«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 37%

ХАРАКТЕ Р Ы

AHEКДOTbl Наш век породил восемь великих комедианток-четырех актрис четырех светских дам. Первые четыре-это м-ль Данжевиль,' м-ль Дюмениль, м-ль Клером и г-жа Сент-Юберти вторые - г-жи де Монтессон, де Жанлис, Неккер и д'Анживилье. М* говаривал мне: оИсточник всякого наслаждения я по необходимости ищу в самом себе, то есть исключительно в деятельности coбственного рассудка. Природа вложила в человеческий мозг небольшо шарик, именуемый мозжечком и как бы играющий роль зеркала: с его помощью человек по мере сил то в увеличенном, то в уменьшенном виде то в целом, то в частностях воспроизводит для себя предметы внешнего мира и даже порождения собственной мысли. Это волшебный фонарь который показывает человеку-своему владельцу-сцены, где тот выступаст как актер и зритель одновременно. Здесь - весь человек, здесь его царство; все остальное ему чуждоп. оСегодня, пятнадцатого марта тысяча семьсот восемьдесят второго года.-заметил г-н де*,-я совершил доброе дело довольно редкое свойства: утешил человека порядочного, преисполненного добродетелей обладающего ста тысячами ливров ренты, знатным именем, отменным здоровьем, острым умом и т. д. А я беден, живу в безвестности к тому же боленп. Известно, с какой фанатической речью против возвращения протестам тов обратился к королю епископ Дольский. Он говорил от имени всего духовенства. Когда же епископ Сен-Польский спросил его, почему он высказался от имени своих собратий, не посоветовавшись предварительно с ними, тот ответил: оЯ посоветовался со своим распятиемп. - оВ таком деле, - отпарировал епископ Сен-Польский, - вам следовало дословно повторить то, что вы от него услышалип. Факт, засвидетельствованный очевидцами: Мадам, дочь короля, играя с одной из своих нянек, случайно взглянула на ее руку и машинально сосчитала пальцы. оКак! - удивленно вскричала девочка. - У вас тоже пять пальцев?п. И, чтобы проверить себя, пересчитала их еще раз. Однажды маршал Ришелье посоветовал Людовику XV взять в любовницы не помню уж какую знатную даму. Король отказался, заявив: оСлишком дорого
придется заплатить, чтобы потом отделаться от нееп В 1738 г. г-н де Трессан сочинил сатирические куплеты на герцога де Нивернуа. В 1780 г., добиваясь избрания в Академию, он явился к нему с визитом. Герцог принял гостя чрезвычайно любезно, поговорил об успехе его последних сочинений и распрощался с ним, всячески его обнадежив. Однако, когда г-н де Трессан уже садился в экипаж, хозяин сказал: оПрощайте, граф. Поздравляю вас с потерей памятип. Однажды маршал де Бирон опасно занемог; решив исповедаться, он сказал в присутствии друзей: оМой долг перед богом, мой долг перед королем, мой долг перед государствомЕп.-оЗамолчим-прервал его кто-то из друзей,-или умрешь несостоятельным должникомп. Дюкло имел привычку без конца употреблять на заседаниях Академии слова одЕп и онасЕп. Аббат де Ренель, которого за длинное лицо прозвали оНеядовитым змеемп, заметил: оВы, кажется, забыли. сударь, что Академия дозволяет употреблять лишь те выражения, что включены в ее словарьп. Г-н де Л*, беседуя со своим другом де Б*, человеком весьма достойным, но ославленным молвой, стал пересказывать ему слухи и сплетня. которые ходили на его счет. Г-н де Б* холодно ответил: оКому и судить человека моего закала, как не светской черни, этой безмозглой шлюхе!п. М* говаривал мне: оЯ изучил женщин всех наций. Итальянка верит, что ее по-настоящему любят, если ради нее поклонник готов на преступление; англичанка-если он готов на безрассудство; француженкаесли готов на глупостьп. Дюкло сказал о каком-то подлеце, сумевшем сделать карьеру: оЕму плюнут в лицо, разотрут плевок ногой, и он еще благодарить будетп. Как-то Даламбер, уже стяжавший тогда широкую известность, был у г-жи дю Деффан вместе с президентом Эно и г-ном де Пои де Войдем. Приходит врач по имени Фурнье и еще с порога обращается к хозяйке: оСударыня, имею честь засвидетельствовать вам свое нижайшее почтениеп; после этого он поворачивается к президенту: оИмею честь приветствовать вас, сударьп; затем здоровается с г-ном де Пои де Вейлем: оСударь, ваш покорный слугап - и, наконец, бросает Дал
амберу: оДобрый день, сударьп. Некто целых 30 лет проводил вечера у г-жи де*. Затем он овдовел.
Все думали, что теперь он женится на ней, и всячески ему это советовали.
Но он отказался, заявив: оГде же я стану тогда проводить вечера?п. Г-жа де Тансен, несмотря на свои располагающие манеры, была женщина коварная и в полном смысле слова способная на все. Однажды, услышав, как ее хвалят за приятное обхождение, аббат Трюбле заметил: оО да1 Если ей потребуется вас отравить, она выберет самый приятный ядп. Г-н де Бройль, ценивший в людях лишь военные таланты, как-то cкaзал: оУ этого Вольтера. которого все так превозносят, а я и в грош не ставлю, есть все же один хороший стих:
Кто первый был монарх? Удачливый солдатп. Г-н* высказался о какой-то книге; с ним заспорили, ссылаясь на то, что публика держится на этот счет другого мнения. оПублика! Публика! - воскликнул он. -Сколько нужна глупцов, чтобы составить публику? п. Г-н д'Аржансон в разговоре с любовником своей жены, графом лс Себуром. сказал: оУ меня есть для вас два подходящих места: должность коменданта или Бастилии, или Дома инвалидов. Если дать вам Бастилию, все решат, что туда вас упрятал я; если Дом инвалидов, все подумают, что туда вас упрятала моя женап. Принц Конде как-то рассказывал мне об одной медали, некогда принадлежавшей ему. Он очень сожалел, что лишился ее. На лицевой ее стороне выбит профиль Людовика XIII с обычной надписью: оRex Franc. et Nav.п; на оборотной-профиль кардинала Ришелье, окруженный словами: оNil sine consilioп. М*, прочитав письмо святого Иеронима, где тот необычайно выразительно описывает силу одолевавших его плотских искушений, заметил не без зависти: оБудь я способен на подобное неистовство страстей, меня не устрашило бы никакое покаяниеп. М* говаривал: оВ женщинах хорошо лишь то, что в них самое лучшееп.. Принцесса де Марсам. ныне столь богомольная, когда-то была в связи с г-ном де Бисси и сняла для него на улице Плюме небольшой домик.
Однажды она приехала туда, когда любовник ее был занят там с девицами легкого поведения. Он велел не впускать принцессу. Тем временчч фруктовшицы с Севрской улицы столпились вокруг ее кареты, приговаривая: оВот срам! Он не впускает в дом принцессу, которая за все платит, а сам отощает потаскушек даровым ужиномп. ' оКороль Франции и Наваррып (лаг.). ' оНе действуй, не посоветовавшисьп (лаг.).
Один человек, прельщенный саном священника, говорил: оЯ должен стать священником, даже если это будет стоить мне спасения душип. Некто с ног до головы в трауре-большие плерезы, черный парик, вытянутое лицо - встречает своего друга. оО боже) - питается тот. - Какую потерю вы понесли?п. - оНикакой. - отвечает наш печальник.Просто я овдовелп.
Г-жа де Бассомпьер, живя при дворе короля Станислава, открыто состояла в связи с г-ном де Ла Галезьером, канцлером польского короля.
В один прекрасный день король явился к ней и позволил себе кое-какие вольности, не увенчавшиеся, однако, успехом. оЯ умолкаю,-объявил тогда Станислав.-Остальное доскажет вам мой канцлерп. В прежнее время окоролевскийп пирог разрезали до начала еды.
Как-то раз окоролемп выпало быть г-ну де Фонтенелю. Он почему-то медлил и не оделял остальных поставленным перед ним отменным кушаньем. оКороль забывает своих подданныхп,-упрекнули его. оВот так всегда у нас, королейп,-отозвался он. Недели за две до покушения Дамьена один купец из Прованса попал проездом в маленький городок в шести лье от Лиана; он остановился на постоялом дворе и услышал, как в соседнем комнате, за тонком перегорллкой. кто-то объявил, что некий Дамьен намерен убить короля. ПриЛмв в Париж, коммерсант отправился к г-ну Беррье, но не застал его и письменно изложил все, что слышал; затем он вторично явился к г-ну Бекрье и рассказал, кто он такой. После этого он уехал к себе в провингяд. но не успел еще добраться до дому, как произошло покушение. Г-н Беррье, сообразив, что коммерсант не станет молчать и что допущенный им, Беррье, промах погубит его, выслал на лионскую дорогу наряд полиции во главе с офицером. Купца схватили, заткнули ему кляпом рот, доставили его в Париж и бросили в Бастилию, где он томился целых 18 лет.
Г-н де Мальзерб, в 1775 г. вызволипший оттуда многих узников, в первом порыве негодования дал этой истории огласку* Будучи послом в Вене, кардинал де Рогам был однажды арестован за долги. Потом, вернувшись в Париж, он занимал должность великого попечителя бедных. Как-то раз он отправился в Шатле, чтобы по случаю рождения дофина освободить нескольких узников. Прохожий, увидев у тюрьмы шумную толпу, осведомился, что произошло. Ему ответили, что народ сбежался взглянуть на кардинала де Рогана, только что прибывшего в Шатле. оНеужто его опять посадили?п,-изумился простак. Г-н де Рокмон, супруга которого славилась своими любовными похождениями, раз в месяц ночевал у нее в спальне, чтобы пресечь пересуды в случае, если она забеременеет. Утром, уходя, он объявлял: оЯ вспахал поле, а уж засевают пусть другиеп. На г-на де* обрушилось столько бед, что здоровье его пошатнулось и он никак не мог его восстановить. По этому поводу он говаривал: оПусть мне покажут реку забвения, и я обрету источник юностип. Некий молодой человек, отличавшийся чувствительным сердцем и порядочностью в любовных делах, навлек на себя насмешки распутников, которые принялись потешаться над его сентиментальностью. оВиноват ли я, - простодушно возразил он, - что предпочитаю любимых мною женщин нелюбимым?п. Во Французской академии собирали на что-то деньги. При подсчете нехватило не то шестифранкового экю, не то луидора, и одного из академиков, известного своей скупостью, заподозрили в том, что он уклонился от пожертвования. Тот стал уверять, что положил деньги, и сборщик сказал: оЯ этого не видел, но верю этомуп. Конец пререканиям положил Фонтенель, заявив: оЯ это видел, но не верю глазам своимп. Аббат Мори, приехав к кардиналу де Ла Рощ-Эмону, только что возвратившемуся со съезда духовенства, застал прелата в дурном расположении духа. Гость осведомился о причинах этого. оУ меня их достаточное-ответил старик кардинал.-Во-первых, мне пришлось председательствовать на собрании духовных лиц, которое прошло из рук вон плохо; во-вторых, в нем участвовали м
олодые представители нашего сословия, вроде аббата де Ла Люзерна, а им, изволите ли видеть, для любого дела нужны разумные основанияп. Аббат Рейналь, будучи еще молод и беден, подрядился служить где-то обедню за двадцать су в день. Став побогаче, он уступил эту должность аббату де Ла Порту, удержав в свою пользу восемь су из двадцати. Де Ла Порт, выбившись из нужды, в свой черед переуступил место аббату Динуару, с которого уговорился взыскивать четыре су, не считая доли Рейналя, так что эта убогая, отягощенная двумя рентами обедня приносила Динуару всего восемь су в день. Некий епископ города Сен-Брич, произнося поминальную речь по Марии-Терезии, отменно ловко обошел вопрос о разделе Польши. оПоскольку Франция не сказала свое слово при этом разделе,-объявил он, - я последую ее примеру и также не скажу о нем ни словап. Когда милорд Малборо находился в траншее с одним из друзей и своим юным племянником, пушечное ядро внезапно снесло череп этому другу и мозг его брызнул в лицо молодому человеку. Тот в ужасе попятился, и бесстрашный Малборо спросил: оЧто я вижу, сударь? Вы как будто удивлены?п. - оДа, - ответил юноша, утираясь.-Меня удивляет, как это человек с таким количеством мозга мог так безрассудно и бесцельно подвергать себя подобной опасностип. Герцогиня Мэнская долго хворала и, наскучив этим, принялась упрекать своего врача: оЗачем было обрекать меня на жизнь в этом замке, где нет ни души?п.-оПомилуйте, ваше высочество, ведь у вас здесь добрых сорок человек наберетсяп. - оНу и что же? Разве вам не известно, что принцессе полагается сорок-пятьдесят душ прислуги?п. Когда граф д'Артуа оскорбил герцогиню Бурбонскую и брат ее, герцог Шартрский, узнал об этом, он воскликнул: оКак хорошо, что я не отец и не муж!п. Однажды, когда в Академии шел какой-то бурный спор, г-н де Месон предложил: оГоспода, а что если мы попробуем говорить не больше чем по четыре человека сразу?п. Когда графу Мирабо, человеку весьма уродливой внешности, но честящего ума, вчинили иск об увозе и совращении, он решил сам защиать себя в суде. оГ
оспода.-заявил он, - меня обвиняют в совраще-яи. В качестве единствспгого ответа и оправдания я прошу присовокучть к делу мой портретп. И так как секретарь суда ничего нe понял, судья пояснил ему: оБолван, посмотри же на лицо этого господина!. М* говаривал мне: оЯ не нашел предмета для подлинного чувства и пэотому стал смотреть на любовь, как смотрят все. Я избрал этот путь за неимением лучшего, подобно человеку, который решил поехать в театр и, не достав места на юИфигению''," отправился в юЗабавное варьете"п. Г-жа де Брионн порвала связь с кардиналом де Роганом из-за герцога де Шуаэеля: кардинал требовал, чтобы она рассталась с ним, г-жа де Брионн не соглашалась. Произошла бурная сцена, и под конец г-жа де Брионн пригрозила, что велит вышвырнуть кардинала в окно. оНу что ж, - ответил он, - я могу и выйти тем же путем, каким столько паз входил к вамп. Герцог де Шуазель узнал о своей опале в ту минуту, когда сидел за карточным столом Людовика XV. Г-н де Шовлен, также принимавший участие в игре, объявил королю, что не может ее продолжать, так как играл в паре с герцогом. оА вы напишите ему и спросите, не согласен ли ян закончить талиюп,-отозвался король. Де Шовлен действительно написал в Шантелу, и герцог дал согласие. Через месяц король поинтересовался, подсчитан ли уже выигрыш. оДа, - ответил де Шовлен. - Господин де Шуазель выиграл три тысячи луидоровп.-оВот как1 Очень рад.
Отошлите же ему скорее эти деньгип, - воскликнул король. оЛюбовь,-говорил М*, - должна быть отрадой лишь утонченных натур. Когда я вижу, что ею занимаются люди пошлые, меня так и подмывает крикнуть: юКуда вы лезете? Для такой сволочи, как вы, существуют карты, еда, карьераГп. Не расхваливайте при мне характер Н*: это человек суровый и неумолимый, который спирается на свои холодные принципы, как бронзовая статуя на мраморный пьедестал. оЗнаете ли Bы,-говорил мне г-н де*, - почему у нас во Франции молодые люди честнее тех, кому перевалило за тридцать? Причина проста: только к этому возрасту мы избываем иллюзии, сознаем. чю к нашей стране можн? быть либо молотом, либо наковальней, и ясно видим непоправимость бедствий, под бременем которых стонет нация.
До тридцати лет мы похожи на псоц, которые охраняют хозяйский обед от других собак; после тридцати мы, как и прочие собаки, стараемся лишь урвать себе долю из этого обедап. Г-жа де Б*, женщина весьма влиятельная, тем не менее не смогла ничего сделать для своего любовника де Д*: он был слишком бездарен.
Тогда она вышла за него замуж. На роль любовника годен лишь тот, кого не стыдно показать людям; в роли мужа сойдет всякий. Граф a'Opce, сын откупщика, известный своим неумеренным стремлением во всем походить на знатного человека, как-то раз вмесге с г-ном де Шуазель-Гуффье явился к купеческому старшине. Спутник его пришел туда хлопотать о снижении сильно увеличенной подушной подати, сам же он пожаловался на то, что подать ему значительно уменьшили: он усматривал о этом посягательство на свое дворянское достоинство.
Об аббате Арно, который очень не любит пересказывать всякие сплетни, отзывались так: оОн говорит много, но не потому, что он болтун, а потому, что, когда все время говоришь, сплетничать некогдап. Г-н д'Отре говорил о г-не де Хименесе: оОн из тех, кто прадпочитает дождь хорошей погоде и, заслышав соловья, бурчит: юАх, поганая птица! " п. Царь Петр 1, будучи в Спич-хеде, пожелал посмотреть, что за штука килевание которому подвергают провинившихся матросов; однако в порту не нашлось никого, кто заслуживал бы подобного наказания. оВозьмите кого-нибудь из моих людейп,-предложил Петр. оГосударь, - возразили ему,-ваши люди находятся в Англии-следовательно, под защитой законап. Г-н де Вокансон оказался однажды предметом исключительного книмания со стороны иностранного государя, хотя в том же обществе находился и Вольтер. Смущенный и сконфуженный тем, что его коронованный собеседник ни разу не обратился к Вольтеру, де Вокансон подошел к философу и сказал: оВот что я услышал сейчас от его величествап (последовал очень лестный для Вольтера комплимент). Тот оценил деликатность де Бока неона и ответил: оКак! Вы заставили его произнести такие слова? Узнаю ваш талант)п. Перед покушением Дамьена на Людовика XV г-н д'Аржансон состоял в открытой вражде с г-жой де Помпадур. Через день после ранения король призвал д'Аржансона и отдал ему приказ удалить маркизу от двора. Д'Аржансон повел себя как истинный царедворец. Отлично понимая, что рана Людовика неопасна, он сообразил, что, поуспокоившись, король непременно вернет маркизу. Поэтому он ответил, что перадавать ей такое повеление через ее врага-чрезмерная жестокость: маркиза и без того имела несчастье навлечь на себя неудовольствие королевы. Затем он убедил короля возложить эту миссию на г-на де Маша, поскольку тот-друг маркизы и его участие смягчит столь жестокий удар. Это поручение погубило де Маша. Но тот же д'Аржансон, которого ловкий его маневр примирил с г-жой де Помпадур, совершил поистине ребяческую ошибку, злоупотребив своей победой: когда, вернув оту свою дружбу, маркиз
а готова была повергнуть всю Францию к его ногам, он позволил себе злословить о ней. Когда г-жа Дюбарри и герцог д'Эгийон добились отставки де Шуазеля, должности его некоторое время оставались незанятыми.
