, но в наше время выражать благодарность было уже не принято. Ведь если А благодарит Б за то, что тот поступил как должно, то этим самым А как бы предполагает, что Б мог поступить и иначе.
  Изза избушки послышался смех Нины. Потом она закричала:
  - Он бежит к вам, он мой платочек утащил!
  - Кто бежит? - крикнул я. - Никого тут нет.
  - Ёжик! Подошёл и платочек унёс! Такой хитрый.
  Действительно, изза угла избушки показался ёж. На его иглы был наколот платочек. Я взял этот платочек, ёж сердито зафыркал.
  Вскоре у всех у нас одежда просохла, и мы втроём принялись за еду. Рюкзак Андрея промок, но в нём, к счастью, лежали консервы, а им ничего не сделалось. Хлеб же и дорожная посуда находились в моём рюкзаке. Лесные птицы летали и прыгали возле нас, собирая крошки, которые мы им бросали. Девушка у обрыва Утром я проснулся поздно, очень хорошо было спать на сене. Когда я открыл глаза, то увидел, что Андрей сидит у окна за столом и чтото пишет. Он почувствовал мой взгляд и обернулся ко мне.
  - Ничего, что я взял из твоего рюкзака тетрадь и разнял её на листы? - спросил он. - В моём рюкзаке была бумага, да она вся промокла.
  - Работай, работай, - ответил я. - Только там у меня записаны коекакие мысли по поводу лАнтологии», ты не вздумай делать поверх них свои записи.
  - Нет, что ты! - сказал Андрей. - Я пишу на другой стороне.
  Я встал и подошёл к нему. Весь стол был покрыт исписанными листками [19].
  - Только цифры, формулы, знаки и значки и ни одного человеческого слова, - сказал я. - И давно ты встал?
  - С рассветом, - ответил Андрей. - Я спал очень крепко, но потом меня словно чтото толкнуло. Я проснулся и сел сюда.
  - Ты уже хорошо себя чувствуешь?
  - Физически - не очень. Есть ещё какаято слабость, усталость. Но голова работает хорошо. Знаешь, я, кажется, прихожу к важному решению.
  - Ты уже много раз приходил к разным важным решениям, а потом оказывалось, что это - ошибки.
  - Нет, теперь - нет. Кажется, на этот раз я поймал чёрта за хвост. Совсем неожиданный вывод. Я даже сам не понимаю, как я мог до этого додуматься.
  - Помоему, тебе надо как следует выспаться, отлежаться. А потом, на свежую голову, ты опять можешь заняться этим делом, - осторожно посоветовал я.
  - Ты, кажется, думаешь, что я свихнулся? - засмеялся Андрей. - Если я и свихнулся, то со знаком плюс. Ты знаешь, если взять сто электронных машин и перед заданием расшатать их схемы, то девяносто девять машин впадут в технический идиотизм, а сотая может впасть в состояние гениальности и дать какоето парадоксальное, но верное решениеЕ
  - Не буду спорить с тобой, - мягко ответил я. - А Нина всё ещё спит?
  - Нет. Она на озере. Вот она стоит.
  Я выглянул из окна. Нина стояла на невысоком песчаном обрыве и смотрела кудато через озеро, вдаль. Ветер чуть шевелил её платье. Солнце освещало её сбоку, и она была очень хорошо видна.
  - Девушка у обрыва, - сказал вдруг Андрей. - Как в одном стихотворении.
  - Что за стихотворение? - поинтересовался я.
  - Просто там девушка стоит у обрыва и смотрит вдаль. Перед ней озеро, кувшинки в воде; за ней - лес и утреннее солнце. А она стоит и смотрит вдаль. И ктото смотрит на неё и думает: лВот девушка стоит у обрыва и смотрит вдаль. Теперь я её буду помнить всегда. Она уйдёт в лес, а мне всё будет казаться, что она стоит у обрыва. И когда я состарюсь, я приду к этому берегу и увижу: девушка стоит у обрыва и смотрит вдальЕ»
  - Не понимаю, чего хорошего нашёл ты в этом стихотворении? Не люблю этих сантиментовЕ В Двадцатом веке и то лучше писали.
  Андрей чтото пробормотал в ответ и уткнулся в свои записи, а я пошёл на озеро. У самого берега росли в воде водяные лилии и купавы. Я прошёл по шатким деревянным мосткам к открытой воде и долго умывался. Затем я пошёл к Нине. Она всё ещё стояла на невысоком песчаном обрыве и бесцельно смотрела кудато через озеро.
  - Нина, ты хорошо спала? - спросил я.
  - Очень хорошо. Вначале мне мешали летучие мыши. Они всё влетали в окошечко и вылетали. Но они совсем бесшумные. Сейчас они там спят вниз головой - такие забавные. А ведь когдато Люди боялись их.
  - Нина, а ты не забыла об лАнтологии»? - напомнил я. - Нам надо возвращаться в город.
  - Нет, я останусь здесь на четыре дня, - спокойно ответила она. - Андрею нужно четыре дня покоя. Я буду готовить ему еду.
  - Ну, не так уж он слаб, чтобы ему нужно было готовить еду, - возразил я. - Больной Человек не встанет с рассветом и не сядет за стол, чтобы выводить какието бесконечные формулы. Если Человек болен, он лежит и не рыпается.
  - Чточто? - переспросила Нина. - Лежит и что?..