Так как король не соглашался отдать д'Эгийону министерство иностранных дел, принц Конде хлопотал о назначении на этот пост де Верженна, с которым познакомился в Бургундии, а г-жа Дюбарри интриговала в пользу преданного ей кардинала де Рогана. Герцог д'Эгиймн, ее тогдашний любовник, решил отделаться от обоих претендентов и устроил так, что г-н де Верженн, всеми забытый и прозябавший в своем поместье, стал послом в Швеции, а кардинал де Рогам, тогда еще просто принц Лун, - послом в Вене. оМои взгляды и принципы хороши отнюдь не для всех. Онивроде порошков Айо и кое-каких других лекарств, приносящих только вред тем, кто слаб здоровьем, но очень полезных людям крепкого сложенияп, - сказал однажды М* чтобы избежать знакомства с де Ж*, молодым придворным, с которым его хотели свести. Я был свидетелем того, каким уважением пользовался под старость г-н де Фонсемань. Однако как-то раз мне случилось заподозрить его в неискренности, и я поинтересовался у г-на Серена, не был ли он и прежде накоротке с Фонсеманем. Сорен ответил, что был. Тогда я стал выпытывать, не имел ли он против него что-нибудь в прошлом. Сорен подумал и возразил: оОн уже давно порядочный человекп. Больше я ничего из него не вытянул, если не считать замечания о том, что г-н де Фонсемань в былое время вел себя слишком уж хитроумно и уклончиво в каких-то делах денежного свойства. Когда во время битвы при Року д'Аржансону доложили, что как раз позади того места, где находились они с королем, выстрелом из пушки ранило обозника, он воскликнул: оВот увидите, этот мерзавец даже не окажет нам чести умереть от раны)п. В дни поражений под Турином, Уденардом, Мальплаке, Рамильи и Гохштедтом, омрачавших конец царствования Людовика XIV, даже самые порядочные люди при дворе повторяли: оЗато король чувствует себя хорошо, а это главноеп. Когда после занятия Гренады граф д'Этен впервые представлялся королеве, он приковылял во дворец на костылях в сопровождении столь же израненных офицеров. Королева же не нашла ничего лучшегс., как спросить его: оДовольны ли вы маленьким
Лабордом,* граф?п. М* говаривал.: оВ свете я видел только, как люди обедают, не чуввствуя аппетита, ужинают, не испытывая удовольствия, беседуют, не выказывая доверия, водят знакомства, не дружась, и сожительствуют, не любяп. Когда кюре Церкви святого Сульпиция навестил г-жу де Мазарини*во время ее предсмертной болезни, дабы дать ей кое-какие наставления, она встретила его такими словами: оА, господин кюре! (счастлива видеть вас. Должна сказать, что масло юМладенца Иисуса" стало гораздо хуже, чем раньше. Вам надлежит навести порядок: юМладенец Ииcyc" находится в ведении нашей церквип. Когда г-н Р*, мизантроп и насмешник, представил мне одного своего молодого знакомца, я сказал ему: оВаш приятель-новичок в свете и рапным счетом ничего о нем не знаетп. - оВы правы,-согласился г-н Р*, - тем не менее он так сумрачен, словно уже знает о нем всеп. М* говаривал, что люди разумные, проницательные и способные воспринимать вещи такими, как они есть, при взгляде на общество неизменно преисполняются горечью. Поэтому совершенно необходимо уметь подмечать во всем смешную сторону и видеть в человеке лишь картонного паяца, а в обществе-подставку, на которой он прыгает. При этом условии картина совершенно меняется: сословный дух, тщеславие, присущее лицам всех званий, всевозможные оттенки его у разных людей, всяческие плутни и т. д.-все становится забавным, и мы перестаем портить себе кровь. оЧеловек выдающийся,-утверждал М*,-лишь с трудом сохраняет свое положение в свете, если оно не подкреплено титулом, саном, богатством; напротив, тот, у кого есть эти преимущества, удерживается на покерхности как бы помимо своей воли. Между ними такая же разница, как между тем, кто плывет сам, и тем, на ком надет спасательный поясп. М* признавался мне: оЯ раззнакомился с двумя людьми: один никогда не говорил мне о себе; другой никогда не говорил со мной обо мнеп. У него же спросили, почему губернаторы провинции роскошествуют больше, чем король. оПо той же причине,-ответил он. - по какой захолустные комедианты ломаются больше, чем столичныеп.
Некий священник-лигер избрал темой своей проповеди слова: оEripe nos, Domino, а Into foecisп," которые он перевел следующим образом: о*господи, избавп нас от Бурбоновп.** Г-на*, интенданта провинции и человека весьма глупого, ожидают в приемной несколько посетителей, а он с озабоченным видом сидит у себя в кабинете, двери которого распахнуты, и, держа в руках бумаги, важно диктует: оОт нас, Людовика, милостью божией короля Франции и Наварры, всем, кто прочтет-после юр" букву юо"! -грамоту сию. приветЕ Остальное-как обычноп,-добавляет он, кладет бумаги и выходит в приемную, являя собравшимся зрелище великого человека, поглощенного бесчисленными и важными делами. Г-н де Монтескью просил г-на де Морена посодействовать скорейшему рассмотрению его ходатайства - он притязал на фамилию Фезанзак. оА куда спешить?-удивился Морена. - У графа д'Артуа есть детип. Разговор этот происходил до рождения дофина. Однажды регент велел передать Дарену, первому президенту бордоского парламента, чтобы тот подал в отставку. Даром письменно возразил, что его нельзя сместить иначе как по суду. Регент, прочитав послание, вместо ответа начертал на нем: оЗа этим дело не станетп - и отослал бумагу президенту. Тот, зная, с кем имеет дело, немедленно написал прошение об отставке. Некий литератор одновременно писал поэму и вел тяжбу, от которой зависело его состояние. Ему задали вопрос, как подвигается его поэма. .Спросите лучше, как подвигается моя тяжба,-ответил он. - Я ведь теперь стал похож на того дворянина, который, угодив под суд по уголов оИзвлеки нас, господи, из болота тинистогоп (лат.). ному делу, решил не бриться, пока не выяснит, удержится ли у него голова на плечах. Прежде чем притязать на бессмертие, я тоже хочу узнать, будет ли у меня на что житьп. Г-н де Ла Реньер, который благодаря влиянию вельмож, наезжавших к нему поужинать, состоял директором почт и откупщиком одновременно, встал перед необходимостью отказаться от какой-нибудь из своих должностей. Эта альтернатива грозила серьезно урезать его доходы, на что он и пожаловался
одному из своих покровителей. оБоже мой, да разве при ваших деньгах это что-нибудь изменит?-простодушно удивился тот. - Мы ведь не перестанем ужинать у вас только потому, что вы спишете миллион в безвозвратные убыткип. Г-н*, провансалец и отменный шутник, говаривал мне, что, если государственная машина хорошо налажена, не так уж важно, кто будет королем или даже министром. оЭто собаки, вращающие вертел: от них требуется одно-перебирать лапами. Наделены они статью, понятливостью и чутьем или не наделены, все равно вертел вращается и жаркое более или менее съедобноп. Как-то раз в очень дождливое лето была устроена процессия с молебствием о ниспослании сухой погоды. Едва из храма вынесли раку святой Женевьевы и процессия двинулась, как начался ливень. оСвятая ошиблась,-сострил епископ Кастрский.-Она решила, что у нее просят дождяп. оПоследние лет десять,-заметил М*,-в нашей словесности царит такой тон, что, на мой взгляд, приобрести литературную славу значит в некотором роде обесчестить себя. Правда, она пока еще не влечет за собой столь же тяжких последствий, как позорный столб, но и это лишь вопрос временип. Разговор зашел о чревоугодии, которому предаются многие государи. оА что же еще делать в жизни бедным королям?-возразил добряк де Брекиньи. - Поневоле будешь много естьп. Одну из герцогинь де Роган спросили, когда она рассчитывает разрешиться от бремени. оЛьщу себя надеждой,-ответила она, - удостоиться этой чести месяца чсрез двап. Она недаром употребила слона о честьп - ей ведь предстояло родить Рогана. Некий шутник, побывав в балете и поглядев, как там пляшут знаменитое корнелевское оУмереть*п, попросил Новерра переложить на танцы оМаксимып Ларошфуко.
Г-н де Мальзерб советовал г-ну де Морена убедить короля посетить Бастилию. оНапротив, этого нужно всячески избегать, иначе он больше никого туда не посадитп, - возразил его собеседник. Во время какой-то осады по городу шел разносчик воды и кричал:. оВода! Вода! Два ведра за шесть су!п. Пролетевшая бомба разнесла на куски одно из ведер. оВода! Вода! Двенадцать су ведро)п,-как ни в чем не бывало затянул разносчик. Аббата де Мольера, человека бесхитростного и бедного, занимало в жизни лишь одно-его сочинение о системе Декарта. Лакея у него не было, дров тоже, и он работал в постели, натянув на голову, поверх ночного колпака, свои панталоны, так что одна штанина свисала справа, другая слева. Однажды на рассвете он услышал стук в дверь.
- Кто там?
- Отоприте.
Он тянет за снурок, дверь отворяется. Аббат, не поворачивая головы, бросает:
- Что вам нужно?
- Денег.
- Денег?
- Да, денег.
- А, понимаю: вы - вор.
- Вор я или нет-неважно. Мне нужны деньги.
- Они, кажется, в самом деле вам нужны. Ну что ж, суньте руку вот сюда. Аббат поворачивает голову и подставляет вору одну из штанин. Тот шарит в кармане.
- Так злесь же нет денег!
- Конгчяп. нет. Зато есть ключ.
- Ключ: Ага, вот он.
- Возьлмите его.
- Взял.
- Подойдите к секретеру и откройте его.
Вор вставляет ключ не в тот ящик, в который надо.
- Не туда-там мои бумаги. Не трогайте, черт вас побери! Кому я сказал: это мои бумаги! Деньги в другом ящике.
- Нашел.
- Ну и берите! Да не забудьте запереть ящик.
Вор удирает.
- Эй, господин вор, затворите же дверь!.. Ах, дьявольщина, он так ее и не закрыл! Экий мерзавец, будь он неладен! Вставай теперь с постели по такому холоду.
Аббат вскакивает, запирает дверь и вновь принимается за работу. Шел разговор о нынешней цивилизации и о том, как медленно развнваются искусства и ремесла. Кто-то заметил, что со времени Моисея протекло уже шесть тысяч лет, и М* возразил: оПодумаешь, шесть тысяч лет! На то, чтобы изобрести спички и научиться высекать искру огнивом, ушло куда больше временип. Графиня де Буффлер говорила принцу Копти, что он - наилучший из тиранов. Г-жа де Монморен учила своего сына: оВы вступаете в свет. Могу посоветовать вам только одно-влюбляйтесь во всех женщин подрядп. Одна дама сказала М*, что он, как ей кажется, всегда испытывает к женщинам слишком земные чувства. оВсегда,-согласился он, - кроме тех случаев, когда я уже на седьмом небеп. Это правда, влюблялся он не слишком пылко, но наслаждение распаляло в нем страсть.
В бытность г-на де Маша у власти королю представили на утверждение церемониал, торжественного собрания вельмож; с тех пор оно всегда происходит в соответствия с этим церемониалом. Людовик XV, г-жа де Помпадур и министрм предусмотрели все: королю заранее продиктованы ответы на вопросы первого президента; каждый шаг его расписан в особом мемуаре, где указано: оЗдесь его величество хмурится; здесь чело его величества проясняется: здесь его величество делает такой-то жест, и т. д.п. Этот мемуар существует и поныне. М* говорил: оНадо уметь пробуждать в людях своекорыстие или подстегивать их самолюбие: обезьяны прыгают лишь тогда, когда видит орех нли боятся хлыстап. Беседуя с герцогиней де Шон о ее браке с г-ном де Жиаком я досадном обороте, который приняла их супружеская жизнь, г-жа де Креки заметила, что ее собеседница могла бы все это предвидетьслишком уж велика была разница в годах между нею и мужем. оЗапомните, сударыня: придворная дама никогда не бывает старой, тогда как чиновник-всегда в летахп.-ответила г-жа де Жиак. Сын г-на де Сен-Жюльена по приказанию отца представил ему список своих долгов и первой указал там сумму в шестьдесят тысяч ливров, уплаченную им за место советника в бордоском парламенте. Отец решил, что это насмешка, возмутился и стал горько упрекать сына.
Однако тот упорно твердил, что в самом деле купил эту должность. оВсе произошло.-пояснил он, - в то время, когда я свел дружбу с госпожой Тилорье. Место советника в бордоском парламенте требовалось для ее мужа - лишь на этом условии она соглашалась подарить мне свою благосклонность. Вот я и купил должность, так что у вас нет причин гневаться на меня: я отнюдь не позволил себе смеяться над вамип. Граф д'Аржансон. человек умный, но без всяких правил и любивший выставлять свое бесстыдство напоказ, говаривал: оМои недруги напрасна стараются - им меня не свалить: в лакействе меня никто не превзойдетп. Г-н де Буленвилье, человек неумный и очень тщеславный, весьма гордился синей лентой, положенной ему по должности, которую он купил за пятьдесят тысяч экю. Однажды, щеголяя в этой ленте, он спросил у кого-то: оРазве не приятно было бы вам иметь столь высокое отличие?п. - оНет, - возразил собеседник, - но я бы не прочь иметь те деньги, которые вы за него заплатилип. Маркиз де Шатлю, влюбленный в свою жену как двадцатилетний юнец, был с нею на званом обеде, где все ее внимание поглотил некий молодой и красивый иностранец. Когда встали из-за стола, де Шатлю подошел к жене и кротко стал ее упрекать; тогда маркиз де Жанлис броснд оПроходи, проходи, добрый человек, ты свое уже получилп. (Эту фразу обычно говорят нищему, если тот пытается выпросить милостыню вторично). М*, признанный образец светскости, говаривал мне, что этим своим качеством он больше всего обязан сорокалетним женщинам, с которыми при случае был не прочь переспать, и восьмидесятилетним старцам, который их умел слушать. М* считал, что добиваться житейского успеха ценой тревог, забот, пресмыкательства перед власть имущими и пренебрегать ради него своим умственным и духовным развитием, не более разумно, чем ловить пескаря на золотой крючок. Однажды герцоги де Шуазель и де Прален "* заспорили, кто глупее - король или г-н де Ла Врийер. Прален утверждал, что де Ла Вряйерюг.? собеседник, истый верноподданный, отдавал первенство королю. Вскоре после этого, на заседан
ии кабинета, король отпустил изрядно глупое замечание. оНу, кто же был прав, господин де Прален?п, - осведомился Шуазель. Г-н де Бюффон окружает себя льстецами и дураками, которые без презрения совести расхваливают его. Один из них, отобедав у него вместе аббатом Лебланом, г-ном де Жювиньи и еще двумя столь же заметными людьми, вечером, за ужином, объявил, что видел в самом сердце Парижа четырех устриц, прилепившихся к утесу. Ему пришлось самому растолковать эту загадку: остальные так и не поняли, что же он хотел сказать. Во время последней болезни Людовика XV, которая вскоре привела к смертельному исходу, Лорри, вместе с Барде вызванный к умирающему, употребил в своем врачебном предписании слово онадлежитп.
Король, уязвленный этим выражением, долго повторял угасающим голосом: оНадлежит! Мне надлежит!п. Вот анекдот о баланс де Бретейле, который я слышал от г-на де Клермон-Тоннера. Барон, проникшийся к Клермон-Тоннеру симпатией, стал выговаривать последнему за то, что тот редко выезжает в свет.
- Но я слишком беден, - возразил г-н де Клермон.
- Займите денег - у вас такое имя, что когда-нибудь вы их вернете.
- А если я до тех пор умру?
- Не умрете.
- Надеюсь, но это все-таки может случиться.
- Ну, что же, значит умрете не расплатившись. Не вы первый.
- Но я не хочу умереть несостоятельным должником.
- Сударь, в свете нужно бывать: человеку с таким громким имеоем все пути открыты. Эх, будь у меня такое же1..
- А мне вот от моего никакого проку.
- Сами виноваты. Я, например, призанял когда-то и, как видим, ушел достаточно далеко, а ведь я - пустое место.
И барон несколько раз повторил это слово к вящему изумлению слушателя, не понимавшего, как можно так отзываться о самом себе. В течение всей революции Кайава занимали только тяжбы драматургов с театрами. В разговоре с литератором, знакомым со многими членами Национального собрания, он посетовал на то, что оно медлит с соответствующим декретом. оНеужели вы полагаете, - возмутился его собеседник,-что у Собрания одна забота-печься об исполнении пьес в театре?п.-оКонечно, нет,-возразил Кайава.-Ему следует подумать и об их изданиип. До того как стать признанной фавориткой, г-жа де Помпадур, гоняясь за Людовиком XV, не пропускала ни одной королевской охоты наконец, король соблаговолил прислать г-ну д'Этиолю оленьи рога.
Тот велел повесить их у себя в столовой с надписью: оДар короля г-ну д'Этиолюп.
Г-жа де Жанлис состояла в связи с г-ном де Сеневуа. Как-то раз вo время туалета, когда у нее сидел ее муж, является какой-то солдат и просит ее похлопотать за него перед г-ном де Сеневуа. его полковым командиром, которого он тщетно просит об отпуске. Рассерженная поподобой наглостью, г-жа де Жанлис объявляет, что г-н де Сеневуа не изчезла ее близких друзей, словом, отвечает отказом. Солдат направляетсяп к двери, но г-н де Жанлис останавливает его и говорит: оПопроси увольнения в отпуск от моего имени, а если Сеневуа откажет, предупреди, что. тогда я уволю егоп. М* нередко рассуждал о любви как закоренелый распутник. хотя, в сущности, был человек деликатный и способный на сильное чувство..
Поэтому кто-то сказал о нем: оОн прикидывается беспутным, чтобы не встречать отказа у женщинп. При вести о взятии Маона герцогом де Крийоном г-н де Ришелье заметил: оКогда-то я взял Маон только благодаря легкомыслию, но Крийон, кажется, превзошел в этом даже меняп. В битве не то при Року, не то при Лауфельде под юным де Тианжем*убило лошадь, а его самого отбросило в сторону, хотя и не ранило. оНу, что, малыш Тианж, сильно испугался?п,-спросил его маршал Саксонский. оТак точно, господин маршал,-ответил молодой человек. - Я очень боялся, как бы не пострадали вып. Вольтер говорил про оАнтимакиавеллип, сочинение короля прусского: оОн плюет на блюдо, чтобы отбить у других охоту к едеп.
Кто-то поздравил г-жу Лени с удачным исполнением роли -Заиры. оЧто вы! Для этого нужны молодость и красотап, - отозвалась г-жа Лени. оАх, сударыня!-простодушно воскликнул поздравитель. - Вы только что доказали противноеп.
Г-н Пуассонье, врач по профессии, вернувшись из России, отправился в Ферне и стал упрекать Вольтера за преувеличенные похвалы этой стране. Спорить Вольтеру не захотелось, и он с наивным видом ответил: оЧто поделаешь, друг мой! Я - человек зябкий, а русские дарят мне такие превосходные шубып. Г-жа де Тансен говаривала, что умные люди делают много житейских промахов, ибо полагают, будто свет не так уж глуп или, по крайней мере, менее глуп, чем он есть на самом деле. Некая женщина вела тяжбу, которую должен был рассматривать дижонский парламент. Она поехала в Париж и обратилась к хранителю печати (1784 г.) с просьбой посодействовать ей в ее справедливых притязаниях: одной его записки достаточно, чтобы она выиграла процесс. Хранитель печати ответил отказом. В женщине этой приняла участие графиня де Талейран, похлопотавшая о ней у хранителя печати.
Новый отказ. Г-жа де Талейран заручилась поддержкой королевы, и та самолично переговорила с сановником. Опять отказ. Тогда графиня вспомнила, что хранитель печати очень добр к ее сыну, аббату де Перигору, и заставила последнего написать ему. Еще раз отказ, хотя и весьма учтивый. После этого приезжая просительница, отчаявшись, решила предпринять последнюю попытку в Версале. Она отправляется туда рано утром, но в почтовой карете бедняжке вскоре делается дурно, она слезает в Севре и продолжает путь пешком. Какой-то мужчина вызывается показать ей дорогу полегче и покороче, она дает согласие, на ходу рассказывает провожатому свою историю, и тот обещает ей: оЗавтра ваша просьба будет удовлетворенап. Женщина удивленно и недоверчиво качает головой. Она вновь является к хранителю печати, вновь получает отказ и тут же собирается уезжать. Однако недавний попутчик уговаривает ее переночевать в Версале. Утром он приносит ей нужную бумагу. Это-некий г-н Этьен, письмоводитель одного из столоначальников. Повстречав в Опере маленькую Лакур, герцог де Ла Вальер удивился, почему на ней нет бриллиантов. оПотому что бриллианты - это орден Святого Людовика для женщин моего званияп,-ответила она.
После этого остроумного ответа герцог без памяти влюбился в нее. Их связь длилась долго. Лакур держала его под башмаком с помощью тех же уловок, какими г-жа Дюбарри кружила голову Людовику XV.
Она, например, срывала i. него синюю ленту, бросала ее наземь и приказывала: оА ну-ма, герцог, а ну-ка, старая рухлядь, стань на нее коленями! п. Саблиер, известный игрок, угодил однажды под арест. Это привело его в такое отчаяние, что он собирался было покончить с собой. Когда Бомарше стал его отговаривать, он воскликнул: оПодумать талько, сударь, я посажен за какие-то двести луидоров! Все друзья покинули меня, а ведь это я научил их плутовать в игре. Чем были бы без меня Б*, Д*, Н*? (все эти люди живы и поныне). В довершение всех моих унижений мне стало не на что жить, и я вынужден пойти в полицейские шпионы!. Одного английского банкира-звали его не то Сер, не то Сейр - обвинили в заговоре, цель которого похитить и увезти в Филадельфию породя (Георга III). Представ перед судом, он заявил: ".Я отлично знаю, зачем королю нужен банкир, но не понимаю, зачем банкиру может понадобиться корольп. Английскому сатирику Донну посоветовали: оБичуйте пороки, но Щадите их носителейп. - оКак! - изумился он. - Осуждать карты и оправдывать шулеров?п. Г-на де Лозена спросили, что он ответил бы своей жене (а он не виделся с ней уже лет десять), если бы она написала ему: оЯ обнаружила, что забеременелап. Он подумал и сказал: оЯ послал бы ей такую записку: юСчастлив узнать, что небо наконец-то благословило наш союз.
Берегите себя, а я сегодня же вечером явлюсь засвидетельствовать вам самые горячие свои чувства"п. Г-жа де Г* так рассказывала мне о последних минутах герцога д'Омона: оВсе это произошло скоропостижно. За два дня до смерти господин Бувар позволил больному все есть, а в день кончины, всего за два часа до смерти, герцог был таким же, как в тридцать лет, вернее, каким был всю жизнь. Он велел принести своего попугая, сказал: юСмахните пыль с этого кресла и давайте посмотрим две новые мои вышивки; словом, мозг его и мысль работали как обычноп. M*, который, изучив высшее общество, предпочел покинуть его и уединиться, объяснял это тем, что если вдуматься в светские условности и в отношения людей высокопоставленных с людьми незнатного происхождения, то сразу станет ясно: хотя первые дураки, у них всегда преимущество над вторыми. оЯ похож,-добавлял он, - на отличного шахматиста, которому наскучило играть с теми, кому всякий раз приходится давать ферзя вперед. Что за охота играть безукоризненно и вечно ломать себе голову над каждым ходом, когда больше экю все равно не выиграешь!. Когда Людовик XIV скончался, один придворный заметил: оУж если сам король мог умереть, на свете нет ничего невозможногоп. По слухам, Ж.-Ж. Руссо был близок с графиней де Буффлер: утверждают даже, что у него с ней (да простится мне такое выражение!) ничего не вышло; это очень настроило их друг против друга. Однажды в присутствии их обоих кто-то завел речь о том, что любовь ко всему человечеству исключает любовь к отчизне. оЧто до меня,-объявила графиня,-то я по собственному опыту чувствую и знаю, что это не так.
Я - хорошая француженка, но это не мешает мне желать счастья всем народамп.-оИстинная правда,-подхватил Руссо, - до пояса вы действительно француженка, зато ниже-настоящая космополиткап. Ныне (1780) здравствующая супруга маршала де Ноайля столь же склонна к мистике, как и г-жа Гийон, но не отличается ее умом.
Однажды она дошла до такой нелепости, что написала божьей матеря письмо и опустила его в кружку для пожертвований у церкви святого Рока. Тамошний приходский священник ответил на послание; завязалась переписка, длившаяся довольно долго. Наконец, все раскрылось, у священника были неприятности, но скандал удалось замять. Некий молодей человек нанес оскорбление лицу, ходившему в угодниках при министре. Обиженный ушел, а друг молодого человека, присутствовавший при этой сцене, сказал ему: оУж лучше бы вы оскорбили самого мняистра, чем того, кого он пускает к себе в туалетнуюп. Одна из любовниц регента во время свидания с ним попыталась заговорить о делах. Регент с внимательным видом выслушал ее и вместо ответа спросил: оКак по-вашему, приятно предаваться любовным утехам с канцлером?п. Г-н де*, в числе любовниц которого бывали немецкие принцессы, спросил меня: оКак вы думаете, находится господин де Л* в связи с госпожой де С*?п.-оОн и не помышляет о ней,-ответил я. - Этот человек притворяется, когда говорит, что он - распутник и больше всего на свете обожает девокп. - оНе заблуждайтесь, молодой человек.возрази.* де*- именно такие н обладают королевамип. Однажды генерал-лейтенанту де Стенвилю удалось исхлопотать приказ о заточении своей жены. Такого же приказа домогался и бригадный генерал де Вобекур. Получив его, он с торжествующим видом вышел от министра и тут столкнулся с де Стенвилем. Тот решил, что де Вобекур произведен в генерал-лейтенанты и при многочисленных свидетелях сказал ему: оПоздравляю вас. Нашего полку прибылоп. Леклюз, основатель оЗабавного варьетеп, рассказывал, что еще совсем молодым и бедным человеком он приехал в Люневиль, где иолучил должность зубодера при короле Станиславе как раз в тот день, когда у короля выпал последний зуб. Говорят, что однажды, когда флейлины г-жи де Монпансье куда-то отлучились, а у нее свалилась с ноги туфля, принцесса была вынуждена приказать пажу надеть ее. При этом она спросила его, не испытывает ли он вожделения к ней. Паж ответил утвердительно. Принцесса, как женщина
порядочная, не воспользовалась этой откровенностью, а просто дала юноше несколько луидоров, чтоб ему было на что сходить к девкам н там избавиться от искушения, в которое она его ввела. Г-н де Марвиль говаривал, что в полиции не может быть порядочных людей, кроме разве что ее начальника. Когда герцог де Шуазель оставался доволен станционным смотрителем-потому ли, что везли его быстро, потому ли, что у этого почтового чиновника были красивые дети, - он осведомлялся: оМного ли вам платят? Сколько перегонов от вашей станции до такого-то места - один или полтора?п.-оОдин, монсеньерп. - оНу, так отныне будет полторап. И станционный смотритель получал прибавку. Однажды любовница регента г-жа де При, дочь откупщика по фамилии, если не ошибаюсь, Пленеф, скупила по наущению отца весь урожай. Это повергло народ в такое отчаяние, что в конце концов произошли беспорядки. Усмирять их послали роту мушкетеров г-на д'Авежана, который получил приказ открыть огонь по осволочип - так именовали тогда французский народ. Однако д'Авежан был человек порядочный, и мысль о том, что ему придется расстреливать своих сограждан, приводила его в ужас. Вот какой он придумал способ выйти из затруднения: он велел мушкетерам изготовиться к залпу, но, так и не скомандовав оОгонь!п, подошел к толпе со шляпой в одной руке, с приказом в другой и объявил: оГоспода, я получил распоряжение открыть стрельбу по сволочи. Прежде чем это сделать, попрошу всех честных людей удалитьсяп. Народ сразу разбежался. Общеизвестно, что письмо короля г-ну де Морена первоначально было адресовано г-ну де Маша. Все знают также, в чьих интересах была такая перемена адреса, но мало кто знает, что де Морена хитростью вырвал для себя ту должность, которая, как обычно считают, была ему предложена. Король намеревался лишь предварительно побеседовать с ним. однако в конце аудиенции де Морена заявил: оБолее подробно я изложу свои мысли завтра, на заседании кабинетап. По другой версия, он во время этого разговора спросил: оИтак, ваше величество назначает меня первым министром?п.
- оНет, - возразил король,-это вовсе не входило в наши намеренияп.-оПонимают-нашелся де Морена.-Вашему величеству угодно, чтобы я научил вас вовсе обходиться без первого министрап.
У г-жи де Люксембург заспорили о стихе аббата Делиля:
Руины славные друг друга утешали.
В эту минуту доложили о бальи де Бретейле и г-же де Ла Реньер. оА стих-то оказался к меступ, - заметила супруга маршала. Когда М* изложил мне свои взгляды на общество и государство, на людей и явления, я не скрыл от него, что нахожу их удручающе мрачными, и предположил, что он, видимо, очень из-за этого несчастлив.
М* ответил, что так оно долгое время и было, но что теперь он свыкся с этими взглядами и не видит в них ничего страшного. оЯ, - добавил он, - уподобился спартанцам: их заставляли спать на исстроганных досках, которые они выравнивали собственной спиной, после чего постель уже казалась им вполне сноснойп. Некий знатный человек, женившийся без любви, сходится с девицей из оперы, которую вскоре бросает, говоря: оОна совсем как моя женап.
Затем, для разнообразия, он сближается с порядочной женщиной, но покидает и ее, заявляя: оОна совсем как та певичкап, и т. д. У г-на де Конфлана ужинало несколько молодых придворных.
Вскоре они затянули песню - вольную, но не слишком непристойную.
Не успели они ее кончить, как г-н де Фронсак запел куплеты настолько мерзкие, что смутились даже эти кутилы. Произошло всеобщее замешательство, которое прервал де Конфлан: оТы что, Фронсак, спятил? Чтобы такое и петь, и слушать, нужно по крайней мере еще десять бутылок шампанскогоп. Г-жа дю Деффан еще ребенком проповедовала безбожие своим маленьким товаркам, которые воспитывались вместе с нею в монастыре.
Настоятельница пригласила к ней Массильона. Он выслушал доводы девочки, нашел, что она очаровательна, и уехал. Настоятельница, которая отнеслась к делу весьма серьезно, обратилась к местному епископу, чтобы тот научил ее, какую книгу следует дать прочесть этому ребенку. Епископ подумал и ответил: оКатехизис за пять суп. Больше он так ничего и не присоветовал.
Аббат Бодо говорил о г-не Тюрго, что это инструмент отличной закалки, только без ручки. Когда у Претендента, на старости лет поселившегося в Риме, начинались приступы подагры, он стонал: оБедный король! Бедный король!п. Некий путешественник француз, который частенько навещал его, удивился однажды, почему к нему не заглядывают англичане. оЯ понимаю их, - отозвался Претендент.-Они думают, что я все еще не забыл прошлого. А жаль! Мне приятно было бы повидать их: я ведь люблю своих подданныхп.
У г-на де Барбансона, в молодости отличавшегося редкой красотой, был прелестный сад, и герцогиня де Ла Вальер пожелала однажды осмотреть его. Хозяин, тогда уже глубокий старик, страдавший подагрой, признался ей, что в свое время был влюблен в нее до безумия. оБоже мой!-воскликнула г-жа де Ла Вальер.-Вам стоило только сказать об этом, и вы обладали бы мною, как всеми остальнымип. Аббат Фрагье проиграл тяжбу, тянувшуюся двадцать лет. Его спросили, стоило ли ему столько хлопотать из-за дела, которое в конце концов завершилось неудачей. оРазумеется, стоило,-ответил он. - Ведь я двадцать лет подряд каждый вечер мысленно выигрывал егоп. Это подлинно философское утверждение-его легко применить к чему угодно.
Оно объясняет, например, почему не так уж плохо любить кокетку: она дарит вам надежду на успех целых полгода, а отнимает ее у вас всего за какой-нибудь день.
Г-же Дюбарри, жившей у себя в Люсьенне, вздумалось как-то осмотреть Валь, имение г-на де Бово. Она осведомилась у него, не вызовет ли ее визит неудовольствия г-жи де Бово, однако последняя охотно согласилась самолично принять посетительницу. Разговор зашел о событиях царствования Людовика XV. Г-жа Дюбарри стала сетовать на различные обстоятельства, в которых она усматривала проявление ненависти к своей особе. оВы заблуждаетесь, - возразила г-жа де Бово. - Мы ненавидели не вас, а роль, которую вы игралип. После этого простодушного признания она поинтересовалась у гостьи, не слишком ли дурно отзывался Людовик XV о ней (г-же де Бово) и г-же де Грамон. оО да, очень дурноп. - оЧто же худого он говорил, например, обо мне?п. - оО вас, сударыня? Да то, что вы чванная интриганка и вдобавок водите мужа за носп. Поскольку при беседе присутствовал сам г-н де Бово, хозяйке пришлось переменить предмет разговора. Господа де Морена и де Сен-Флорантен оба были министрами во времена г-жи де Помпадур; однажды шутки ради они прорепетировали речь с выражением признательности, положенную произносить при отставке, в которую, как они понимали, один из них рано или поздно вы' нудит другого уйти. Недели через две после этой выходки де Морена является к де Сен-Флорантену, напускает на себя важный и печальный вид н возвещает хозяину об отставке. Де Сен-Флорантен легко дается в обман, но хохот де Морена тут же рассеивает его огорчение. Три недели спустя пришел черед де Морена, но уже всерьез. Де Сен-Флорантен приезжает к нему и, припомнив начало той речи, которую из озорства составил де Морена, повторяет слова последнего. Де Морена решает сначала, что это шутка, но, убедившись, что гость и не думает шутить, говорит: оДовольно. Я вижу, что вы порядочный человек - вы не морочите мне голову. Сейчас я вручу вам прошение об отставкеп. Однажды аббат Мори пытался вызвать на разговор аббата Буамона, добиваясь, чтобы тот, тогда уже параличный старик, подробно поведал о своей молодости и зрелых годах. оАббат,-ответил больной, - вы, кажется, снимаете
с меня мерку для гробап. Этим он хотел сказать, что Мори слишком рано начал собирать материалы для похвального слова ему в Академии. Даламбер встретился у Вольтера с одним известным женевским профессором права. Юрист, восхищенный универсальными познаниями хозяина, сказал Даламберу: оОн несколько слаб только в законоведениип. - оА на мой взгляд,-отозвался Даламбер,-он несколько слаб только в геометриип. Г-жа де Морена была в большой дружбе с графом Ловендалем (сыном маршала); поэтому однажды, возвратясь с Сан-Доминго и весьма утомленный путешествием, он остановился прямо у нее. оА, вот и вы, дорогой граф!-обрадовалась хозяйка. - Вы поспели как раз вовремя: у нас не хватает партнера для танцев, и нам без вас не обойтисьп.
Граф наспех привел себя в порядок и пустился в пляс. В день своей отставки г-н де Калонн узнал, что его место предложено г-ну де Фурке, но тот колеблется. оБуду рад, если он согласится, - сказал бывший министр. - Он был другом господина Тюрго и сумеет оценить мои замыслып. - оВерно!п, - подхватил Дюпон, большой друг Фурке, и тут же вызвался его уговорить. Он расстался с Каленном, но уже через час вернулся, крича: оПобеда! Победа! Он согласенп. Калонн едва не лопнул со смеху. Архиепископ Тулузский за услуги, оказанные его провинции г-ном де Кадиньяном, исхлопотал тому пожалование в сорок тысяч ливров.
Главная из этих услуг состояла в том, что де Кадиньян был любовником его матери, старой и уродливой г-жи де Ломени. Граф де Сен-При, назначенный послом в Голландию, не доехав до места назначения, застрял в Антверпене на неделю-другую, затем вернулся в Париж и был пожалоаан восьмьюдесятью тысячами ливров.
Произошло это как раз в то время, когда правительство усиленно сокращало должности, пенсионы и пр. Виконт де Сен-При, пробыв некоторое время интендантом Лангедока, решил выйти в отставку и потребовал у г-на де Калонна пенсион в десять тысяч ливров. оЧто для вас десять тысяч?п,-ответил тот и удвоил названную сумму. Пенсион де Сен-При-один из немногих, и? урезанных архиепископом Тулуэским, который в то время занимался сокращением расходов казны: почтенный прелат не раз проводи.* время с веселыми девицами в обществе виконта. М* говорил о г-же де*: оЯ думал, что она ждет от меня безумств, и готов был их наделать; но она потребовала от меня глупостей, и я наотрез отказал ейп. Он же говорил о смехотворных глупостях, творимых нашими министрами: оНе будь у нас правительства, Франция разучилась бы смеятьсяп. оЧеловеку, рожденному во Франции,-утверждал М*, - следует в первую очередь отучить себя от склонности к меланхолии и от чрезмерного патриотизма. В стране, расположенной между Рейном и Пирн неями, эти болезни противоестественны. Французу, страдающему хотя бы одной из них, ничего хорошего ждать не приходитсяп. Как-то раз герцогине де Грамон вздумалось заявить, что де Лианкур не менее остроумен, чем де Лозой. Г-н де Креки встречает последнего и говорит:
- Сегодня ты обедаешь у меня.
- Не могу, мой друг.
- Но так надо. К тому же это в твоих интересах.
- Почему?
- У меня обедает и Лианкур. Ему отдали принадлежавшую тебе пальму первенства по части остроумия, а он не знает, что с ней делать, и, конечно, вернет ее тебе. Один человек сказал про Ж.-Ж. Руссо: оОн мрачен, как совап. -оВерно,-согласился другой, - но сова-это птица Минервы.
А я, посмотрев юДеревенского колдуна", могу добавить: птица, прирученная грациямип. Две придворные дамы, проезжая по Новому мосту, за какие-нибудь две минуты успели увидеть там и монаха, и белую лошадь. Тогда одна из них, толкнув подругу локтем, заметила: оЧто до шлюхи, то уж нам-то ее высматривать незачемп.