  - Не рыпается, - повторил я. - Это такое идиоматическое выражение Двадцатого века.
  - Но я всётаки останусь, - сказала Нина.
  - Что ж, поступай так, как считаешь нужным, - ответил я. - Какникак, мы живём в Двадцать Втором веке и знаем, что разубеждать решившегося - недостойное дело. Если зрячий идёт к пропасти - останавливающий его подобен слепцу.
  - Ах, не читай мне школьных прописей, - досадливо ответила Нина. - И к пропасти я пока что не иду. - Она спрыгнула с невысокого обрыва на береговой песок и, сбросив туфли, вошла в воду и стала рвать кувшинки.
  - На тебе! - крикнула она, бросая мне цветок. - И не делай строгого лица.
  Я вернулся в избушку. Андрей всё корпел над своими формулами.
  - Вот смотри, - сказал он, когда я подошёл к нему. - Вот она.
  Он показал мне одну из страниц, всю исписанную и исчирканную. Внизу, обведённая жирной чертой, видна была какаято формула, очень длинная.
  - Ну и что? - спросил я.
  - Я нашёл то, что искал. Теперь надо только проверять, проверять и проверять себя.
  - Ладно, проверяй себя, а мне нужно возвращаться в город. Нина останется тут.
  - Нина приносит мне счастье, - задумчиво сказал Андрей. - Никогда я не верил в такие вещи, но она приносит мне счастье. Вскоре я отправился в город. Дойдя пешком до границы заповедника, я вызвал легколет и вскоре был в Ленинграде. Сапиенс сказал лДа» Вернувшись в Ленинград, я так погрузился в работу над лАнтологией Забытых Поэтов XX века», что на время позабыл всё и вся. Правда, мне не хватало Нины - её помощь была бы весьма ощутимой, но тем не менее работа моя двигалась. Целые дни я проводил в трудах и лишь изредка покидал свой рабочий стол, чтобы подышать свежим воздухом.
  Однажды я поехал на Острова. Я шёл по аллее и вышел на площадку, где стоят памятники Победителям рака Иванову и Смиту, Экипажу лМарс1» и Антону Степанову - одному из крупнейших Поэтов XXI века. Здесь же возвышается памятник Нилсу Индестрому, автору Закона Недоступности. Вы все знаете этот памятник: на чёрном цоколе стоит гигант из чёрного металла; простёртая его рука как бы застыла в повелительном жесте, пригвождающем всё земное к Земле, вернее - к Солнечной Системе. В те годы на цоколе памятника виднелась бронзовая доска со словами Индестрома: лПуть к Дальним Мирам закрыт навсегда. Тело слабее крыльев». Под этими словами была начертана формула Недоступности - итог жизни Нилса Индестрома. Формулу эту мы все знали со школьной скамьи. Она доказывала, что, если даже человек создаст энергию, достаточную для проникновения за пределы Солнечной Системы, ему никогда не создать такого материала, который не деформировался бы во время полёта. Мне никогда не нравился этот памятник. Мне вообще казалось странным, что люди поставили его Учёному, который доказал нечто отрицательное.
  Я присел на скамью и поделился своими мыслями с Человеком, сидящим рядом. Судя по значку на отвороте куртки, это был Студент технического направления. Он не согласился со мной и сказал, что своим отрицательным законом Ниле Индестром спас много жизней. Далее он добавил, что памятник этот должен стоять вечно, если даже Закон Недоступности будет опровергнут.
  - Закон потому и закон, что он неопровержим, - возразил я.
  - Сейчас он неопровержим, но под него уже подкапываются, - сказал Студент. - Вся специальная техническая пресса пестрит статьями о том, что мы накануне технической революции. Человечеству нужен единый сверхпрочный универсальный материал. Человечеству тесна его металлокаменнодеревянно - пластмассовокерамическая рубашка. Она трещит по швам.
  - Не знаю, меня эта рубашка вполне удовлетворяет, - возразил я. - Да и где в наш век найдётся такой Человек, который сможет создать материал, о котором вы говорите?
  - В этой области работает много учёных, - ответил Студент. - В частности - Андрей Светочев и его группа. Правда, они идут очень трудным путём, но Светочев утверждаетЕ
  - Разве у него есть какиенибудь реальные достижения? - перебил я своего собеседника.
  - В обычном понимании - нет. Но еслиЕ
  - Если бы да кабы, да во рту росли грибы, - ответил я старинной пословицей, после чего мой собеседник замолчал, ибо ему, как в старину говорилось, крыть было нечем.
  Я ведь тогда ещё не знал, что формула Светочева в скором времени обратится в техническую реальность. На следующий день, когда я работал над своей лАнтологией», ко мне явилась Нина. Я сразу же заметил, что у неё какойто праздничный вид и что она очень похорошела за эти дни.
  - Тебе пошёл на пользу воздух заповедника, - сказал я, и она почемуто смутилась.
  - Я пробыла там вместо четырёх дней целую декаду, потому что Андрей был так занятЕ - какимто извиняющимся тоном произнесла она. - Я готовила ему еду. Если его не накормить, он сам не догадается поесть. Но он очень продвинулся в своей работе. Он проверил свою формулу, и онаЕ
  - А еды вам хватило? - спросил я. - Ведь в заповедник нельзя вызывать транспорт.