Нынешний принц Конти был весьма огорчен тем, что граф д'Артуа купил себе поместье по соседству с его охотничьими угодьями. Кто-то начал успокаивать его, говоря, что земли хорошо размежеваны, что ему нечего опасаться и т. д. оВы еще не знаете, что такое принцы!п,-прорвал собеседника принц Конти. М* говаривал, что подагра похожа на внебрачных детей монарха: ей, как и им, стараются подольше не давать имени. М* говорил г-ну де Водрейлю, человеку прямому и справедливому, но еще сохранившему кос-какие иллюзии: оПелены на глазах у вас нет, но вот очки чуточку запотелип. Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть-то, что можно в девять; в девять-то, что можно в полночь, и т. д. оОсобенно тщательное-прибавлял он, - следует выбирать при ней выражения в полденьп. Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своем будуаре с голубой на темно-красную. Когда Ж.-Ж. Руссо был в Фонтенебло на представлении своего оДеревенского колдунап, к нему подошел какой-то придворный и учтиво сказал: оПозвольте, сударь, сделать вам комплиментп. - оЕсли он ловко составлен, пожалуйстап,-отозвался Руссо. Придворный удалился. а друзья начали упрекать Руссо. оНу, как вы ему ответили!п.-оВполне разумно,-возразил он. - Разве есть на свете что-нибудь ужаснее неловкого комплимента?п. Живучи в Потсдаме, Вольтер как-то вечером после ужина в нескольких словах охарактеризовал хорошего монарха и тирана. Затем, постепенно воодушевляясь, он набросал картину страшных бедствий, нп которые обрекает человечество деспот, завоеватель и т. д. Слушая его, король прусский так умилился, что уронил слезу. оГлядите! Глядите! - вскричал Вольтер.-Тигр плачет!п. Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским. В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверным шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул:
оДо чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!п. Фонтенеля трижды проваливали на выборах в Академию. Он частенько рассказывал об этом и всегда прибавлял: оЯ повторял эту историю всем, кто убивался из-за того, что не прошел в Академию, но так никого и не утешилп. Рассуждая о нашем мире, где что бы ни случилось-все к худшему, М* заметил: оЯ где-то вычитал, что нет ничего вреднее для народа, чем монарх, который слишком долго царствует. Мне говорят, что бог вечен.
Этим все сказаноп. Вот очень тонкое и меткое замечание М*: как бы неприятны и даже нестерпимы ни были для нас недостатки того, с кем мы водимся, мы неизбежно перенимаем их - страдать от чужих недостатков еще не значит уберечься от них. Вчера я присутствовал при философском разговоре Д* с Л*, и вэт что мне особенно запомнилось. оЯ интересуюсь немногим и немногими, а меньше всего-собственной особойп,-сказал Д* оНе объясняется ли все это одной причиной?-заметил Л*.-Не потому ли вы равнодушны к себе, что равнодушны к другим?п.-оВероятно, вы правы,-холодно согласился Д*.-Как бы там ни было, я просто говорю вам то, что есть.
Равнодушие это развилось во мне постепенно: у каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенетьп. Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда, получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего кололя. вскоре после этого был назначен послом во Францию. В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю-он жил тогда у г-жи Жоффрен,-но ошибаюсь дверью.
Швейцар мне объявляет: оГосподин де Монмартель здесь больше не проживаетп - и дает мне его новый адрес. Вечером я иду на улицу СенДоминнк и справляюсь у какого-то швейцара, где квартирует Даламбер. оГосподин Штаремберг, венецианский посол? Третий дом отсюдаЕп. -оДа нет, господин Даламбер, член Французской академиип. - оТакого не знаюп. Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадмуазель Госсен, к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: оМадмуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?п. - оСударь. - ответила она, указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, - я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у негоп. У юной и хорошенькой герцогини де Фронсак не было любовников, чему все немало дивились. Одна дама, желая намекнуть на то, что герцогиня рыжая и что вести себя столь благоразумно ей помогает именно это обстоятельство, заметила: оОна - вроде Самсона: ''*'' вся ее сила в волосахп. Когда г-жа Бризар, известная своими любовными похождениями, приехала в Пломбьер, многие придворные дамы старались избегать встреч с нею. В числе их была и герцогиня де Жизор, известная своей набожностью. Друзья г-жи Бризар сообразили, что если г-жа де Жизор примет их приятельницу, то перестанут упрямиться и остальные дамы. Они предприняли соответственные шаги и добились своего. Г-жа Бризар, женщина приятная в обхождении, быстро очаровала богомолку, и они подружились. Тем не менее герцогиня при случае дала ей понять, что готова простить женщине один проступок, но не понимает, как можно без конца менять любовников. оУвы! - воскликнула г-жа Бризар. - Заводя сe6e нового, я всякий раз думала, что он будет последнимп. Примечательно, что у Мольера, не щадившего никого на свете, нет ни одного выпада против финансистов. Ходит слух, будто Мольер н другие комедио
графы той эпохи получили на этот счет прямые указания Кольбера. Однажды регенту захотелось побывать на балу и остаться неузнанным. оЯ придумал, как это сделатьп, - объявил аббат Дюбуа и на балу несколько раз пнул его коленом в зад. Регент, найдя пинки слишком увесистыми, запротестовал: оАббат, ты маскируешь меня чересчур усердно!п. Некий фанатический поклонник аристократизма, заметив, что вокруг Версальского дворца отчаянно разит мочой, приказал своим слугам и крестьянам справлять малую нужду только у стен его замка. Привыкнуть можно ко всему, даже к жизни. Услышав, как при нем оплакивают участь грешников, горящих в адском огне, Лафонтен заметил: оЛьщу себя надеждой, что рано или поздно они привыкают и начинают чувствовать себя там, как рыба в водеп. Г-жа де Ноль была в связи с де Субизом. Однажды г-н де Нель, презиравший свою супругу, повздорил с нею в присутствии любовника и заявил: оСударыня, я спускаю вам все. Это знает каждый. Должен, однако, предупредить, что не потерплю слишком низменных прихотей, которые вы подчас себе позволяете, например вашей склонности к брадобрею моей челяди. Я ведь сам видел, как вы впускали его к себе, а потом выпускалип. Пригрозив жене суровым наказанием, де Ноль удалился, оставив ее с де Субизом, и тот, не желая ничего слушать, надавал ей пощечин. Муж потом всюду хвастался этим подвигом, прибавляя, что' история с брадобреем выдумана им самим, и потешался как над де Субизом, который поверил ему, так и над своей женой, которую отхлесталп по Щекам.
О приговоре военного суда в Лориане по делу г-на Грасса у нас острили так: оФлот оправдан, адмирал невиновен, министр неподсуден, издержки с короляп. Не следует только забывать, что вся эта история обошлась казне в четыре миллиона и что после нее уже можно было предвидеть скорое падение г-на де Кастри. Эту остроту кто-то повторил в компании молодых придворных. Одного из них она привела в такой восторг, что он помолчал, затем воздел руки горе и изрек: оМожно ли не радоваться великим событиям, пусть даже прискорбным, если они дают повод для таких приятных шуток?п. Слова его всем понравились, и присутствующие принялись припоминать острые словца и песенки, сложенные по случаю различных поражений Франции.
Песенка о битве при Гохштедте была сочтена неудачной, и многие объявили: оЖаль, что мы проиграли это сражение: песенка никуда не годитсяп.
Когда Людовик XV был еще совсем ребенком, он повадился рвать кружевные манжеты у придворных. Отучить его от этой привычки взялся г-н де Морена. В один прекрасный день он является к королю в на редкость красивых манжетах. Людовик XV тут же подходит к нему и разрывает одну из них. Г-н де Морена невозмутимо рвет другую и замечает: оСтранно! Мне это не доставило никакого удовольствияп. Король смешался, покраснел и с тех пор не трогал чужих манжет. Как известно, Бомарше не пожелал драться с герцогом де Шоном, когда тот грубо обошелся с ним. Вот почему, получив однажды вызов от г-на де Ла Блаша, он ответил ему: оЯ и не таким отказывалп. Пытаясь одной фразой выразить, как редко встречаются в свете порядочные люди, М*-я сам это слышал-сказал, что порядочный человек-это редчайшая разновидность человеческой породы. Придя к мысли, что дух нации следует обновить, Людовик XV осведомился у маленького Вертепа (министра), какими, по его мнению, путями следует идти к столь великой цели. Министр с важным видом попросил дать ему время поразмыслить. В результате этих размышлении. а вернее сказать, мечтаний, он нашел желательным привить нации тот же дух, каким проникнут Китай. Именно этому глубокомысленному умозаключаю мы обязаны выходом в свет серии книг под общим названием*История Китая, или Китайские анналып. " Однажды г-н Де Сурш, уродливый фат, маленький, темнолицый и похожим на филина, объявил, уезжая из гостей: оНынче я впервые за два года ночую домап. При этих словах епископ Агдский обернулся увидел лицо говорящего и, глядя ему прямо в глаза, сказал: оПонимаю сударь, - обычно вы спите на насестеп. Г-н де Р* прочел в одном обществе несколько эпиграмм на людей которые все бед исключения уже почили вечным сном. После этого присут ствующие обернулись к г-ну де*, словно спрашивая его, не позабавит ли он их тоже какой-нибудь эпиграммой. оНет, - с наивным видом ответил де*-мне нечего вам прочесть: все мои знакомые живып. В свете порою можно встретить женщин, занимающих положение более высокое, чем им полагается no рангу. У них ужи
нают вельможи и знатные дамы, бывают принцы и принцессы, и всем этим вниманием к себе они обязаны только тому, что стяжали известность любовными похождениями. Они-своего рода девки, заслужившие признание у порядочных людей, которые как бы по молчаливому уговору ездят к ним с визитами, поскольку такие визиты никем не принимаются всерьез и никого ни к чему не обязывают. К числу таких женщин, на нашей памяти, относились г-жа Бризар, г-жа Каз и многие другие. Однажды г-н де Фонтенель, которому было в то время девяносто семь лет, наговорил кучу любезностей г-же Гельвеций, юной, прелестной и только что вышедшей замуж. Затем, направляясь к столу и проходя мимо этой молодой особы, он не заметил ее. оВот видите, как мало можно верить вашим комплиментам,-упрекнула его она. - Вы идете мимо о ъдаже не смотрите в мою сторонуп.-оСударыням-возразил он,-глянув в вашу сторону, я уже не прошел бы мимоп. Однажды, в последние годы своего царствования, Людовик XV, 6удучи на охоте, плохо отозвался о женщинах-его, вероятно, чем-нибудь рассердила г-жа Дюбарри. Вторя ему, маршал де Ноайль тоже стал поносить женщин и заявил, что, употребив их по прямому назначению, с ними следует немедленно расставаться. После охоты хозяин и слуга оказались у г-жи Дюбарри и г-н де Ноайль наговорил ей кучу любезностей. оНе верьте ему!п,-воскликнул король и повторил все, сказанное маршалом на охоте. Г-жа Дюбарри разгневалась, и тут де Ноаиль заявил: оСударыня, я действительно сказал это королю, но имел при этом в виду не версальских, а сен-жерменских дамп. В Сен-Жермене жили тогда его собственная жена, г-жа де Тессе, г-жа де Дюрас и т. д. Анекдот этот я слышал от очевидца, маршала де Дюраса. Герцог де Лозой говаривал: оМы с господином де Каленном часто и довольно горячо спорим. Но так как оба мы люди бесхарактерные, то каждый торопится покончить дело миром; первым обычно сдается тот, кто быстрее находит благовидный предлог к отступлениюп. Когда король Станислав назначил пенсионы нескольким бывшим иезуитам, г-н де Трессан осведомился: оНе соблаговолит ли ваш
е величество сделать что-нибудь и для семьи Дамьена*''-она прозябает в самой безысходной нужде?п. Однажды Фонтенель-ему было тогда уже восемьдесят лет-любезно подал некой молодой и красивой, но дурно воспитанной даме оброненный ею веер, который она приняла с крайне высокомерным видом. оАх, сударыня!-воскликнул Фонтенель.-Как вы расточительны в своей суровости)п. Г-н де Бриссак, одурев от сословной спеси, частенько именовал господа бога овсевышним дворяниномп. Кто хочет кого-нибудь обязать, кому-нибудь оказать услугу, но не умеет сделать это со всей возможной деликатностью, говаривал М*, тот почти всегда старается понапрасну: он не найдет пути к сердцу человека, а сердце-то и нужно завоевать. Такой горе-благодетель похож на генерала, который, взяв город, дал бы вражескому гарнизону укрыться в цитадели и тем самым свел бы на нет свою победу. Г-н Лорри, врач, рассказывал, что однажды его вызвала к себе прихворнувшая г-жа де Сюлли и рассказала ему о дерзкой выходке Бордо.
Тот якобы объявил ей: оВы здоровы, но вам нужен мужчина - и он перед вамип - и тут же предстал ей в не слишком пристойном виде. Лорри постарался оправдать собрата и наговорил г-же де Сюлли множество почтительных комплиментов. оДальнейшее мне неизвестно, - добавлял он. - Знаю только, что она пригласила меня еще раз, а потом вновь прибегла к услугам Бардеп. Аббат Арно когда-то качал на коленях маленькую девочку, ставшую потом г-жой Дюбарри. Однажды последняя сказала ему, что хотела бы оказать ему какую-нибудь услугу, и прибавила: оТолько представьте мне памятную запискуп.-оПамятную записку?-подхватил он. - Вот она, извольте: юЯ - аббат Арно"п. Брейский кюре несколько раз переходил из католичества в протестантизм и обратно. Когда его друзья удивились такому непостоянству, он воскликнул: оЭто я-то непостоянен? Я склонен к измене? Ничего подобного. Мои убеждения всегда неизменны: я хочу оставаться брейским кюреп. 'КАк известно, король прусский позволял кое-кому из приближенных 'быть с ним на короткой ноге. Особенно злоупотреблял этим генерал Квинт Ицилий. Накануне битвы при Россбахе король заметил ему, что в случае поражения уедет в Венецию и сделается врачом. оВот прирожденный человекоубийца!п,-отозвался Квинт Ицилий. Шевалье де Монбаре довольно долго жил в каком-то провинциальном городе. Когда он вернулся, друзья стали его жалеть - ему ведь, надворно, пришлось там вращаться бог знает среди кого. оОшибаетесь, - возразил он: - хорошее общество в этом городе такое же, как повсюду; зато дурное - просто превосходноп. Некий крестьянин поделил все свое убогое достояние между четырьмя.сыновьями, а сам стал жить то у одного, то у другого из них. Однажды, когда он вернулся, погостив у очередного сына, его спросили: оНу, как тебя там приняли? Как с тобой обходились?п.-оКак со мной обходи.лись? - отозвался он. - Как с родным сыномп. Не правда ли, изумительный ответ в устах такого отца! В одном обществе, где находился и г-н Шувалов,* бывший любовник императрицы Елизаветы, зашел разговор о какой-то истории, связанной с Россией.
оПоведайте нам ее, господин Шувалов, - попросил Да-*ьи де Шабрийан. - Она, без сомнения, вам известна: вы же были госпожой де Помпадур у себя в странеп. Когда в день своего бракосочетания граф д'Артуа вел молодую супругу к столу, он указал ей на теснившихся вокруг чинов их придворного штата и заявил: оВсе, кого вы здесь видите,-наши слугип. Фраза эта, произнесенная так громко, что многие ее услышали, стала крылатой, хотя она лишь одна из тысячи ей подобных. Но даже мириады таких словечек не помешают французской знати всеми правдами и неправдами наперебой домогаться мест, равнозначных должности лакея. оЧтобы понять, что такое дворянство,-говорил М*, - достаточно вспомнить, что нынешний принц де Тюренн знатнее просто господина де Тюренна, а маркиз де Лаваль - коннетабля де Монморансип. Г-н де*, усматривавший причину упадка рода человеческого в появлении назарейской секты и в феодальном порядке, говорил, что лишь тот будет хоть чего-нибудь стоить, кто отречется от христианства, перестанет быть французом и душой уподобится греку или римлянину. Король прусский спросил Даламбера, видел ли тот короля Франции.
- Да, государь, - ответил Даламбер. - Я преподнес ему речь, произнесенную мною при вступлении в Академию.
- И что же он вам сказал?-осведомился король прусский.
- Государь, он не стал со мной разговаривать.
- С кем же он тогда говорит?-удивился Фридрих. Г-н Амело, министр по делам Палижа, человек на редкость ограниченный, сказал как-то г-ну Биньону: оПокупайте побольше книг для королевской библиотеки-надо же, наконец, разорить Неккерап.* Он полагал, что для этого достаточно перерасходовать 30-40 тысяч франков. От друзей самого г-на д'Эгийона достоверно известно, что король никогда не назначал его министром иностранных дел. Просто г-жа Дюбарри однажды объявила ему: оЭта история слишком затянулась. Завтра же утром вы едете благодарить короля за местоп. Потом она предупредила короля: оЗавтра утром господин д'Эгийон явится благодарить вас за назначение статс-секретарем по иностранным деламп. Король промолчал. Д'Эгийон не решался ехать, но г-жа Дюбаррп настояла, и он повиновался. Король и ему не сказал ни слова; тем не менее д'Эгийон тут же вступил в должность. Представляясь в Нешателе принцу Генриху, М* сказал, что нешательцы обожают прусского короля. оЕще бы! - ответил принц.-Как подданным не любить монарха, если он живет за триста лье от них!п. Аббат Рейналь, обедая как-то в Нешателе у принца Генриха, вге время разглагольствовал сам, не давая хозяину вставить хотя бы словечко. Чтобы получить, наконец, такую возможность, принц сделал вид, будто уронил что-то на пол, воспользовался наступившим молчанием и заговорил в свой черед. Во время беседы короля прусского с Даламбером в комнату вошел один из слуг Фридриха, человек настолько красивый, что внешность его поразила Даламбера. оЭто первый красавец в моих в-падениях, - заметил король.-Одно время он состоял при мне кучером, но я подумывал, не назначить ли его послом в Россиюп. Кто-то заметил, что подагра-единственная болезнь, которая придает человеку еще больше веса в обществе. оЕще бы! -подхватил М*. - Она все равно что крест Святого Людовика, данный за успехи у дамп. Г-н де Ла Реньер собирался жениться на мадмуазель де Жарен?, юной и прелестной. Однажды, вернувшись от нее и предвкушая близксе свое блаженство, он спросил г-на де Мальзерба, с которым состоял в свойстве:

- Как вы считаете, будет мое счастье полным?
- Это зависит от обстоятельств.
- Вот как? От каких же именно?
- От того, кто станет первым любовником вашей жены. Дидро водил знакомство с одним шалопаем, очередная выходка которого привела к тому, что его дядя, богатый каноник, вознамерился лишить племянника наследства. Дидро отправился к этому канонику и вступился за молодого человека. Сперва он говорил с серьезным и важным видом, затем одушевился и впал в патетический тон. Хозяин, прервав его, стал рассказывать ему о нескольких недостойных поступкях племянника.
- За ним водится кое-что похуже, - возразил Дидро.
- Что именно? -осведомился старик.
- Однажды он решил убить вас прямо в ризнице, но в это время туда кто-то вошел и помешал ему.
- Не может быть! Это клевета!-воскликнул каноник.
- Допускаю,-согласился Дидро.-Но даже если это правда, вы все равно обязаны простить вашего племянника ввиду его искреннего раскаяния, трудного положения и нищеты, в которую он впадет, если вы отречетесь от него. Некоторые мои знакомцы из числа людей, наделенных пылким воображением и способностью тонко чувствовать, а потому неизменно проявляющих живой интерес к прекрасному полу, не раз говорили мне, что их всегда удивляет, как мало на свете женщин, восприимчивых к искусству, в особенности к поэзии. Один поэт, чьи весьма приятные произведения пользуются заслуженной известностью, рассказывал мне, в какое изумление повергала его некая умная, изящная, обладающая чувствительным сердцем дама. Она всегда была со вкусом одета, отлично играла на многих инструментах и при этом не имела ни малейшего представления о том, что такое ритм или чередование рифм: ей ничего не стоило заменить в стихе удачное, порой гениально найденное слово первым попавшимся, банальным выражением, даже если последнее нарушало размер. Из-за этого, признался мой собеседник, с ним не раз случалось то, что сам он именовал осечкой и что, по-моему, было большим несчастьем для поэта, писавшего эротические стихи и всю жизнь стремившегося стяжать благосклонность женщин.