  - Я два раза ходила к Смотрителю. Это такой славный Человек. А его жена вернулась из Австралии, иЕ
  - Нина, меня интересует не Австралия, а лАнтология», - мягко сказал я. - И хоть твоя помощь сводится только к чисто технической работе, но всё же твоё участие весьма желательно. Но договаривай об Андрее. Итак, он проверил свою формулу, и она, как и всё у него, оказалась ошибочной? Ведь так?
  - Пока что ничего не известно. Он сдал материалы в Академию, а там их отдали на проверку САПИЕНСу [20]. Но расчёты, представленные Андреем, настолько сложны и парадоксальны, что САПИЕНС бьётся над ними уже сутки и не может ни опровергнуть их, ни подтвердить их правильность. А ведь обычно САПИЕНС уже через несколько минут решает, прав или не прав Исследователь.
  - Я хоть не электронный САПИЕНС, а простой гомо сапиенс, но и я могу предвидеть результат, - пошутил я. - Опять будет неудача.
  Нина промолчала, сделав вид, что погружена в чтение материала для лАнтологии».
  - Мне не очень нравится твой подбор авторов, - сказала вдруг она. - Ты обедняешь Двадцатый век. Он был сложнее, чем ты думаешь. Так мне кажется.
  - Меня удивляет твоё замечание! - сказал я. - Не забудь, что лАнтологию» составляю я, а ты только моя Техническая Помощница.
  Этот выпад Нины против моей работы так расстроил меня, что в тот вечер я долго не мог уснуть. Уснул я только в два часа ночи, а в три часа был разбужен мыслесигналом Андрея.
  - Что случилось? - спросил я. - Нужна помощь? Сейчас выхожу.
  - Помощи не нужно, - гласила мыслеграмма Андрея. - Поздравь меня. Три минуты тому назад САПИЕНС подтвердил правильность моей формулы.
  - Поздравляю, рад за тебя, - ответил я. - Всё?
  - Всё. Мыслепередача окончена.
  Я был очень рад, что Андрею наконецто повезло. Правда, меня несколько удивило, что он не сообщил мне это известие какимлибо другим способом. Ведь в наше время к мыслеграмме прибегали только в случае крайней необходимости. Только много позднее я понял, какие огромные перемены в наш мир внесло открытие Андрея. На следующее утро, когда я работал над своей лАнтологией», ко мне опять пришла Нина. Прямо с порога она мне сообщила новости:
  - Ты не представляешь, что у Андрея в Академии творится! Туда спешно прилетел Глава Всемирной Академии Наук, прибыла целая делегация от Института Космонавтики! Андрею и андреевцам выделяют специальный институт, лаборатории, им дают право набирать любое количество помощников. АндрейЕ
  - Ты уже успела побывать у него? - спросил я.
  - Да, - ответила она. - А что?
  - Так, ничего. Я спросил просто так.
  - Можно подумать, что ты не рад успеху своего друга! - сказала Нина.
  - Я очень рад его успеху, - ответил я. - Но меня несколько беспокоит эта обстановка сенсации, которая создаётся вокруг Андрея. Можно подумать, что мы вернулись в Двадцатый век.
  - В нашем веке тоже возможны великие открытия, - возразила Нина.
  Я не стал с ней спорить, зная, что это бесполезно. Вместо этого я напомнил ей, что начинаются каникулы, и предложил отправиться вместе на Гавайские острова.
  - Нет, это лето я хочу провести в Ленинграде, - ответила Нина.
  - Что ж, вольному воля, спасённому рай, - отпарировал я старинной поговоркой. - Сейчас я пойду в Бюро Отпускных Маршрутов.
  - Иди, - сказала Нина. - И не сердись на меня. - Она положила ладони мне на плечи и поцеловала меня в лоб. - Желаю тебе счастья. События развиваются В раздумье шёл я по людному проспекту. Мне было грустно. Прав был старый Чепьювин - он сразу понял, что Нина меня не любит и никогда не полюбит. В чёмто тут была и моя ошибка, но в чём - я не знал. И вот я шагал по светлой улице, среди весёлых и счастливых Людей, а сам был невесел и не слишкомто счастлив.
  В дальние края лететь мне уже не хотелось, и я решил провести свои каникулы в работе и только переменить на время своё местопребывание. Зная, что в Новосибирске есть большая библиотека, где много старинных книг, я решил отправиться на лето туда. А по пути я заеду в Москву, там мне нужно навести коекакие библиографические справки в Центральной библиотеке имени Ленина. Придя к этому решению, я вернулся домой, взял портфель и поехал на подземный вокзал, чтобы сесть в пневмоснаряд. В то время этот вид скоростного транспорта был в новинку, и я часто пользовался им.
  - Есть свободные места? - спросил я у Дежурного.
  - Есть одно, - ответил тот. - Отправка через четыре минуты. Садитесь в коллективный скафандр.
  Он открыл герметическую дверь, и я вошёл в длинный круглый баллон из очень толстой самосветящейся резины. Внутри были сиденья из того же материала, на них уже сидели пассажиры, я был последним, пятидесятым.
  - Скафандрамортизатор подземнобаллистического вагонаснаряда пассажирами укомплектован полностью! - сказал Сопровождающий в микрофон. - Двери загерметизированы, ждём отправки. Заряжайте!
  Наш скафандр начал слегка покачиваться. Это означало, что его вставляют в полый металлический снаряд. Потом покачивание усилилось - это заливали амортизационной жидкостью пространство между наружными стенками скафандра и внутренними стенками металлического снаряда. Скафандр как бы плавал внутри снаряда.