Однажды, разговаривая с Вольтером, герцогиня де Шон осыпала его всяческими похвалами и с особенным восторгом отозвалась о гармоничности его прозы. Вольтер тут же упал к ее ногам и воскликнул: оАх, сударыня, благодарю! Ведь я живу со свиньей, лишенной всякого слуха, не понимающей, что такое ритм, гармонияп и т. д. Свинья, о которой он говорил, была г-жа дю Шатле, его Эмилия. Король прусский неоднократно приказывал составлять заведомо негодные топографические планы разных местностей. На них указывалось, например, что такое-то болото непроходимо, и неприятель, полагаясь на карту, верил тому, чего на самом деле не было. М* называл высший свет притоном, в посещении которого не стыдно сознаться. Я спросил М*, как случилось, что ни одна из земных радостей, на(колько я могу судить, не поработила его. оОтнюдь не потому, - ответил он, - что я равнодушен к ним. Просто я нахожу, что за них приходится расплачиваться слишком дорого. Слава влечет за собой клевету, видное положение обязывает постоянно быть настороже, любовные утехи вынуждают много двигаться и утомляться, житейский успех сопряжен с различными неудобствами, ибо люди следят за каждым вашим шагом, обсуждают и осуждают его. Все, что может мне дать свет, я нахожу в своей собственной душе. Эти многократно подтвержденные наблюдения не привели меня ни к бесстрастию, ни к безразличию, но я сделался, так сказать, неподвижен; теперешнее мое положение представляется мне наилучшим из всех возможных, поскольку приятность его определена этой моей неподвижностью и возрастает вместе с последней. В самом деле, любовь-источник горестей, сладострастие без любви-минутная забава, а брак-еще того хуже; стать отцом-это честь, чреватая всяческими несчастьями; держать открытый дом - это занятие, подобающее скорее владельцу постоялого двора. Расточая вам знаки внимания, люди руководятся столь низменным и откровенным расчетом, что их дружба может обмануть лишь дурака и польстить лишь тщеславному шуту. Или всего этого я заключил, что покой, дружба и размышление-единственные блага, которых

стоит домогаться в том возрасте, когда безумства уже наскучилип. Маркиз де Вилькье, капитан гвардии, состоял в числе друзей великого Конде. Однажды, когда он находился у г-жи де Моттвиль, кто-то принес весть, что принц арестован по приказу двора.

- Ах, боже мой, я погиб! -простонал маркиз.
Удивленная этим восклицанием, хозяйка сказала:
- Я знала, что вы - друг принца, но не думала, что такой близкий.
- Как!-вскричал гость.-Разве вам не известно, что приводить такие приказы в исполнение полагается мне? Меня не позвали,-знaчит, мне не доверяют, это же ясно.
- Мне кажется,-возмутилась г-жа де Моттвиль,-что ваши опасения излишни: вы ведь не дали двору никаких оснований подозревать вас в измене. Радуйтесь же, что вам не пришлось сажать друга в тюрьму.
И г-н де Вилькье устыдился первого движения своей души, обнаружившего всю ее низость. Во время званого ужина, на котором присутствовала г-жа д'Эгмонт, доложили о приходе человека по фамилии Дюгеклен. При этом имени фантазия гостьи разыгралась. Она попросила посадить новоприбывщягс рядом с нею, осыпала его любезностями и даже предложила ему отведать кушанья, стоявшего перед нею на столе (это были трюфели). оСударыня, - ответил глупец,-зачем мне они, когда рядом вы?п.-оПри этих словах, - рассказывала г-жа д'Эгмонт, - я пожалела о том, чтс была с ним столь предупредительна, и поступила как дельфин из басни, который спас кого-то во время кораблекрушения, но, увидев, что это не человек, а обезьяна, сбросил ее обратно в мореп. Мармонтель в молодости любил бывать в обществе старика Буэндена, стяжавшего известность своим остроумием и безбожием. Однажды чот сказал ему: оВстретимся у Проколап. - оНо там же нельзя говорить о философских материяхп.-оНет, можно, если придумать условный язык, нечто вроде аргоп. И они тут же составили для себя словарик: душу назвали Марго, религию - Жавотта, свободу - Жаннетон, а всевышнего-господин де Бог.
Вот они сидят в кафе, спорят и отлично понимают друг друга. Неожиданно в их беседу вмешивается подозрительная личность в черном и спрашивает Буэндена: оНельзя ли узнать, сударь, кто этот господин де Бог, который ведет себя так дурно и которым вы так недовольны?п. - оСударь, - отвечает Буэнден, - он - полицейский шпионп.
Легко себе представить, каким хохотом посетители кафе встретили еа-о слова: господин в черном сам был из людей такого сорта. Однажды, когда Людовик XIV опасно захворал, лорд Болинброк' выказал искреннее сочувствие больному. Удивленный монарх сказал ему: оЯ тем более тронут вашим вниманием, что вы, англичане, не любите королейп. - оГосударь, - ответил Болинброк, - в этом мы похожи на тех мужей, которые не любят собственных жен, но стараются понравиться женам соседейп.
У шевалье де Бутвиля вышел спор с женевскими представителями. Один из них очень разгорячился. оРазве вам не известно, что я представляю здесь короля, моего повелителя?п,-остановил его шевалье. оА разве вам не известно, что я представляю здесь тех, кому я равсн?п, - отпарировал женевец. Графиня д'Эгмонт нашла очень достойного человека на должность наставника к своему племяннику, г-ну де Шинону, но не решалась заговорить о нем со своим братом, г-ном де Фронсаком: тот считал ее особой чересчур строгих правил. Тогда она пригласила к себе поэта Бернара и, когда тот явился, рассказала ему, в чем дело. Бернар ответил: оСударыня, автор юИскусства любви" слывет человеком не слишком нравственным, но в этих обстоятельствах нужен кто-нибудь еще более легкомысленный. Знайте, что мадмуазель Арну* разрешит все ваши затруднения гораздо скорее, чем яп. - оВот и прекрасное-рассмеялась г-жа д'Эгмонт.-Устраивайте ужин у мадмуазель Арнуп. Так и было сделано.
Во время ужина Бернар посоветовал пригласить наставником аббата Лаплана, и г-н де Фронсак согласился. Это был тот самый аббат Лапдан, который стал впоследствии воспитателем герцога Энгиенского. Когда некоего философа упрекнули в чрезмерной любви к уединению, он возразил: оВ свете все стремится меня принизить; в одиночестве все меня возвышаетп. Г-н де Б* - один из тех глупцов, которые всерьез верят, что положение в свете всегда соответствует истинной ценности человека. В простодушии своем он не допускает даже мысли, что человек порядочный, но ниже его рангом или не украшенный орденом, может пользоваться б6льшим уважением, нежели он. Вот г-н де Б* встречает такого человека в одном из тех домов, где еще не разучились чтить талант. Он по-дурацки таращит глаза от изумления. оНе иначе как этот человек выиграл крупный куш в лотерееп,-думает он и позволяет себе называть нового знакомца олюбезныйп, хотя к последнему даже в самом избранном обществе относятся чрезвычайно почтительно. Я не раз наблюдал подобные сцены, достойные пера Лабрюйера.* Внимательно присмотревшись к М*, я нашел, что характер у него весьма примечательный: он очень приятен в обхождении, ибо, стремясь понравиться только друзьям или тем, кого уважает, он вместе с тем всячески избегает вызывать к себе неприязнь. Такое поведение представляется мне вполне разумным: оно позволяет воздавать должное как дружбе, так и свету. Делать людям больше добра, быть услужливей и ласковей, нежели М*, нетрудно; причинять им меньше вреда, реже докучать им и раздражать их, нежели он, невозможно. Однажды, когда аббату Допилю предстояло читать свои стихи в Академии по случаю вступления в нее одного из его друзей, он бросил такую фразу: оМне хочется, чтобы о чтении не знали заранее, но я боюсь, что сам же о нем и разболтаюп. Г-жа Возе предавалась любовным утехам с некиим учителем немецкого языка. Так их и застал г-н Возе, вернувшись из Академии. оЯ же вам говорил, что мне надобно уходитьп,-упрекнул даму немец. оЧто мне надобно уйтип,-поправил г-н Возе, даже в эту минуту остава

ясь пуристом. Г-н Дюбрейль, уже смертельно больной, сказал своему другу, г-ну Пемежа: оДруг мой, зачем ко мне впустили столько народу?

Здесь можно находиться только тебе: ведь моя болезнь заразнап.
Пемежа спросили, велико ли его состояние.
- У меня полторы тысячи ливров ренты..
- Это очень мало.
- Не беда,-ответил Пемежа.-Дюбрейль богат. Узнав о смерти г-на Дюбрейля, графиня де Тессе сказала: оОн был такой несговорчивый, такой неподкупный) Всякий раз, когда я собиралась подарить ему что-нибудь, у меня от волнения делался приступ лихорадкип. - оУ меня тоже,-подхватила г-жа де Шампань, в свое время поместившая на имя Дюбрейля 36000 ливров.-Поэтому я решила отболеть разом и не мучиться больше недомоганиями по пустякамп. Когда аббат Мори был еще беден, он взялся обучать латыни некоего старого советника парламента, пожелавшего читать в подлиннике гостициановы оИнституциип.* Через несколько лет он встречается с нил1 в одном и - к немалому удивлению его бывшего ученика-весьма родовитом семействе.
- Ба! Это вы, аббат? Каким ветром вас сюда занесло? -покровительственно осведомляется советник.
- Тем же, что и вас.
- Ну, я - это другое дело. Итак, ваши дела пошли на лад? Вы чегонибудь добились на духовном поприще?
- Я - главный викарий господина де Ломбе.
- Черт побори, это уже кое-что1 И сколько же вам дает ваше место?
- Тысячу франков.
- Немного,-бросает советник, вновь впадая в покровительственный и чуть пренебрежительный тон.
- Но у меня есть приорство, приносящее мне тысячу экю.
- Тысячу экю? Недурно) (Говорится это с видом уже куда более почтительным).
- А с хозяином здешнего дома я познакомился у кардинала де Pогана.
- Oго Вы бываете у кардинала де Рамна?
- Да. Он исхлопотал для меня аббатство.
- Аббатство? В таком случае прошу вас, господин аббат, сделайте мне честь и отобедайте у меня. Как-то вечером, сидя в кругу своих угодников, которые завели разговор о дружбе, г-н де Ла Поплиньер разулся и протянул ноги к огню.
Подошла его болонка и стала их лизать. оВот истинный друг!п, - возгласил де Ла Поплиньер, указывая на собачку. Боссюэ так и не удалось научить Великого дофина писать письма: этот принц был очень нерадив. Рассказывают, что все его записки к графине дю Рур неизменно заканчивались одной н той же фразой: оКороль вызывает меня на советп. Когда графиню удалили от двора, один из приближенных дофина спросил его, не огорчен ли он этим событием. оКонечно, огорчен,-ответил принц.-Зато мне больше не придется писать ей записки)п. Архиепископ Тулуэский (Бриенн) в разговоре с г-ном де Сен-При, дедом г-на д'Антрага, заметил: оНи один министр французских королей никогда не доводил свои честолюбивые планы до полного завершенияп. - оА кардинал Ришелье?п,-удивился собеседник. оОн остановился на полпутип, - отрезал архиепископ. В этой фразе-весь его характер. Маршал де Бройль, женатый на наследнице негоцианта, имел от нее двух дочерей. Однажды ему и г-же де Бройль посоветовали отдать одну из них в какой-нибудь монашеский орден. оМой брак с госпожой де Бройль закрыл мне дорогу во все орденап,-ответил маршал. оИ в богадельнюп, - подхватила его супруга. Супруга маршала де Люксембурга, приехав в церковь с опозданием, осведомилась, давно ли началась служба. В эту минуту раздался звон колокольчика, возвещающий возношение святых даров, и граф де Шабо, заикаясь, сказал ей: оСударыня, Я слышу колокольчик - Барашка к нам ведутп.
Это стихи из одной комической оперы. Когда виконт де Ноайль бросил юную г-жу М*, та, пребывая в отчаянье, твердила: оУ меня, вероятно, будет еще много любовников, но никого я не полюблю так, как любила виконта де Ноайляп. Когда герцогу де Шуазелю кто-то сказал, что ему беспримерно везет в жизни, он ответил: оДа, везет - и на удачи, и на неудачип.-оКак так?п. - оА вот, судите сами. Я всегда был очень обходителен с потаскушками, но одною все-таки пренебрег, а она взяла и стала некоронованной королевой Франции. Я пекся о войсковых инспекторах, осыпал их золотом и отличиями, но к одному из них, всеми презираемому, отнесся несколько свысока, а он - это господин де Монтенар - сделался военным министром. Известно, как я заботился о всех наших послах, за исключением одного тугодума, которого остальные дипломаты не ставили ни в грош и с которым они не желали знаться из-за его ноле пого мезальянса, а он - это господин де Верженн,-он-то и стал министром иностранных дел. Согласитесь, я имею основания утверждать, что мне беспримерно везет во всех смыслах - и на удачи, и на неудачип. Характер г-на президента де Монтескье был отнюдь не столь возвышен, как его гений. Всем известны его аристократические пристрастия, мелкое тщеславие и проч. Когда вышел оДух законовп, об этом сочинении было опубликовано множество дрянных или посредственных отзывов, которыми Монтескье с презрением пренебрег. Однако вскоре он узнал, что некий литератор написал о его трактате критический труд, где содержится немало метких замечаний, н что г-н Дюпен намерен выпустить эту книгу в свет под своим именем. Новость повергла Монтескье в полное отчаяние. Тем временем книга была напечатана, и ее собирались пустить в продажу. Тогда Монтескье прибег к помощи г-жиде Помпадур, и та по его просьбе приказала доставить к ней типографа вместе с изданием, которое тут же все целиком пошло под нож. Спасти удалось лишь пять зкземпляров. Г-н и г-жа д'Анживилье, г-н и г-жа Неккер представляют собой супружеские пары, единственные в своем роде. При встрече с ними кажется, Л

удто каждый из них изумительно подходит к своей половине и что более прочную привязанность просто невозможно себе вообразить. Однако, присмотревшись к ним, я нашел, что чувство лишь в очень малой степени соединяет их, а если говорить о характерах, то именно несхожесть последних и связывает обе эти четы. Маршал де Ноайль сильно бранил одну новую трагедию. оНо господин д'Омон, из чьей ложи вы смотрели эту пьесу, уверяет, что она исторгла у вас слезып,-возразили ему. - оУ меня?-удивился маршал. - Да что вы1 Просто он сам заплакал после первой сцены, а я счел пристойным разделить его скорбьп. Г-н Т* сказал мне однажды, что светский человек, совершая смелый о честный поступок из побуждений, достойных этого поступка, то есть столь же благородных, вынужден, как правило, объяснять его мотивами Долее низменными и корыстными, иначе он вызовет слишком сильную зависть. Людовик XV спросил герцога д'Эйена (впоследствии маршала де Ноайля), отправил ли тот уже свое столовое серебро на монетный двор. Герцог ответил отрицательно. оА я вот свое отправилп,-заявил король. оАх, государь,-возразил д'Эйен, - когда Иисус Христос умирал в страстную пятницу, он отлично знал, что вернется к жизни в светлое воскресеньеп. В те времена, когда у нас водились еще янсенисты, их узнавали по длинному воротнику плаща. Архиепископ Лионский, который произвел на свет немало детей, при очередном подвиге такого рода тоже удлинял на дюйм воротник своего плаща. Воротник достиг у него в конце концов такой длины, что обладатель его прослыл янсенистом и довольно долго был на подозрении у двора. Одному французу дозволили осмотреть кабинет испанского короля. This file was created for VaLib.ru library

Увидев кресло и письменный стол монарха, путешественник воскликнул: оТак вот где работает этот великий государь!п.-оЧто? Работает?возмутился его провожатый. - Да как вы смеете утверждать, будто столь великий король работает? Вы, что же, явились сюда насмехаться над его величеством?п. Произошла ссора, и французу пришлось немало попотеть. прежде чем он втолковал испанцу, что не имел намерения оскорбить достоинство его государя. Де*, заметив, что г-н Барт ревнив (а ревновал он свою собственную жену), сказал ему: оВы ревнуете? А известно ли вам, что это признак чрезмерного самомнения? Не понимаете? Извольте, объясню.
Знайте: стать рогоносцем может отнюдь не всякий. Для этого надо держать открытый дом, быть человеком порядочным, учтивым, общительным.
Сначала приобретите эти достоинства, а уж потом порядочные люди посмотрят, стоит ли им что-нибудь сделать и для вас. Ну, кто сейчас станет украшать рогами такого, как вы? Разве что какое-нибудь ничтожество.
Когда вам придет время опасаться рогов, я первый поздравлю вас с этимп. Г-жа де Креки так отозвалась при мне о бароне де Бретейле: оЧерт возьми, этот барон хуже, чем грубое животное: он - дуракп. Один острослов говорил мне, что Франция-это абсолютная монархия, ограниченная песнями. Однажды, войдя в кабинет г-на Тюрго, аббат Делиль застал его за чтением рукописи. Это были оМесяцып Руше. Делиль догадался об этом и шутливо воскликнул: оВокруг поэзия свой аромат струилап. оВы слишком надушены, чтобы различать запахип,-отозвался Тюрго. Г-н Флери, генеральный прокурор, сказал как-то в присутствии нескольких литераторов: оПоследнее время я замечаю, что в разговорах о делах правления стали употреблять слово юнарод". Вот вам плоды новой философии! Да разве можно забывать, что третье сословие всего лишь придаток к государству?п. (Другими словами, это означает, что из двадцати четырех миллионов человек двадцать три миллиона девятьсот тысяч представляют собой случайный и незначительный добавок к ста тысячам). Милорд Херви, путешествуя по берегу Италии и переправляясь через какую-то лагуну, погрузил в нее палец. оОго! - воскликнул он. - Вода-то соленая! Значит, эти места-нашип. Некто рассказывал о том, как он скучал, слушая в версальской церкви проповедь.
- Почему же вы не ушли с нее? -осведомился Дюкло.
- Я боялся потревожить присутствующих и оскорбить их чувства.
- А я, честное слово, предпочел бы вернуться в лоно веры после первых же слов такой проповеди, лишь бы не слушать ее до конца! - воскликнул Дюкло. Будучи любовником г-жи Дюбарри, г-н д'Эгийон подхватил где-то на стороне некий галантный недуг и решил, что наградил им графиню, а следовательно, погиб; на его счастье эти опасения не подтвердились. Вынужденный во время лечения, которое показалось ему очень долгим, воздерживаться от близости с г-жой Дюбарри, он говорил своему врачу: оЕсли вы не поторопитесь, эта болезнь погубит меняп. Пользовал герцога тогда тот же г-н Бюссон, что еще раньше, в Бретани, вылечил его от смертельной болезни, когда остальные врачи потеряли уже надежду на благоприятный исход. Этим Бюссон оказал своей провинции дурную услугу, и ему припомнили ее, лишив его всех занимаемых им должностей на другой же день после падения д'Эгийона. Последний, став министром, долгое время не удосуживался что-нибудь сделать для г-на Бюссона, и тот, узнав, что герцог не лучше обошелся и с г-ном Ленге, сказал: оГосподин д'Эгийон не брезгует ничем и никем, кроме тех, кто спас ему честь и жизньп. Увидев однажды мальчика, который проходил так близко от лошади, что животное могло бы навсегда изувечить его ударом копыта, г-н де Тюренн подозвал к себе ребенка и сказал: оМилое дитя, никогда не приближайся к лошади сзади-она может тебя покалечить. Лучше обойди ее.