  - Всё готово! - послышался голос из репродуктора.
  - Стреляйте нами! - скомандовал в микрофон Сопровождающий.
  Я, как обычно, почувствовал лёгкий толчок, затем у меня захватило дыхание от нарастающей скорости, Чувство было такое, будто я нахожусь в сверхскоростном лифте, который движется не вертикально, а по горизонтали. Затем в тело вошла приятная лёгкость, а вскоре я уже плавал в воздухе, держась за поручень, как и остальные пассажиры. Баллистический подземный вагонснаряд летел по идеально гладкой трубетоннелю. Вскоре скорость замедлилась, состояние невесомости прекратилось. Затем вагонснаряд остановился, двери открылись, и я поднялся лифтом на улицу Москвы и направился в библиотеку. Там я просидел до вечера, делая нужные мне выписки. Я сидел в тихом зале и работал, а в памяти моей нетнет да и всплывал недавний разговор с Ниной. Но я отгонял грустные мысли и с новым упорством принимался за работу, зная, что труд мой нужен Человечеству.
  Когда я вышел из библиотеки, уже стемнело, и от самосветящихся мостовых исходил ровный, спокойный свет. Пора думать о ночлеге. К счастью, в моё время это уже не было трудной проблемой для всех, приезжающих в знакомые и незнакомые места. Гостиницы ещё существовали, но пользовались ими главным образом в курортных городах, в остальных же крупных и мелких населённых пунктах они уже были непопулярны. Любой Человек мог войти в любой дом, и всюду ему были рады и встречали как друга. Спрашивать гостя, откуда он, кто он и зачем приехал в этот город, считалось невежливым. Гость, если хотел, рассказывал о себе, а если не хотел - не рассказывал.
  Мне понравился один небольшой дом на берегу Москвыреки, и я вошёл в его подъезд и поднялся лифтом на двадцатый этаж - я люблю верхние этажи, в них светлее. На лестничную площадку выходили двери четырёх квартир, и я на минуту задумался - в какую именно войти. Я любил эти мгновения, когда не знаешь, какие именно Люди тебя встретят, кто они по специальности, но знаешь: кто бы тебя ни встретил - ты будешь желанным гостем. В старину такая ситуация называлась беспроигрышной лотереей. Впрочем, одна из четырёх дверей отпадала: на ней висел знак одиночества. Я открыл дверь противоположной квартиры и прошёл по коридору в комнату, откуда слышались голоса. Войдя в эту комнату, я увидел, что группа Людей сидит перед объёмным телевизором.
  - Здравствуйте! - сказал я. - Хочу быть вашим гостем.
  - Мы вам рады! - откликнулось несколько голосов. От сидящих отделилась молодая женщина и подошла ко мне.
  - Я сегодня за хозяйку, - сказала она. - Идёмте, я вам покажу свободную комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверное, проголодались?
  - А завтра мы вас поводим по Москве, - сказал ктото из сидящих.
  - Нет, по Москве меня водить не надо. Я её хорошо знаю, я ведь ленинградец, - ответил я и затем поведал о себе. Присутствующие тоже сообщили мне свои имена и профессии.
  В моё время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря всё подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным книгам и журналам. Поэтому меня удивило, что вся квартира смотрит какойто довольно посредственный фильм, - увы, их хватает и в наше время. Я спросил у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.
  - Как, разве вы не знаете? - удивились все. - Ведь вамто в первую очередь надо знать новость - вы же только что из Ленинграда. Мы ждём чрезвычайного сообщения.
  - Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев. Сделано какоето важное открытие, - пояснили мне.
  На экране телевизора тем временем ничего особенного не происходило. Шёл обычный фильм, который можно смотреть, но можно и не смотреть. Какойто молодой человек и девушка то ссорились, то мирились, то собирались вместе лететь на Марс, то раздумывали.
  - А что случилось у ваших соседей? - спросил я присутствующих. - Почему у них на двери висит знак одиночества?
  - У них большое несчастье. В их квартире жил молодой инженерстроитель. Месяц назад он полетел в командировку на Венеру и там погиб. Обрушилось какоето сооружение. Вы же знаете, наши земные материалы плохо переносят инопланетные условия.
  Внезапно фильм прервался, и на экране телевизора возник Старший Диктор, окружённый переводящими машинами. Диктор был взволнован.
  - Внимание! Внимание! - сказал он. - Слушайте чрезвычайное сообщение. Работают все земные и внеземные передающие системы.
  Всемирный Учёный Совет обсудил теоретические выкладки, представленные научной группой Андрея Светочева, а также проверил правильность формулы Светочева. Возможность создания принципиально нового единого универсального материала признана правильной и технически осуществимой.
  Предоставляю слово Андрею Светочеву.
  На экране появился Андрей. Вид у него был скорее встревоженный, чем радостный. Глухим, невыразительным голосом начал излагать он сущность своего открытия. Он часто запинался, не находил нужных слов, некоторые повторял без всякой надобности - вообще, культура речи у него хромала. Я вспомнил, что в школе отметки по устному разделу русского языка были всегда ниже моих. Но сейчас он говорил совсем плохо - на тройку, если даже не на двойку. Только когда он подходил к стоящей поодаль световой доске и начинал чертить какието формулы и таблицы, голос его звучал увереннее, выразительнее. (Сейчас эту речь Андрея знает наизусть каждый школьник, но знает её в подчищенном виде, без всяких пауз, запинок и повторений. На меня же тогда, признаться, она не произвела сильного впечатления.) Андрей употреблял слишком много научных и технических терминов, понять которые я не мог. Сущность же его открытия, как вы все знаете, сводилась к тому, что он теоретически доказал возможность создания единого универсального материала из единого исходного сырья - воды.
  Но вот Андрей умолк, экран погас, и в комнате на миг воцарилось молчание. Затем все мои новые знакомые, не сговариваясь, встали в знак высшего уважения. Пришлось встать и мне, хоть в глубине души я счёл излишним такое преувеличенное выражение чувств.
  - Начинается новая техническая эра, - тихо сказал ктото.
  Мы вышли на балкон. С высоты двадцатого этажа видны были уходящие за горизонт огни Москвы. Справа от нас виднелись башни Кремля, озарённые особыми прожекторами солнечного свечения. Казалось - над Кремлём вечное солнце, вечный полдень. Когда я проснулся на следующий день в отведённой мне комнате, то сразу почувствовал, что уже девять часов одиннадцать минут. Квартира была пуста, все её жители ушли на работу. Я умылся, съел приготовленный мне завтрак и посмотрел утреннюю газету, которая почти целиком была посвящена Андрею и его открытию. Затем я вышел на балкон.
  Внизу, на набережной Москвыреки, тёк людской поток, и всё в одном направлении - к Красной площади. Этот поток не вмещался на тротуаре, он захлёстывал мостовую, и изза этого не могли двигаться элмобили и элтобусы.
  лСтранно, - подумал я. - Сегодня не Первое мая, и не Седьмое ноября, и не День космонавтики. Неужели вся эта суматоха изза Андрея?»
  Я включил телевизор. Показывали Ленинград. лСтихийный митинг на Дворцовой площади», - сказал Диктор, и я увидел на площади множество людей. У всех были счастливые лица, будто невесть какое чудо случилось. Группы Студентов несли довольно аляповатые, наспех сделанные плакаты. лДавно пора!», лДаёшь единый универсальный!», лХимики рады, физики - тоже!» лУра - Андрею!» - вот что было написано на этих плакатах. Толпа вела себя совершенно недисциплинированно - она громко пела, гудела, шумела на все лады. Я выключил Ленинград и включил Иркутск, но и там было то же самое. На площади толпился народ, пестрели самодельные плакаты. На одном было написано: лМеталлы, камень, дерево, стекло» - все эти слова были жирно зачёркнуты, а поверх начертано: лЕдиный универсальный». Затем я включил Лондон, Париж, Берлин - там происходило то же самое, только надписи на плакатах были на других языках.
  лЭта всемирная суматоха не должна мешать моей работе, - подумал я. - Каждый должен делать своё дело».
  Вскоре я вышел из квартиры и через двадцать минут был на воздушном вокзале. Самодельный Атилла В те времена до Новосибирска можно было лететь экстролетом, скоростным ракетопланом, рейсовым дирижаблем и дирижаблемсанаторием. Так как спешить мне было незачем, то я выбрал дирижабльсанаторий и вскоре был на его борту. Дежурный Врач провёл меня в двухместную каюту и показал мою постель. Затем он приложил к моему лбу ЭСКУЛАППП, который показал всего три болевых единицы по восходящей.
  - Ну, вы, товарищ, два МИДЖа проживёте, - улыбнулся Врач. - Но у вас лёгкое переутомление, поэтому я назначу вам коекакие процедуры. Есть ли у вас какие особые пожелания?
  - Если можно, то пусть моим однокаютником будет Человек гуманитарного направления, - попросил я. - Голова уже гудит от всех этих технических разговоров.
  Врач ушёл, а в каюту вскоре вошёл Человек средних лет. При нём был довольно большой чемодан, что меня несколько удивило: как правило, Люди давно уже путешествовали без ручной клади. Мой спутник сообщил мне, что зовут его Валентин Екатеринович Красотухин и что у него две специальности: он Ихтиолог и Писатель. Признаться, имя это мне ничего не говорило, хоть я знал не только литературу XX века, но и современную. Назвав себя и свою профессию, я поинтересовался, какие произведения созданы моим однокаютником.
  - Видите ли, - ответил Валентин Екатеринович. - Ихтиолог я по образованию и по роду работы. А Писатель я по внутреннему призванию. Правда, я смотрю истине в лицо и сознаю, что таланта у меня нет, но я сконструировал кибернетическую машину и с её помощью надеюсь со временем создать поэзопрозодраматическую эпопею, которая прославит меня иЕ
  - Но послушайте, - перебил я своего нового знакомого, - всем известно, ведь уже в конце Двадцатого века было доказано, что никакая, даже самая совершённая, машина не может заменить творческий процесс. Это так же ясно, как то, что невозможно создать вечный двигатель.
  - Но я сам сконструировал свой творческий агрегат, - возразил Красотухин. - Я верю, что мой АТИЛЛА не подведёт меня) Вот полюбуйтесь на него!
  С этими словами ПисательИхтиолог раскрыл чемодан и извлёк из него довольно большой прибор со множеством кнопок и клавиш и поставил его на стол каюты.
  - Вот он, мой АТИЛЛА!
  Мне стало немного грустно: и здесь я не избег техники. Но мне не хотелось огорчать своего спутника.