Поверь, что за всю свою жизнь ты не сделаешь и лишнего полулье из-за такой меры предосторожности, и запомни: тебе советует это господин де Тюреннп. Дидро спросили, что за человек г-н д'Эпине: оЭто человека-ответил он, - который ухитрился спустить два миллиона, не сказав ни одного умного слова и не сделав ни одного доброго делап. Г-н де Т*, желая дать понять, насколько слащавы пастушеские идиллии Флориана, говаривал: оОни даже понравились бы мне, если бы автор добавил к барашкам немного волковп. Как-то раз г-н де Фронсак отправился взглянуть на планисферу, которую показывал художник, изготовивший ее. Этот человек, видя на посетителе крест Святого Людовика, но не зная, кто он, употребил при обращении к нему всего лишь титул шевалье. Тщеславный Фронсак, уязвленный тем, что его не назвали герцогом, тут же сочинил целую историю, в которой фигурировал один из его слуг, якобы назвавший хозяина омонсеньерп. При этом слове г-н де Жанлис перебил рассказчика: оКак ты сказал? Монсеньер? Да ведь тебя примут за епископа!п. Г-н де Лассе, человек очень мягкий, но отлично знавший свет, говаривал, что, если человеку предстоит провести целый день в обществе, он должен на завтрак проглотить жабу-тогда до самого вечера ничто уже не вызовет в нем отвращения. Г-ну Даламберу случилось повидать г-жу Деки на другой же день. после ее бракосочетания с г-ном Дювивье. Его спросили, счастливый ли у нее был вид. оОчень счастливый,-ответил он. - Поверьте мне, счастливый до тошнотып. Некто, послушав оГеоргикип Вергилня в переводе аббата Делиля, сказа поэту: оПеревод превосходен. Не сомневаюсь, что как только автора назначат епископом, первый же свободный бенефиций - за вамип.. Господа де Б* и де К* настолько близки, что их чуть ли не почитают образцом истинной дружбы. Однажды де Б* осведомляется у де К* - Не было ли среди женщин, принадлежавших тебе, какой-нибудь. кокетки, которая спросила бы, кто тебе дороже-она или я, и готов ли ты пожертвовать мною ради нее?
- Была.
- Кто же это?
- Госпожа де М*, - ответил де К*.
Речь шла о любовнице его друга. С возмущением рассказав мне об одной плутне поставщиков провианта, М* воскликнул: оЭто стоило жизни пяти тысячам человек-они буквально умерли с голоду, сударь. Вот уж поистине знатный кусок с королевского стола!п. Г-н Вольтер заметил однажды по поводу религии, повсеместно приходящей в упадок: оА жаль! Скоро нам нечего будет осмеиватьп. - оУтешьтесь! - возразил г-н Сабатье де Кабр. - Предмет и повод для осмеяния всегда найдутсяп. - оНе скажите, сударь!-сокрушенно вздохнул Вольтер.-Вне церкви нет благодати!п. Незадолго до смерти тяжелобольной принц Конти пожаловался Бомарше, что не надеется выздороветь-слишком уж он истощен тяготами войны, вином и наслаждениями.
- Что касается походов,-возразил Бомарше,-то принц Евгений проделал двадцать одну кампанию и все-таки умер в семидесятивосьмилетнем возрасте. Что до вина, то маркиз де Бранкас ежедневно осушал шесть бутылок шампанского и тем не менее дожил до восьмидесяти четырех лет.
- Допустим,-согласился принц. - А как насчет любовных утех?
- Вспомните вашу матушку!-отпарировал Бомарше (принцесса скончалась на восьмидесятом году жизни).
- Верно!-обрадовался Копти.-Пожалуй, я еще выкарабкаюсь. Как-то раз регент обещал позаботиться о молодом Аруэ, то есть подыскать ему должность и сделать из него важную персону. Вскоре после этого юный поэт попался регенту на глаза, когда тот в сопровождении всех четырех статс-секретарей шел с заседания кабинета. Заметна его, регент сказал: оЯ не забыл о тебе, Аруэ,-ты будешь ведать департаментом придворных шутовп.-оЧто вы, монсеньер!-ответил Аруэ.Там у меня нашлось бы чересчур много соперников. Четверых я уже вижуп. Регент чуть не лопнул со смеху. Когда маршал Ришелье после взятия Маона явился ко двору, первые, вернее, единственные слова, сказанные ему Людовиком XV, были таковы: оЗнаете, маршал, а ведь бедняга Лансматт умерп. Лансматтом звали старого камер-лакея. Когда оЖурналь де Парип напечатал чрезвычайно глупое письмо г-на Бланшара о воздухоплавании, кто-то заметил: оГосподину Бланшару уже незачем подниматься в воздух - он и без того воспарилп. Монтазе, епископ Отенский, а затем архиепископ Лионский, был не только священник, но и отменно ловкий царедворец. Доказательство тому-хитрость, на которую он однажды пустился. Зная за собой грешки, могущие легко погубить его в глазах театинца Буайе, епископа го рода Мирлуа, он сам написал на себя анонимное письмо, полное клеветнических и явно нелепых измышлений. Послание это он адресовал епископу Нарбоннскому. Тот имел с ним объяснение, и Монтазе намекнул ему на коварство своих тайных недругов. Когда же последние действительно прибегли к анонимным письмам, где была изложена доподлинная правда, Вуайе решил пренебречь ими: обманутый первым письмом, он счел за благо не доверять и остальным. Людовик XV заказал свой портрет Латуру и во время сеансов часто разговаривал с художником. Ободренный тем, что король доволен его работой, живописец, естественно, осмелел и однажды позволил себе сказать: оА ведь ваши адмиралы не в ладах с морем, государьп.-оВот как? - сухо отозвался король.-Зато с ним в ладах мой Бернеп. Герцогиня де Шон, жившая в разводе с мужем, находится при смерт
и.
Е.К докладывают:
- Вас пришли соборовать.
- Еще минутку) - Вас желает видеть герцог де Шон.
- Он здесь?
- Да.
- Пусть обождет. Впустите его вместе со святыми дарами. Как-то раз, когда я гулял в обществе одного своего друга, с ним раскланялась довольно подозрительная личность. Я спросил, кто это такой.
Мой друг ответил, что это человек, совершающий ради отечества то, на что не решился бы даже Врут. Я попросил собеседника низвести свою высокую мысль до уровня моего убогого разума и узнал, что его знакомец-полицейский шпион. Г-н Лемьер, сам того не подозревая, отменно сострил, когда сказал, что между его оМалабарской вдовойп в постановке 1770 года и той же трагедией в постановке 1781 года такая же разница, как между вязанкой и возом дров. В самом деле, успех этой пиесе после ее возобновления принес именно костер на сцене, устроенный гораздо более эффектно, нежели в первый раз. Некий философ, решив начать уединенную жизнь, прислал мне письмо, дышавшее рассудительностью и добродетелью. Кончалось оно такими словами: оПрощайте, друг мой! Не старайтесь подавить в себе интересы, связующие людей с обществом, но непременно развивайте в себе чувства, которые отдаляли бы вас от негоп. Дидро, и в шестьдесят два года остававшийся любителем женщин, сказал однажды кому-то из друзей: оЯ то и дело твержу себе: юАх, старый дурак, старый юбочник) Когда же ты перестанешь подвергать себя риску получить позорный отказ или дать осечку и осрамиться?"п. Г-н де К* распространялся о преимуществах английского образа правления в собрании, где присутствовало несколько епископов и аббатов.
Один из них, аббат де Сегеран, возразил ему: оСударь, то немногое, что я знаю об этой стране, отнюдь не пробуждает у меня желания поселиться в ней. Уверен, что мне там было бы очень плохоп.-оИменно потому эта страна и хороша, господин аббатп, - в простоте душевной ответил де К*. Несколько французских офицеров посетили Берлин, и один из них явился на прием к королю в партикулярном платье и белых чулках. Король, подойдя к нему, осведомился, как его зовут.
- Маркиз де Бокур.
- Какого полка?
- Шампанского.
- А, того самого, где плюют на дисциплину)..
И король заговорил с остальными офицерами, на которых были мундиры и ботфорты. Г-н де Шон, заказав портрет своей жены в образе Венеры, никак не мог решить, в каком же виде ему самому позировать для парного портрета. Он поверил свои сомнения мадмуазель Кино, и та посоветовала: оВелите изобразить себя Вулканомп. У врача Бувара был на лице шрам в форме буквы оСп, который сильно обезображивал его. Дидро любил повторять, что Бувар обязан этим уродством своей неловкости: взявшись за косу Смерти, он стукнулся о косовище. Проезжая через Трясет и по обычаю своему сохраняя инкогнито, император остановился в гостинице. На вопрос его, не найдется ли удобной комнаты, ему ответили, что свободны лишь две чердачные каморки, - последний хороший номер занял недавно приехавший немецким епископ.
Император распорядился подать ужин, но и тут оказалось, что остались лишь яйца да овощи: вся птица пошла на стол прелату и его свите. Тогда император велел спросить епископа, не пригласит ли тот его, как иностранца, разделить с ним трапезу. Епископ ответил отказом. Императору пришлось ужинать с одним из епископских капелланов, для которого не нашлось места за общим столом. Он спросил священника, зачем они едут в Рим. оЕго преосвященство намерен исхлопотать себе бенефиций, приносящий пятьдесят тысяч гульденов дохода, благо император еще не знает, что этот бенефиций освободилсяп,-ответил капеллан и переменил разговор. Вечером император написал два письма: одно-кардиналу-датарию, другое-своему послу, и попросил нового знакомца по приезде в Рим передать их по адресу. Капеллан сдержал слово и, к великому своему изумлению, получил от кардинала-датария жалованную грамоту на вышеназванный бенефиций. Он сообщил об этом своему епископу, и тот немедленно уехал восвояси. Капеллан же задержался в Риме и позднее рассказал прелату, что история с бенефицием явилась следствием писем, адресованных имперскому послу и кардиналу-датарию тем самым иностранцем, с которым его преосвященство не пожелал поделиться ужином в Триесте: иностранец оказался императором Граф де* и маркиз де* спросили меня, усматриваю ли я какое-либо различие в их житейских правилах. оРазличие действительно есть, - ответил я: - один из вас готов лишь облизывать уполовник, а второй способен еще и проглотить егоп. В 1788 году, получив отставку, барон де Бретейль всячески порицал поведение архиепископа Санского. Он называл его деспотом и приговаривал: оА вот я хотел, чтобы королевская власть не выродилась в деспотию и не выходила за пределы, которыми была ограничена при -Людовике XIVп. Он полагал, что такие речи-признак гражданского мужества и могут даже погубить его во мнении двора. Однажды, когда у г-жи д'Эпарбе было любовное свидание с Людовиком XV, король сказал ей:
- Ты жила со всеми моими подданными.
- Ах, государь!..
- Ты спала с герцогом Шуазелем.
- Но он так влиятелен!
- С маршалом Ришелье.
- Но он так остроумен!
- С Монвилем.
- У него такие красивые ноги!
- В добрый час!.. Ну, а герцог д'Омон? У него-то ведь нет ни одного из этих достоинств.
- Ах, государь, он так предан вашему величеству! Г-жа де Ментенон гуляла с г-жой де Келюс у пруда в Марли.
Вода была так прозрачна, что дамы разглядели плававших в ней карпов.
Рыбы были тощими и невеселыми, двигались медленно. Г-жа де Келюс обратила на это внимание своей спутницы, и та ответила: оОни, как и я, скучают по тон мутной луже, откуда их извлеклип. Колле положил на срочный вклад изрядную сумму, поместив ее из десяти годовых у некоего финансиста, который за два года не выплатил ему ни одного су. оСударь,-заявил банкиру Колле,-я обратил свои деньги в пожизненную ренту именно затем, чтобы получать ее при жизнип. Английский посол в Неаполе устроил однажды очаровательный праздник, стоивший ему, однако, не слишком дорого. Это стало известно, и в свете принялись злословить, хотя сначала праздник был сочтен очень удачным. Посол расквитался с хулителями как истый англичанин и человек, умеющий презирать деньги. Он объявил, что намерен устроить новый прием. Все решили, что британец собирается взять реванш и праздник будет поэтому чем-то из ряда вон выходящим. В назначенный день гости толпой съехались в посольство, но никаких приготовлений к приему не обнаружили. Наконец, слуга вынес жаровню. Собравшиеся замерли в ожиланип чуда. оГоспода,-сказал им посол,-вам не важно, весело у меня или скучно; вас интересует одно - во сколько мне встал прием. СмотРите же! (u, распахнув свой фрак, он показал приглашенным его подкладку). На нее пошло полотно Доменикино ценой в пять тысяч гиней.
Но это не все. Вот десять векселей на предъявителя по тысяче гиней каждый. Они выписаны на амстердамский банк (с этимы словами посол скомкал бумаги и бросил их на жаровню). Не сомневаюсь, что сегодня вы разъедетесь по домам, довольные и праздником, и мною. До свиданья, господа! Прием оконченп. оПотомство, - говариолл г-н де Б*,-это всего-навсего новая публика в театре, приходящая на смену старой. Ну, а что такое нынешняя публика-нам известноп. Н* говорил: оКак в нравственном, так и в физическом отношении, как в прямом, так и в переносном смысле мне ненавистны три вещи: шум, опьянение и похмельеп. Узнав, что некая особа легкого поведения вышла за человека, слывшего до тех пор вполне добропорядочным, г-жа де Л* заметила: оДаже будучи потаскушкой, я все равно осталась бы честной женщиной: мне в голову бы не пришло взять в любовники того, кто способен на мне женитьсяп. оГоспожа де Ж*, - утверждал М*, - слишком умна и ловка, чтобы ее презирали столь же глубоко, как многих других женщин, гораздо меньше достойных презренияп. На первых порах своей брачной жизни покойная герцогиня Орлеанская была сильно влюблена в мужа-свидетели тому почти все закоулки Пало-Рояля. Однажды супруги отправились навестить вдовствующую герцогиню, которой тогда нездоровилось. Во время беседы она задремала, и герцог с молодой женой решили немного позабавиться, предавшись утехам прямо у постели больной. Та заметила это и упрекнула невестку: оСударыня, вы первая заставляете меня краснеть за замужних женщинп. Маршал де Дюрае, разгневавшись на одного из своих сыновей, воскликнул: оУймись, негодник, или поедешь ужинать к королю!п. Дело в том, что молодой человек дважды ужинал в Марли и чуть не умер там со скуки. Дюкло то и дело оскорблял аббата д*Оливе, о котором отзывался так: оОн настолько подл, что, несмотря на все мои грубости, ненавидит меня не больше, чем всех остальныхп. Однажды, когда Дюкло рассуждал о том, что каждый представляет себе рай на свой манер, г-жа де Рошфор заметила: оЧто до вас, Дюкло, то вам для райского блаженства нужны тольк
о хлеб, сыр, вино и первая встречнаяп. Некто осмелился сказать: оХочу дожить до того дня, когда послед. него короля удавят кишками последнего попап. В доме г-жи Делюше был заведен такой обычай: когда кто-нибудь развлекал гостей за6авнои историей, хозяйка тотчас покупала ее у рассказчика. оСколько вы за нее хотите?п.-оСтолько-тоЕп. Как-то paз г-жа Делюше стала проверять счет своей служанки, истратившей сто экю та назвала все расходы, но долго не могла вспомнить, на что ушла сумме в тридцать шесть ливров. оАх, сударыням-вскричала она наконец. - Мы же забыли историю, купленную вами у господина Кокле. Вы тогда еще позвонили, я прибежала и заплатила ему тридцать шесть ливровп Г-н де Внеси решил было порвать связь с президентшей д'Алигр, но как раз в это время нашел у нее на камине письмо, адресованное чело веку, с которым она завела новую интрижку. Президентша писала, что щадя самолюбие Внеси, постарается все устроить так, чтобы он сам бра сил ее. С этой целью она, вероятно, и оставила письмо на видном месте Внеси, однако, притворился, что ничего не знает, и прожил с президентшей еще полгода, неотступно докучая ей своими нежностями. Г-н де Р* очень умен, но в его уме столько глупости, что порою его можно принять за дурака. Г-н д'Эпременнль с давних пор состоял в связи с г-жой Тилорье.
Ей хотелось выйти за него замуж, и она прибегла к помощи Калиостро.
Как известно, тот, играя на фанатизме и суеверии людей и дурача их алхимическими благоглупостями, вселил во многих надежду найти философский камень. Когда д'Эпремениль стал сетовать на то, что он никак не может получить этот камень, ибо какая-то формула Калиостро оказалась неверной, шарлатан ответил, что причина неудачи д'Эпремениля - его греховная связь с г-жой Тилорье. оУспеха вы добьетесь лишь тогда, когда научитесь жить в согласии с незримыми силами, и особенно с главной среди них-Верховным существом. Женитесь на госпоже Тилорье или порвите с неюп. После этого г-жа Тилорье принялась кокетничать еще пуще, и д'Эпремениль женился на ней; таким образом, философский камень принес ей немалую пользу. Людовику XV доложили, что один из его гвардейцев вот-вот отдаст богу душу-дурачась, он проглотил экю в шесть ливров.
- Боже мой!-вскричал король.-Бегите же скорей за АндугЧе, Ламартиньером, Лассоном!
- Звать надо не их, государь,-возразил герцог де Ноайль.
- Кого же тогда?
- Аббата Терре.
- Аббата Терре? Почему именно его?
- Он немедленно обложит эту крупную монету десятиной, повторной десятиной, двадцатиной и повторной двадцатиной, после чего экю в шесть ливров станет обычным экю в тридцать шесть су, выйдет естественным путем, и больной выздоровеет.