  - Почему именно АТИЛЛА? - проявил я интерес.
  - АТИЛЛА - это Автоматически Творящий Импульсный Логический Литературный Агрегат, - пояснил Красотухин. - Правда, он ещё не вполне вошёл в творческую силу, он ещё учится. Ежедневно я читаю ему художественные произведения классиков и современных авторов, учу его грамматике, читаю ему словари. Кроме того, я беру его на лекции по ихтиологии, которые он внимательно слушает. Ещё я читаю ему главы из Курса Поэтики, из Истории Искусств. Года через три он будет знать всё и сможет работать с полной творческой отдачей. Но уже и сейчас мы с ним творим на уровне начинающего среднего Литератора.
  - А вы не можете продемонстрировать АТИЛЛу в действии? - спросил я.
  - С удовольствием! - воскликнул Красотухин. - Дайте творческую программу.
  - Ну пусть он сочинит чтонибудь для детей, чтонибудь там про кошечку, например, - предложил я, выбирая тему полегче.
  Красотухин нажал на АТИЛЛе кнопку с надписью лВнимание». Вспыхнул зелёный глазок, агрегат глухо заурчал. Тогда Красотухин нажал клавишу с надписью лстихи д/детей». Прибор заурчал громче. Из него выдвинулся чёрный рупор.
  - АТИЛЛушка, творческое задание прими. Про кота чтонибудь сочини, - просительно произнёс ПисательИхтиолог в рупор.
  - Творзадание принято! - глухо произнёс голос из прибора, и сразу же вспыхнуло табло с надписью лтворческая отдача». Затем из продолговатого узкого отверстия вылез лист бумаги. На нём было напечатано: Кот и малютки Здравствуй, здравствуй, кот Василий,
  Как идут у вас дела?
  Дети козлика спросилиЕ
  Зарыдала камбала.
  И малюткам кот ответил,
  Потрясая бородой:
  - Отправляйтесь в школу, дети!..
  Окунь плачет под водой. Сотворил АТИЛЛА - Не так уж плохо, - утешающе сказал я. - В некоторых детских журналах XX века я читал нечто подобное. Только тут нужна правка. Ваш АТИЛЛА путает кота с козлом. И потом, откудато, ни к селу ни к городу, камбала с окунем появились.
  - У АТИЛЛы ещё смещены некоторые понятия, - несколько смущённо ответил ПисательИхтиолог. - А рыдающая камбала - это, очевидно, творческая неувязка. Но в строке локунь плачет под водой» есть нечто высокотрагедийное, здесь чувствуется некая натурфилософская концепция. Впрочем, стихи АТИЛЛе даются труднее, чем проза. Сейчас вы в этом убедитесь. И Красотухин заказал АТИЛЛе сотворить сказку с лирической концовкой. В сказке должны упоминаться человек, лес и звери. Вскоре агрегат дал нам возможность ознакомиться со своим произведением. Лес, полный чудес Лес шумел угрюмо (мрачно? огорчённо?). Лесные звери имелись в лесу том повселесно. Тем временем человек и человечица (человейка? человечка?) шли по речью (речейку?) к речке. В лесу встретились им лес и лесица, волк и волчица, лось и лосица, медведь и медведица (медвежка?). лСъемка я вас, человеки!» - произнёс медведь. лНе питайся нами, Михаил (Виктор? Григорий?), мы хотим живатьпоживать!» - лХорошо, - ответил медведь, - я вами столоваться не будуЕ» Радостно, дружно, синхронно запели гимн восходящему светилу (луне? солнцу?), сидящие на ветвях снегири, фазаны, сазаны, миноги, снетки и караси. Лес шумел весело (удовлетворённо? упитанно?).
  Сотворил АТИЛЛА - Сказка несколько примитивна, - сказал я. - И потом, опять тут всякие рыбы.
  - Да, мой АТИЛЛА любит упоминать рыб, - огорчённо признался Красотухин. - Боюсь, что я несколько перегрузил его ихтиологическими знаниями. Но не хотите ли дать АТИЛЛе творческое задание в области драматургии?
  - Смотрите, какой прекрасный вид под нами, - сказал я Красотухину, чтобы отвлечь его от АТИЛЛы. - И видимость тоже прекрасная.
  Наш дирижабльсанаторий давно уже отчалил и теперь плыл в воздухе на высоте восьмисот метров. Из большого иллюминатора в стене каюты можно было наблюдать, как не спеша движется под нами какойто небольшой городсад. Его прямые улицы с домами, крытыми голубой пластмассой, казались каналами, прорытыми среди зелени. И только чёрные шары на тонких мачтах - усилители мыслепередач - говорили о том, что это всётаки город, где живёт несколько тысяч Людей. Потом снова внизу потянулись поля, среди которых коегде возвышались башни дистанционного управления электротракторами.
  Вскоре нас позвали на купанье. Плавательный бассейн был накрыт огромным прозрачным пластмассовым колпаком; чуть выше, почти задевая его, проплывали порой редкие летние облака. Дно бассейна тоже было из прозрачной, чуть голубоватой пластмассы. Купаясь, мы видели под собой луга, леса, реки, дороги с пробегающими по ним элтобусами. Казалось, мы плавали не в бассейне, не в воде, а в самом небе, в бескрайнем, подёрнутом голубоватой дымкой пространстве. Мы словно парили в нём, как птицы, вольно и легко, и эта лёгкость подчёркивалась тишиной, ибо дирижабль летел беззвучно, как во сне. К одному борту бассейна была пристроена вышка для прыжков в воду, и каждый раз, ныряя с неё в бассейн, я испытывал жутковатое ощущение, будто я лечу в пропасть, в бездну, на дне которой растут деревья, зеленеют поля, тянутся нити дорог. И вдруг меня упруго подхватывала вода, не давая падать дальше.
  Вечером, после ужина, я разговорился с ИхтиологомПисателем. Это был совсем неглупый Человек. Пока не заходила речь об АТИЛЛе, он рассуждал вполне здраво и логично. Так, например, он рассказывал мне о своём проекте использования старинных военных кораблей - тех, которые ещё не пошли на переплавку, - под живорыбные садки. Все эти древние линкоры, авианосцы, без пользы стоящие в портах, вполне подойдут для этой цели. Нужны только некоторые переделки, весьма незначительные. Когда я, в свою очередь, завёл речь об лАнтологии Забытых Поэтов XX века», ПисательИхтиолог согласился со мной, что дело это очень важное и нужное, и сделал несколько полезных замечаний, свидетельствующих о его начитанности и живости ума. Узнав же, что я работаю над пополнением СОСУДа, мой новый знакомый горячо одобрил это начинание и присовокупил, что я делаю для потомства дело нужное и важное, так как Людей, употребляющих ругательства, на Земле почти не осталось, и этот вид фольклорного творчества надо закрепить письменно для потомства.
  Но затем мой собеседник снова сел на своего конька, завёл речь об АТИЛЛе и попросил меня научить АТИЛЛу ругательствам.
  - Для меня это не составит большого труда, - ответил я. - Но целесообразно ли это?
  - Для будущей прозодрамолирической эпопеи, которую я создам в соавторстве с АТИЛЛой, потребуются и бранные выражения. Ведь эпопея будет охватывать все века, а, как вам известно, в минувшие столетия брань употреблялась весьма нередко. И потом, как вы сами убедились, я несколько перегрузил АТИЛЛу ихтиологическими знаниями, и поэтому некоторое количество ругательств как бы уравновесит его словарь.
  - Хорошо, я согласен дать вашему АТИЛЛе урок неизящной словесности, но вас прошу выйти на это время из каюты. Мне неудобно произносить при Человеке грубые слова. Ночью мы миновали Урал и теперь летели над Сибирью. К вечеру начались леса промышленного значения - с просеками и лесоперерабатывающими пунктами. Но затем всё чаще стали проплывать под нами участки настоящей тайги - это были заповедники, где она сохранялась в своём естественном виде. Мы летели малой высотой, и к нам доносился запах зелени и хвои. Настроение у меня было превосходное, о чём я и сообщил своему соседу.
  - Я думаю, что не испорчу вашего настроения, если попрошу вас дать моему АТИЛЛе новое задание, - сказал ПисательИхтиолог. - Завтра мы с вами расстанемся, а мне хочется, чтобы у вас осталось приятное воспоминание о моём детище. Вчера АТИЛЛА работал почемуто не в полную творческую силу, и мне хочется реабилитировать его в вашем мнении.
  Я подумал, что иметь дело с АТИЛЛой - это как раз самый верный способ испортить себе настроение. Но затем я вспомнил, что ещё в четвёртом классе школы на уроке морали нас учили: лНикогда не огорчай Человека, если этого не требуют особые обстоятельства. Слабости хороших Людей не делают их плохими Людьми». Поэтому я скрепя сердце согласился ещё на одно творческое испытание АТИЛЛы.
  - Я иногда даю ему узкоспециализированные задания, - сказал ПисательИхтиолог, обрадованный моим согласием. - Например, подобрать рифмы к слову локунь» или сочинить рассказ, в котором все слова начинаются на одну букву. Так легче следить за ростом словарного фонда АТИЛЛыЕ Не хотите ли дать ему специализированную задачу?
  - Пусть он напишет рассказ о солнце с лирикомеланхолическим уклоном, и пусть все слова в этом рассказе начинаются с лс», - сказал я.
  Тотчас же мой спутник дал АТИЛЛе творческую программу, и тот заурчал и замигал своими зенками.
  - Ну, друг АТИЛЛА, на этот раз не подведи, - ласково сказал ПисательИхтиолог в рупор. - Подушевнее, полиричнее сотвори.
  Вскоре АТИЛЛА выполнил задание. Листок этот, ровно как и два предыдущих, и поныне хранится в моём архиве. Солнечный сабантуй Светозарное солнышко справляло свой сабантуй, светило сказочно светло, сияло самозабвенно. Самоцветно синела садовая сирень, старались сладкогласные соловьи, стрекотали стрекозы, струилось ситро, сахарился сладкий сливовый сироп. Серебристым симпатичным смехом синхронно смеялись совершенно счастливые супруги. Седовласая стерлядь скандировала стройные строфы сонета.
  Солнце стало склоняться севернее, сгущались сизые сумерки. Смеркалось.
  - Сукин сын! Слюнтяй! Солдафон! Стервец! - сказала сому строгая солёная святейшая селёдка, сиротливо скучавшая среди салаки, скумбрии, сёмги.
  - Сама скотина, склочница, симулянтка! Свинские слова слышу! - смачно сплюнув, свирепо сказала сумасбродной соседке седоусая сметливая свежепросоленная сардинка, спокойно спавшая среди сетей.