Это-единственная шутка, когда-либо задевшая аббата Терре; он запомнил ее и впоследствии сам пересказал маркизу де Семезону. В бытность свою генеральным контролером финансов г-н д'Ормессон при двух десятках свидетелей заявил: оЯ долго старался понять, на что нужны такие люди, как Корнель, Буало, Лафонтен, но так и не понялп. Это ему сошло: генеральному контролеру все сходит. Только г-н Пельтье де Морфонтен, его тесть, кротко упрекнул зятя: оЯ знаю, вы денствительно так думаете. Но старайтесь, хотя бы ради меня, в этом не сознаваться: я очень не люблю, когда вы бахвалитесь своими недостатками. Не забывайте: вы занимаете то же место, что и человек, который подолгу беседоцал с глазу на глаз с Расином и Буало и принимал их у себя в поместье, а когда одновременно с ними туда наезжало несколько епископов, приказывал слугам: юПокажите этим духовным особам замен, сады, все что угодно, только не пускайте ко мне - я занят"п. Враждебность кардинала Флери к супруге Людовика XV объясняется тем, что королева не пожелала внять его галантным домогательствам. Известно это стало лишь после ее смерти, когда отыскалось письмо короля Станислава к дочери, которое он написал в ответ на ее просьбу посоветовать ей, как держать себя с кардиналом. Правда, Флери было в то время уже семьдесят шесть лет, но всего несколькими месяцами раньше он ухитрился изнасиловать двух женщин. Письмо Станислава видели своими глазами жена маршала де Муши и еще одна дама. Говоря о беззакониях, запятнавших последние годы царствования Людовика XIV, мы вспоминаем обычно драгонады, гонения на гугенотов. которым запрещалось покидать Францию, где их травили, и приказы о заключении без суда, дождем сыпавшиеся на отшельников ПорРояля-янсенистов, молинистов и квиетистов. Этого, разумеется, довольно; однако не следует забывать о секретном, а подчас и явном надзоре, под который король-ханжа отдавал тех, кто не соблюдал пост, и о слежке, которую интенданты и епископы в Париже и провинции вели за мужчинами и женщинами, заподозренными в сожительстве. Такая слежка не раз в
ынуждала людей предавать гласности свой тайный брак: лучше уж было сознаться в нем раньше времени и претерпеть все связанные с этим неприятности, чем подвергаться преследованиям со стороны светских и духовных властей. Быть может, подобные меры были просто хитроумным маневром г-жи де Ментенон, надеявшейся таким способом дать понять, что она-законная королева. Когда знаменитого акушера Левре вызвали ко двору принимать роды у дофины, ныне покойной, ее супруг сказал ему: оНадеюсь, вы рады, что принимаете роды у дофины, господин Левре? Это упрочит вашу репутациюп. - оМеня бы не было здесь, не будь она уже упроченап, - невозмутимо ответил акушер. Однажды Дюкло стал жаловаться г-жап де Рошфор и де Мирлуа на ханжество нынешних куртизанок-они не желают слушать даже маломальски вольные речи. оОни теперь стыдливее порядочных женщин!п, - воскликнул он и тут же рассказал весьма пикантную историю, затем другую, посолоисе, и, наконец, третью, с самого начала оказавшуюся еще более игривой. Тогда г-жа де Рошфор прервала его: оПолегче, Дюкло1 Вы считаете нас слишком уж порядочнымип. Как-то раз король прусский страшно разгневался на своего кучера, по неловкости опрокинувшего коляску. оВелика беда!-ответил тот. - С кем такого не бывает! Разве вам не случалось проигрывать сражения?п. Г-н де Шуазель-Гуффье решил за собственный счет покрыть черепицей дома своих крестьян, легко становившиеся добычей огня. Крестьяне поблагодарили его за доброту, но попросили оставить их крыши в прежнем виде: если они заменят солому черепицей, помощники интенданта увеличат им подушную подать. Маршал де Виллар до старости оставался весьма привержен к вину.
В 1734 году, прибыв после начала войны в Италию, чтобы принять там командование войсками, и представляясь королю Сардинскому, он оказался настолько пьян, что не удержался на ногах и грохнулся оземь.
Однако, даже в таком состоянии сохранив ясную голову, он тут же воскликнул: оПрошу простить мой естественный порыв - я так долго жаждал припасть к стопам вашего величества!п. Г-жа Жоффрен говорила о своей дочери-г-же де Ла Ферте-Энбо: оГлядя на нее, я дивлюсь, как курица, высидевшая утенкап. Лорд Рочестер написал в свое время стихи, прославляющие трусость. Однажды, когда он сидел в кофейне, туда зашел человек, который безропотно дал избить себя палкой. Рочестер сперва наговорил ему кучу комплиментов, а под конец заявил: оСударь, если уж вы способны покорно вытерпеть палочные удары, надо Было предупредить об этом сразу: я бы тоже вздул вас и восстановил свое доброе имяп. Людовик XIV жаловался г-же де Ментенон на беспокойство, которое внушают ему разногласия среди епископов. оЧтобы избежать раскола, надо переубедить меньшинство, а это нелегко-инакомыслящих набралось целых девятьп,-прибавил он. оПолно, государь!-рассмеялась маркиза. - Велите-ка лучше большинству уступить: эти сорок человек упираться не станутп. Вскоре после кончины Людовика XV его преемник, наскучив каким-то концертом, приказал кончить его раньше положенного времени и объявил: оХватит с нас музыки!п. Оркестранты узнали о его словах, и один из них шепнул соседу: оДруг мой, каким ужасным будет новое царствование!п. Граф де Грамон продал за полторы тысячи ливров рукопись тех самых мемуаров, где его откровенно именуют мошенником. Фонтенель, цензуровавший книгу, из уважения к графу отказался одобрить ее к печати. Грамон пожаловался на него канцлеру, которому Фонтенель и представил свои резоны. Тем не менее граф, не желая терять полторы тысячи ливров, принудил его одобрить произведение Гамильтона. Г-н де Л*, мизантроп вроде Тимона, разговорился однажды с г-ном де Б*, тоже ненавистником рода людского, но человеком не столь мрачным и подчас даже довольно жизнерадостным. После их меланхолической беседы де Л* проникся интересом к де Б* и признался, что не прочь подружиться с ним. оБудьте осторожны!-предупредил его кто-то. - Не доверяйте его мрачности: он по
рою бывает очень веселп. Видя, что влияние г-на де Шуазеля все возрастает, маршал де БельИль велел иезуиту Невилю составить для короля памятную записку с обвинениями против министра, но сам так и не успел подать ее, ибо умер. Его бумаги попали к Шуазелю, и тот, найдя среди них вышепомянутый документ, сделал все возможное, чтобы установить, чьей же рукой он написан. Это ему не удалось, и он оставил свое намерение. Однако вскоре некий видный иезуит попросил у Шуазеля позволения прочесть ему похвальный отзыв о нем, который содержался в надгробном слове маршалу де Боль-Илю, произнесенном отцом Невилем. Иезуит прочел этот отзыв по авторской рукописи, и министр узнал почерк. Тем не менее отомстил он отцу Невилю лишь одним-велел передать ему, что надгробные речи получаются у него лучше, чем памятные записки на имя короля. Будучи генеральным контролером финансов, г-н д'Энво обратился к королю с просьбой дозволить ему вступить в брак. Король, уже знавший, кто невеста, ответил: оВы для нее недостаточно богатып. Когда же д'Энво намекнул на то, что этот недостаток искупается его должностью, король возразил: оО, нет1 Место можно и потерять, а жена останетсяп. У г-на де Шуазеля ужинали бретонские депутаты, один из которых, человек на вид весьма степенный, за весь вечер не промолвил ни слова.
Герцог де Грамон, пораженный его внешностью, сказал шевалье де Куру, командиру полка швейцарцев:
- Хотел бы я знать, какие речи можно услышать от такого человека!
Шевалье немедленно обратился к молчальнику.
- Из какого вы города, сударь?
- Из Сен-Мало.
- Из Сен-Мало? Так это ваш город охраняют собаки? Вот странно!
- А что в этом странного? Охраняют же короля швейцарцы! - ответил степенный бретонец. Во время американской войны некий шотландец спросил француза, указывая ему на кучку пленных американцев: оВы сражались за своего государя, я - за своего, но за кого дрались эти люди?п. Такой вопрос сделал бы честь тому королю страны Пегу, который чуть не умер со смеху, узнав, что у венецианцев нет короля. Случилось так, что меня очень сильно взволновала какая-то несправедливость. Видя это, один старый человек сказал мне: оМилый мальчик, мчитесь у жизни примиряться с жизньюп. До назначения своего генеральным контролером финансов г-н Орри был весьма близок с аббатом де Ла Галезьером. Когда же он получил эту должность, его привратник, переименованный отныне в швейцара, сделал вид, что не узнает аббата. оДруг мой,-сказал ему де Ла Галезьерне опережай событий: твой хозяин еще не успел зазнатьсяп. Некая девяностолетняя старуха сказала г-ну де Фонтенелю, которому было тогда девяносто пять: оСмерть забыла о насп. - оТс-с!п, - ответил Фонтенель, приложив палец к губам. Нос у г-жи де Немур был длинный и крючковатый, губы алые; г-н де Бандам говорил о ней: оОна похожа на попугая, который ест вишнюп.
Застав у своей любовницы г-на де Бриссака, принц де Шараде сказал ему: оВыйдите!п.-оМонсеньера-ответил де Бриссак,-Baши предки сказали бы: юВыйдем!"п.
В дни ссоры Дидро и Руссо г-н де Кастри с негодованием заметил г-ну де Р*, который впоследствии и пересказал мне его слова: оНевероятно! У всех на языке только эти люди, хотя у них нет ни положения в обществе, ни даже своего дома: они ведь и живут-то на чердаках.
Не могу к этому привыкнуть!п.
Гостя у г-жи дю Шатле, Вольтер разговорился в ее будуаре с аббатов Миньо, тогда еще совсем ребенком. Он посадил мальчика к себе и; колени и принялся его поучать: оДруг мой, успеха в жизни добиваете? лишь тот, кого поддерживают женщины. Значит, их нужно изучать. За. помните же, что все они-лгуньи и шлюхип.-оКак все? Что вы мелете сударь?п,-вспыхнула г-жа дю Шатле. оСударыня,-возразил Воль. тер,-детей грешно обманывать!п. Когда г-н де Тюренн обедал у г-на де Ламуаньона, хозяин спросим своего неустрашимого гостя, не приходилось ли ему испытывать перед боем известную робость. оПриходилось,-ответил Тюренн.-В таких случаях я места себе не нахожу от волнения. Но в армии немало офицеров и еще больше солдат, которые не знают, что такое страхп. Собираясь написать книгу, грозившую ему серьезными неприятностами, Дидро рассказал о своем намерении кому-то из друзей, но попросил его держать это в секрете. Друг, хорошо знавший Дидро, ответил: оА вы-то мне обещаете, что не проболтаетесь?п. Он оказался прав: Дидро сам все и разгласил. Г-н де Можирон совершил поступок настолько гнусный, что, когда мне рассказали эту историю, я поначалу счел ее клеветой. Когда он был в армии, повара его арестовали за мародерство. Можирону доложили об этом. оПоваром своим я вполне доволен, но вот помощник у него никудышныйп,-ответил он, велел позвать беднягу и послал его с письмом к главному прево. Несчастный отнес письмо, был схвачен и повешен, несмотря на все его уверения в своей невиновности. Я советовал г-ну де Л* вступить в брак: партия казалась мне удачной. оЗачем мне жениться?-удивился де Л*.-Если я обзаведусь женой, то в лучшем случае избегну рогов, и только, тогда как оставшись холост, уж наверняка не сделаюсь рогоносцемп. Фонтенель написал оперу, где, к негодованию ханжей, был выведен хор жрецов. Архиепископ парижский потребовал исключить этот номер. оЯ не трогаю его священников, пусть и он не трогает моихп,-ответил Фонтенель. Король прусский признавался Даламберу, что принц Фердинанд наверняка был бы разбит под Минденом, если бы де Бройл
ь перешел в атаку и тем самым оказал помощь де Контаду. Когда семейство де Кройлей велело спросить у Даламбера, действительно ли Фридрих II сказал эти слова, Д'аламбер ответил утвердительно.
Некий придворный говаривал: оСо мной не так просто поссориться - я не до всякого снисхожуп. Умирающего Фонтенеля спросили: оКак вы себя чувствуете?п. - оЧувствую, что уже ничего не чувствуюп,-отозвался он. Станислав, король польский, был очень ласков с аббатом Порке, но ничего для него не сделал. Когда аббат посетовал на это, Станислав ответил: оВо многом виноваты вы сами, мой дорогой аббат. Вы ведете слишком вольные речи и, говорят, даже не верите в бога. Пора уже остепениться и уверовать. Даю вам на это годп. Один из друзей г-на Тюрго долгое время не виделся с ним. Когда они встретились, Тюрго сказал: оС тех пор как меня назначили министром, я у вас в опалеп.
Однажды Людовик XV отказал своему камердинеру Лебедю в двадцати пяти тысячах франков на содержание личных апартаментов короля.
Лебедь просил выдать ему эту сумму из собственной кассы государя, Людовик же велел ему обратиться в казначейство. оС какой мне стати выслушивать отказы чиновников и терпеть их придирки, когда у вас там несколько миллионов?п,-заворчал Лебедь. оС такой, что я не люблю выкладывать свои денежки,-отпарировал король.-Надо всегда иметь кое-что на черный деньп. (Анекдот, рассказанный Лебедем г-ну Бюше). Покойный король состоял, как известно, в тайной переписке с графом де Бройлем. Когда речь зашла о выборе посла в Швецию, граф предложил назначить на эту должность г-на де Верженна, который после возвращения из Константинополя жил у себя в поместье, вдали от двора.
Король не соглашался, граф настаивал. На поле последнего его письма - в письмах к королю полагалось оставлять поле шириной в полстраницыЛюдовик XV начертал: оВыбор ваш не одобряю, но вынужден согласиться. Пусть де Верженн едет, но я запрещаю ему брать с собой свою противную женуп. (Анекдот, рассказанный Фавье, который лично видел в руках у графа де Бройля письмо с королевской резолюцией). Многих удивляло, почему г-же Дюбарри так долго не удается свалить герцога де Шуазеля. Ларчик же открывался просто: когда положение герцога становилось особенно шатким, он испрашивал у короля аудиенцию или отправлялся к нему с докладом и осведомлялся, как прикажет государь распорядиться пятью-шестью миллионами, которые он, Шуазель, сумел сэкономить по военному министерству и считает ненужным возвращать в казначейство. Отлично понимая, что все это означает, Людовик XV отвечал: оПоговорите с Бертеном и передайте ему три миллиона на такие-то нужды; остальное я дарю вамп. Словом, король делился с министром и, сомневаясь, что преемник последнего окажется столь же покладист, не увольнял Шуазеля в отставку вопреки всем проискам г-жи Дюбарри. Во время подписания торгового договора 1786 года г-н Хэррис, известный лондонский негоциант, находившийся тогда в Париже. говорил знакомым французам: оПолагаю, что этот договор обойдется Франции в миллион фунтов ежегодно, но так будет лишь в течение первых двадцати пяти-тридцати лет, а затем баланс выправитсяп. Известно, что г-н де Морена отличался крайним легкомыслием. Вот новое тому доказательство. Из надежных, но тайных источников г-ну Франсису стало известно, что Испания вмешается в американскую войну за независимость не раньше 1780 года. Он сообщил об этом г-ну де Мо*епа. Прошел год, Испания не выступила, и Франсис приобрел репутацию провидца. Г-н де Верженн призвал его и спросил, почему он распространяет подобный слух. оПотому что этот слух вереип,-ответил Фран1ч1с. Тогда министр со всей вельможной надменностью потребовал, чтобы Франсис рассказал, на чем основано такое его заявление. Франснс
возразил, что это его личный секрет, которым он вовсе не обязан делиться с правительством, поскольку на службе не состоит. К тому же, добавил Франсис, он давно передал все эти сведения г-ну Морена, хотя п умолчал, откуда их получил. Де Верженн удивился и попросил у Морена объяснений. Тот ответил: оЯ в самом деле знал об этом, да все забывал вам сказатьп. Г-н де Трессан, некогда любовник г-жи де Жанлис и отец двоих ее детей, под старость решил проведать своих отпрысков и приехал в Сийери, одно из их поместий. Они лично проводили гостя в отведенную ему спальню и откинули полог кровати, над которой заранее велели повесить портрет своей покойной матери. Де Трессан обнял их, прослезился, они тоже расчувствовались, и произошла трогательная, но до неприличия смешная сцена. Герцогу де Шуазелю страшно хотелось заполучить обратно письма, написанные им де Калонну в связи с делом де Ла Щалоте но признаться в этом прямо казалось ему слишком опасным. В результате между ним и Каленном произошла забавная сцена. К-алонн поочередно вынимал из портфеля тщательно пронумерованные письма и пробегал их, всяким раз прибавляя: оВот это лучше бы сжечь!п - и отпуская иные насмешливые замечания. Шуазель изо всех сил старался делать вид, что не придает никакого значения происходящему, а Калонн, наслаждаясь его терзаниями, приговаривал: оДело, которое мне ничем не грозит, утрачивает в моих глазах всякий интересп. Любопытнее всего, однако, другое. Узнав об этой сцено, д'Эгийон написал Калонну: оМне стало известно, сударь, что вы сожгли письма г-на де Шуазеля, относящиеся к делу де Ла Шалоте.
Что до моих, прошу сохранить их в целостип. Некий очень бедный человек, написавший крамольную книгу, воскликнул: оКогда же меня засадят в Бастилию, черт побери! Мне уже срок платить за квартируп. Когда Монтазе, сделавшись архиепископом Лионским, вступал в должность, старуха канонисса де*, сестра кардинала де Тансена, сделала ему комплимент насчет его успехов у женщин и поздравила с сыном, которого родила от него г-жа де Мазарини. Прелат стал отпираться и сказал: оДа будет вам известно, сударыня, что клевета не щадит даже вас.
История, которую рассказывают обо мне и госпоже де Мазарини, столь же правдива, как и сплетни о вас и господине кардиналеп. - оВ таком случае ребенок несомненно вашп,-невозмутимо ответила канонисса. Накануне лиссабонского землетрясения португальская королевская чета уехала в Белен на бой быков, что и спасло ее. Король-это факт, за достоверность которого ручались мне многие французы, жившие тогда в Португалии,-так никогда и не узнал истинных размеров катастрофы.
Сперва ему говорили, что разрушен десяток домов, затем - что разрушмю несколько церквей; в Лиссабон он больше не вернулся и оказался един ственным человеком в Европе, на представлявшим себе, какое бедствие постигло его столицу, хотя находился он всего в одном лье от нее. Г-жа де К* сказала г-ну Б*: оЯ люблю вас заЕя. - оАх, сударыням-пылко прервал он ее. - Если вы знаете - за что, я пропал1п. Я знал мизантропа, который в хорошие минуты говаривал: оОхотно допускаю, что на свете бывают и порядочные люди, только никому неизвестно, где их искатьп. Однажды во время сражения маршал де Бройль упорно не хотел покинуть место, где он бесцельно подвергал себя опасности. Друзья тщетно доказывали ему, что он не вправе попусту рисковать жизнью.
Наконец, один из них, г-н де Жокур, подошел к де Бройлю и шепнул: к Не забывайте, господин маршал: если вас убьют, командование перейдет к г-ну де Рутуп (так звали самого бездарного из генерал-лейтенантов).
При мысли о том, чем это грозило бы армии, де Бройль немедленно покинул опасное место. Принц Конти не любил г-на де Силуэта и дурно отзывался о нем.