  - Собаки! Стрекулисты! Спекулянты! Сплетники! Сычи сонные! Сидни сидячие! Самодуры сиволапые! Скандалисты! Святотатцы! Скобари! Скопидомы! Скряги! Саботажники! Сутяги! - степенно сказала совершеннолетняя самостоятельная севрюга, слушавшая спор.
  Солнышко село, скапутилось, смылось, съёжилось. Стало совсем сумрачно.
  Скоропостижно скончался сиг.
  Сотворил АТИЛЛА - Опять рыбы всякие! - огорчённо сказал ПисательИхтиолог. - И потом много какихто непонятных слов.
  - Но это же отжившие слова! Это слова из моего СОСУДа, - пояснил я. - Ваш АТИЛЛА почемуто очень хорошо их усвоил и вводит в текст в непропорционально большом количестве.
  - Неужели в старину Люди употребляли столько ненужных слов? - спросил мой новый знакомый.
  - Не все ругательства были словамипустышками, - ответил я. - Под некоторыми из них подразумевались вполне определённые отрицательные явления.
  - А что такое сплетник, скандалист, спекулянт? - стал расспрашивать меня Ихтиолог.
  - Это долго объяснять, - ответил я. - Когда выйдет из печати мой СОСУД, вы сможете узнать смысловое значение всех этих выражений.
  - Не хотите ли ещё раз испытать моего АТИЛЛу? - с робкой надеждой в голосе спросил меня ПисательИхтиолог.
  К счастью, в этот миг в каюту постучал дежурный Врач и пригласил нас в салон к телевизору смотреть и слушать новое выступление Андрея Светочева. Выбрав из двух зол меньшее, я поспешил откликнуться на этот зов.
  В салоне перед большим телевизором собрались все пассажирыпациенты дирижаблясанатория. Вскоре на экране появился Андрей. Его сообщение показалось мне какимто бесцветным. Он сообщил, что выступает только потому, что в его адрес поступает очень много вопросов. Но ничего нового он пока сказать не может. Он сделал только одно конкретное сообщение: для строительства Главной Лаборатории по созданию Единого Материала выделен пустынный островок в Балтийском море, в пятидесяти километрах от Ленинграда. Островок будет расширен за счёт намыва донного песка. Работа начинается завтра.
  Незначительное это сообщение, вдобавок произнесённое какимто усталым, невыразительным голосом, показалось мне, не предвещает удачи моему другу. Но слушатели, как я успел заметить, остались довольны и этой скудной информацией. Прессконференция. Встреча с Надей Шла третья неделя моего пребывания в Новосибирске. Целые дни просиживал я в библиотеке, подбирая материал для своей лАнтологии», и дело уже близилось к концу. Однажды утром в читальный зал вошёл старший Библиотекарь и пригласил всех желающих в телевизионный блок, сказав, что будет выступать Андрей Светочев.
  Я вместе со всеми направился к телевизору.
  На экране возник Андрей. Он сидел в небольшом зале за круглым столом, вместе со своими Сотрудниками. На столе стояло множество переводящих машин. Все кресла и все проходы в зале были заполнены Людьми - это были главным образом Корреспонденты. Происходило нечто вроде прессконференции. Вопросы задавались бессистемно, и я привожу их в таком виде и порядке, как их записал мой карманный микромагнитофон.
  Андрей. Готов отвечать на ваши вопросы.
  1й корреспондент. Когда идея о создании единого материала будет осуществлена вашей научной группой практически?
  Андрей. На это, возможно, уйдёт один год.
  2й корреспондент. Можно ли вкратце охарактеризовать ваш единый материал как некую пластмассу с универсальными свойствами?
  Андрей. Можно, если вам это нравится. Но вообщето это принципиально новый материал.
  3й корреспондент. В некоторых газетах высказана мысль, что всемирное применение единого материала может лишить многих людей радости труда. Ведь множество профессий станут просто ненужными.
  Андрей (роясь в какихто бумагах). Я не компетентен в этих вопросах. Но вот Экономисты Сергеев, Тропиниус и Маорти утверждают, что работы хватит всем, однако многим Людям придётся переквалифицироваться.
  4й корреспондент. Как всё это отразится на продолжительности рабочего дня?
  Андрей (опять роясь в бумагах). Вот тут произведены подсчёты. Не мной, а Экономистами. Через три года после полного перехода на аквалид средний рабочий день на Планете сократится до двух часов восемнадцати минут.
  5й корреспондент. Что это такое - аквалид?
  Андрей. Так мы решили назвать единый универсальный материал.
  6й корреспондент. Как вы относитесь к Нилсу Индестрому?
  Андрей. С величайшим уважением.
  6й корреспондент. Однако ваше открытие, если оно будет осуществлено практически, опровергнет Закон Недоступности Нилса Индестрома?
  Андрей. Да.
  7й корреспондент. Следовательно, будет создан материал, который позволит строить космические корабли, могущие проникнуть за пределы Солнечной Системы?
  Андрей. Да. Но это уж дело Строителей и Космонавтов. Нас больше интересуют земные и подводные дела.
  8й корреспондент. Как это понимать - подводные?
  Андрей. Аквалид даст возможность строить сооружения из воды под водой.
  9й корреспондент. Следовательно, Человечество получит большую новую лжилую площадь» под океаном и сможет спокойно расти? Так это надо понимать?

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»