Однажды Людовик XV сказал принцу: оА ведь кое-кто считает, что его надо сделать генеральным контролеромп. - оЗнаю, - ответил принц. - Поэтому я прошу ваше величество не выдавать меня, если он все-таки получит эту должностьп. Когда назначение Силуэта состоялось, король не замедлил сообщить об этом принцу и добавил: оЯ не забуду своего обещания, тем более что вы ведете тяжбу, которую должен рассматривать кабинетп. (Анекдот, рассказанный г-жой де Буффлер). В день смерти г-жи де Шатору Людовик XV был очень удручен; печаль свою он излил в весьма примечательной фразе: оКак ужасно, что мне придется скорбеть еще так долго-я ведь доживу по крайней мере до девяноста лет1п. Этот анекдот сообщила при мне г-жа де Люксембург, своими ушами слышавшая восклицание короля. оЯ рассказала вб этом лишь после кончины Людовика XVп, - прибавила она. Слова Людовика XV действительно стоит сделать достоянием гласности-так причудливо смешались в них любовь и эгоизм. Некто пил превосходное вино, но от похвал воздерживался. Тогда*озяин дома велел подать ему другое, гораздо хуже сортом. оХорошее вино!п,-сказал молчальник. оНо это же пойло за десять су, тогда как то, что вы пили раньше,-истинный нектар!п,-воскликнул хозяин. оЗнаю,-ответил гость.-Потому я о нем ничего и не сказал: оно в похвалах не нуждалосьп. Чтобы не осквернять слово оримлянинп, Дюкло всегда называл современных римлян оитальянцами из Римап. оДаже в юности, - говаривал мне М*, - мне нравилось увлекать женщин, а не соблазнять их и уж подавно не развращатьп. В разговоре со мной М* заметил: оЯ бываю только у тех, кого почитаю людьми более достойными, чем я сам: не такой уж я бездельник, чтобы ходить в гости по каким-нибудь иным побуждениямп. М* говорил: оХотя над браком принято смеяться, я не вижу ничего смешного в супружеском союзе шестидесятилетнего мужчины и женщины лет на пять помоложеп. Г-н де Л* сказал мне о г-не де Р*: оЭто сосуд, куда общество сливает свой яд. Он копит его как жаба,* источает как гадюкап. О г-не де Каление, который был отставлен от должности, после того к
ак обнародовал дефицит, говорили: оЕго не трогали, пока он поджигал, но наказали, чуть только он стал бить в набатп. Как-то раз я беседовал с г-ном де В*, человеком, который, видимо, избыл свои иллюзии еще в том возрасте, когда люди обычно сохраняют способность к пылким чувствам. Я дал ему понять, что удивлен его бес страстностью. оЧто может интересовать человека, который изведал все? - невозмутимо ответил он. - В свое время я, как и другие, был любовником светской дамы, игрушкой кокетки, забавой распутницы, орудием интриганки. Что мне еще остается?п.-оСтать другом хорошей женщинып. - оНу, такие встречаются только в романахп. оУверяю вас,-сказал М* одному очень богатому человеку, - я отнюдь не нуждаюсь в том, чего у меня нетп. Когда М* предложили должность, сопряженную с обязанностями, которые были бы слишком тягостны при его щепетильности, он ответила оЭто место не отвечает моим честолюбивым замыслам - ни тем, что я лелею сам, ни тем, что вынужден питать в силу своего пополненияп. Некоего острослова, прочитавшего маленькие трактаты Даламоерн о красноречии, поэзии и оде, спросили, что он думает об этих сочинениях.. оНе каждый любит есть всухомяткуп,-ответил он. М* говорил: оЯ отвергаю те блага, что добываются с помощью протекции, готов, пожалуй, с признательностью принять те, что приносит нам заслуженная репутация, но ценю лишь те, что дарует нам дружбап. М*, который коллекционировал речи, произнесенные при вступлении во Французскую академию, говаривал мне: оКогда я перелистываю их, мне так и кажется, будто передо мною обгорелые остовы ракет-остатки фейерверка, что устраивают в Иванову ночьп. М* спросили, какое свойство делает человека особенно приятным в обществе. оУмение нравитьсяп,-ответил он. Одному человеку, некогда облагодетельствованному М*, сказали, что последний ненавидит его. оПозволю себе взять ваши слова под сомнение, - ответил он. - Насколько мне изнсстно, М* никогда не пытался поколебать мое уважение, к самому себе, а ведь оно-единственное чувство, питать которое меня обязывает моя признательность М
*п. М* всегда упорно отстаивает свои взгляды. Он мог бы даже прослыть человеком последовательным, не будь так глупо то, чему он следует, и пошел бы довольно далеко, если бы руководился убеждениями, а не предубеждениями.
Некая юная особа, мать которой весьма раздражало то обстоятельство, что дочери ее уже тринадцать, однажды в разговоре со мной призналась: оМне хочется попросить у нее прощения за то, что она меня родилап. М*, известный литератор, за три года ни разу не удосужился попросить, чтобы его представили кому-нибудь из иностранных государей, то и дело посещавших Францию. Когда я осведомился о причинах подобной непредприимчивости, М* ответил: оВ театре жизни я люблю лишь те сцены, где коллизии просты и естественны. Я понимаю, например, что и км связывает отца с сыном, женщину с любовником, друга с другом, сановника с искателем места, даже покупателя с продавцом и так далее.
В сценах же вроде аудиенции у иностранного государя, где все подчинено этикету и даже диалог как бы расписан заранее, нет, на мой взгляд, никакого смысла; поэтому они не вызывают у меня интереса. Предпочитаю итальянскую комедию-там по крайней мере импровизируютп.*** В последние годы общественное мнение все сильнее влияет на государстренные дела, назначение сановников, выбор министров. Вот почему М*, желая посодействовать карьере одного своего знакомого, сказал г-ну де Л*: оБудьте добры, устройте ему немного общественного мненияп. Я спросил г-на Н*, почему он не бывает в свете. оПотому что я разлюбил женщин и узнал мужчинп,-ответил он. М* сказал о Сент-Ф., человеке без всяких правил и неразборчивом в средствах: оОн, как собака, не отличает благовония от вонип. Не без успеха поставив свою первую пиесу в театре, М* преисполнился спеси и чванства, и тогда кто-то из друзей сказал ему: оДруг мой, ты сеешь терния на своем собственном пути. Пойдешь по нему сноваизранишь себе ногип. Г-н де Б* говаривал: оСтоит лишь вспомнить, кого в обществе хулят к кого хвалят, как у самого беспорочного человека на свете появляется желание стать жертвой клеветып. Некая дама, сын которой из-за чего-то заупрямился, сказала, что все дети-ужасные эгоисты. оДа, - отозвался М*-У них все наружу: они еще не приобрели светский лоскп. Кто-то сказал М*: оВы ведь тоже добиваетесь уваженияп. Вот его ответ, поразивший меня: оНет. Я просто сам уважаю себя, поэтому порой меня уважают и другиеп. Со времен Генриха IV до министерства кардинала де Ломени включительно наше государство пятьдесят шесть раз отказывалось платить по своим обязательствам. Вот почему, когда речь заходила о частых банкротствах французских королей, г-н Д* всегда вспоминал двустишие Расина:
И свой священный трон порою утверждают На клятвах, что дают, но редко соблюдают. Академику М* сказали: оКогда-нибудь и вы женитесьп. Он ответил:
Я долго осмеивал Академию и все-таки попал в нее. Теперь я в вечном страхе, что и с женитьбой будет то же самоеп. О мадмуазель, которая чуждалась корыстных расчетов, покорствовала лишь велениям сердца и хранила верность своему избраннику, М* говорил: оЭто очаровательная особа, ведущая самый достойный образ жизни, хотя она и не девица, и не замужняяп.
Один муж предупреждал жену: оСударыня, у этого человека есть на вас какие-то права - он был неучтив с вами в моем присутствии. Я этого не потерплю. Пусть он грубит вам, когда вы с ним наедине; но не оказывать вам уважения, когда я рядом, значит оскорблять меняп. Однажды мой сосед по столу, указав на женщину, что сидела напротив него, спросил меня, не жена ли она человеку, сидящему рядом с нем.
Я же, заметив, что последний за все время не перемолвился с нею ни единым словом, ответил: оОдно из двух, сударь: либо они незнакомы, либо она его женап. Я спросил г-на де* женится ли он когда-нибудь. оНе думаю, - ответил он и, рассмеявшись, добавил: -Я не ищу женщину, которая мне подошла бы; более того, я даже не боюсь ее встретитьп. Я спросил г-на де Т*, почему он пренебрегает своим талантом и, по всей видимости, совершенно равнодушен к славе. Вот дословно его ответ:
"Когда потерпел кораблекрушение мой интерес к людям, вместе с ним пошло на дно и мое честолюбиеп. Некоему скромному человеку сказали: оИ в спуде, под которым таится добродетель, порою бывают щелип. Когда М* попробовали вызвать на разговор о различных злоупотреблениях в общественной и частной жизни, он холодно отпарировал: оЯ каждый день расширяю список предметов, о которых не говорю. Мудрее чс-?х тот, у кого такой список особенно обширенп. оЯ, - говорил г-н Д* - охотно предложил бы клеветникам и людям злокозненным такой уговор. Первым я сказал бы: юМожете клеветать на меня, но при одном условии: повод для клеветы (то есть какой-нибудь незначительный, а порой и похвальный поступок) даю я сам, а клевета .лишь вышивает по канве, не выдумывая ни фактов, ни обстоятельств.
Короче говоря, ваше дело-форма, а не содержание". Строящим козни я сказал бы: юЗлоумышляйте против меня, сделайте милость, но извлекайте из этого хоть какую-нибудь выгоду. Короче говоря, откажитесь от сбыкновения вредить только ради удовольствия - ведь у вас есть такое обыкновение" п. Об одном нею-сном, но трусливом фехтовальщике, человеке остроумном и обходительном с женщинами, но бессильном в постели, говорили: оШпага у него острая, в речах он тоже остер, но клинок его всегда гнется - он боится и дуэли, и любвип. оВесьма досадно,-сетовал М*,-что мы так уронили значение рогов. Я хочу сказать, что на них никто теперь не обращает внимания.
В былое время они давали их носителю определенное положение в светска него смотрели, как в наши дни смотрят, например, на игрока. А ныне рогоносца просто не замечаютп. Однажды, беседуя со мной о любви к уединению, г-н де Л*, известный мизантроп, заметил: оНужно черт знает как сильно любить человека, чтобы выдерживать его общество!п. М* радуется, когда его называют человеком злым, точно так же как иезуиты бывали довольны, когда их называли цареубийцами. Гордыня всегда стремится управлять слабостью с помощью страха. Один холостяк, которого настоятельно уговаривали жениться, шутливо возразил: оДа спасет меня господь от женщин - от брака я спасусь и с ам п. Некто разглагольствовал о том, что публику следует уважать. оДа, - согласился М*, - этого требует осторожность. Торговок презирают все. но разве кто-нибудь рискнет задеть их, проходя через рынок?п. Я спросил г-на Р*, человека весьма умного и одаренного, почему он никак не проявил себя в дни революции 1789 года. Он ответил: оЗа тридцать лет я столько раз убеждался в порочности людей, взятых поодиночке, что уже не жду от них ничего хорошего и тогда, когда они собираются вместеп. оУчреждение, именуемое полицией,-шутила г-жа де*, - должно быть,.я в самом деле ужасное место. Недаром англичане боятся ее больше, чем воров и убийц, а турки-больше, чем чумып. оВсего несноснее в обществе-это, во-первых, плуты, а, во-вторых, порядочные люди,-говорил мне г-н де Л* - Чтобы сделать жизнь в нем сколько-нибудь терпимой, надо истребить первых и отучить от слабодушия вторых, а это столь же просто, как разрушить ад и перестроить райп.
Д* немало удивлялся, видя, что г-н де Л*, человек весьма влиятельный, не в силах помочь своему другу. А дело было только в том, что слабохарактерность де Л* сводила на нет все выгоды его положения.
Тот, чья сила не подкреплена решительностью, все равно что бессилен. Г-жа де Ф* считает, что главное во всяком деле-умно и красноречиво высказаться о нем, а все остальное приложится само собой.
Если бы какая-нибудь из ее подруг делала то, что она, г-жа де Ф*, советует, из них двоих вышел бы один отличный философ. Г-н де* метко.сказал про нее: оОна отлично описывает действие слабительного, а потом удивляется, почему ее тут же не прослабилоп. Один острослов следующим образом описал Версаль: оЭто такое место, где, даже опускаясь, надо делать вид, что поднимаешься; иными словами, где надо гордиться тем, что вы знаетесь с людьми, знаться с которыми зазорноп.
М* говорил мне, что в общении с женщинами ему неизменно помогали такие правила: оВсегда хорошо отзывайся о женщинах вообще, хвали тех, кто тебе нравится, а об остальных не говори вовсе; водись с ними поменьше, остерегайся им доверять и не допускай, чтобы твое счастье зависело от одной из них, пусть даже самой лучшейп. Некий философ признался мне, что, познакомившись с государственным устройством и порядками у различных народов, он сохранил интерес лишь к дикарям и детям. Первых он изучает по книгам путешественников, за вторыми наблюдает в повседневной жизни. Г-жа де* говорила о г-не де Б*: оЭто человек порядочный, но неумный и неуживчивый. Он - точь-в-точь окунь: безвреден для здоровья, но безвкусен и костистп. М* не столько обуздывает свои страсти, сколько подавляет их. Он сам признавался мне: оЯ вроде наездника, не умеющего сладить с лошадью, которая понесла. Он убивает ее из пистолета и валится наземь вместе с неюп. Я спросил у М*, почему он отказался от многих предложенных ему мест. оХочу быть человеком, а не действующим лицомп,-ответил он. оРазве вы сами не видите,-говорил М*,-что я был бы ничем, если бы не моя добрая слава? Стоит мне поскользнуться, как я слабеют стоит мне оступиться, как я падаюп. Весьма примечательно, что Кребильон и Бернар, пламенно воспевавшие-один в прозе, другой в стихах-безнравственность и распутство, умерли, страстно влюбленные в потаскушек. Трудно придумать большую нелепость-разве что платоническое чувство, которое г-жа де Вуайе до последнего своего вздоха питала к виконту де Ноайлю,.ча еще сентиментальные любовные письма, дважды переписанные рукой г -на Вуайе и найденные поем его смерти. Ими были набиты две шкатулки. И оба писателя, и чета Вуайе напоминают мне трусов, распевающих во весь голос, чтобы заглушить страх. оДопускаю, что умный человек может сомневаться в верности любовницы, - смеясь, говаривал г-н де*-Но сомневаться в неверности жены может только дуракп. Г-н Л* - прелюбопытный человек: ум у него насмешливый и глубокий, сердце гордое и неколебимое, воображение беззлобн
ое, живое и дажепылкое. оВ свете,-говорил М*, - встречаются три сорта друзей: первые вас любят, вторым нет до вас дела, третьи вас ненавидятп. оНе понимаю,-удивлялся М*, - почему г-же де Л* так хочется, чтобы я у нее бывал? Я почти перестаю презирать эту даму, когда н? вижу ееп. Эти слова можно отнести и к светскому обществу в целом. Д*, мизантроп и насмешник, говоря со мной о порочности людей, сказал: оБог не насылает на нас второй потоп лишь потому, что первый оказался бесполезенп. Услышав, как некто обвиняет современную философию в том, что из-за нее умножилось число холостяков, М* отпарировал: оПока мне не докажут, что именно философы, сделав складчину, собрали те деньги, на которые открыла свое заведение мадмуазель Бортей,*й' я по-прежнему буду считать, что нежелание мужчин жениться объясняется иной причинойп. Н* говорил, что, вдумываясь в отношения людей, надо всегда принимать во внимание, что их связывает: сердце или плоть-если это мужчина и женщина; дружба или выгода-если это частное лицо и сановник или придворный, и т. д. Г-н де П* считал, что на публичных заседаниях Французской академии следует читать лишь предписанное ее уставом, и подкреплял свое мнение такими словами: оДелая что-нибудь бесполезное, следует ограничиваться лишь самым необходимымп. М* говаривал, что быть ниже принцев-прискорбно, зато быть вдали от них-приятно. Второе с лихвой искупает первое. Когда М* посоветовали вступить в брак, он ответил: оУ меня всегда были две страсти - к женщинам и к холостой жизни. Первая уже угасла; значит, надо лелеять хотя бы вторуюп. оНеподдельное чувство встречается так редко,-заметил г-н де*,что порой, идя по улице, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться собакой, которая с аппетитом гложет кость. Это зрелище пробуждает во мне особенно острый интерес, когда я возвращаюсь из Версаля, Марли, Фонтенеблоп. Г-н Тома-он был очень честолюбив-сказал мне однажды: оЯдумаю не о современниках, но о потомкахп. оМного же вы почерпнули в философии, если можете обходиться без живых людей, но нуждаетесь в тех, что еще не роди
лись!п,-ответил я. Н* сказал г-ну Барту: оВсе десять лет нашего знакомства я полагал, что с вами нельзя подружиться. Но я ошибался: это возможноп. - оКаким же образом?п.-оПолностью отказаться от самого себя и непрестанно боготворить вашу особуп. Г-н де Р* стал с годами особенно суров и злоязычен: он растратил почти всю свою снисходительность, а то, что осталось, приберегает для себя. Одному холостяку посоветовали жениться. Он отшутился и притом так остроумно, что ему сказали: оЖене такого человека, как вы, не пришлось бы скучатьп.-оЕсли б она была хорошенькой, конечно, нетона развлекалась бы тем же, чем и остальныеп,-подхватил он. М* обвиняли в мизантропии. оНет,-возразил он, - я не мизантроп, но когда-то боялся, что стану им, и потому, на свое счастье, принял нужные мерып.-оКакие же?п. - оСтал жить вдали от людейп. оПора уже философии,-говорил М*-по примеру римской и мадридской инквизиции завести свой собственный индекс.ю Пусть и она составит список запрещенных книг. Он у нее получится длиннее, чем у ее соперницы: ведь даже в книгах, в общем одобренных ею, найдется довольно мыслей, которые заслуживают осуждения, ибо противоречат требованиям нравственности, а порой и здравого смыслап. оСегодня я был воплощенной любезностью и не позволил себе ни одной грубостип,-сказал мне как-то г-н С*. В нем действительно уживались оба эти качества. Однажды, шутя над женщинами и недостатками их пола, М* сказал мне: оЖенщин надо или любить, или знать, третьего не даноп. М* написал книгу, имевшую шумный успех, и друзья его настаивали, чтобы он поскорей опубликовал следующее свое произведение-оно очень им нравилось. оНет,-ответил он. - Надо дать зависти время утереться - ее слюна ядовитап. Молодой человек по имени М* спросил меня, почему г-жа де Б* отвергла его домогательства, а сама гоняется за г-ном де Л* которому ее авансы явно не по сердцу. оМилый друг,-ответил я, - сильная и богатая Генуя просила многих королей принять ее в подданство, но все отказались, хотя воевали из-за Корсики,*й* обильной только каштанами, но зато гордой
и независимойп. Кто-то из родственников г-на де Верженна спросил его,, почему он позволил назначить министром по делам Парижа г-на де Бретейля, в котором все видели его, де Верженна, преемника. оЭтого человека, объяснил де Верженн, - знают у нас плохо: он долго жил за границей, Он пользуется незаслуженно хорошем репутацией, и многие считают егодостойным поста министра. Подобное заблуждение нужно рассеять, а для этого он должен сесть на такое место, где все увидят, что представляет собой барон де Бретейльп. Г-на Л*, литератора, упрекнули за то, что он уже давно ничем не радует публику. оА что можно печатать в стране, где время от времени запрещают даже юЛьежский альманах?п,-ответил он. К г-ну де Ла Реньеру ездят все: у него отличный стол, хотя сам он - человек смертельно скучный. М* не зря сказал о нем: оЕго объедают, но не перевариваютп. Г-н де Ф*, зная, что у его жены есть любовники, тем не менее вспоминал порой о своих супружеских правах. Однажды вечером он вознамерился ими воспользоваться, но жена ответила ему отказом.
- Разве вам не известно о моей связи с М*? - возмутилась она.
- Велика важность!-возразил де Ф*.-Вы же были близки с Л*.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»