«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 55%

1

  Как должен чувствовать себя человек, узнавший, что по его вине погибли четыре ни в чем не виновные девушки?
  Мартин не знал ответа. Может быть, потому, что ему довелось преступить тот страшный рубеж, через который, к счастью, переходят немногие: он стрелял, желая убить, и желание его исполнилось. И что такое по сравнению с настоящим убийством цепочка случайностей, приводящая к гибели очередной Ирины Полушкиной? Можно ли вообще ощущать эту вину? Наверное, Мартина смог бы понять водитель "скорой помощи", который сбил пешехода, спеша доставить в больницу умирающего. Но у Мартина не было знакомых водителей, имеющих за спиной столь печальный опыт. Максимум - одна хорошая девушка, которой безумно не везло на старушек - те попадали под ее машину каждые полгода, отделываясь, впрочем, переломами рук или ног.
  Девушке - грозе старушек - Мартин звонить не стал. И вообще чем больше он размышлял над своей ситуацией, тем в большее уныние приходил.
  Он совсем не чувствовал своей вины!
  Просто на душе (если допустить ее существование) было поганоЕ
  Хорошо бы, конечно, сходить в церковь и поведать свои печали мудрому батюшке. Такому, чтобы и пожурил, и успокоилЕ Но Мартин никогда не был человеком "воцерковленным", как это принято называть в России, а к тому же и мнение священника вполне мог себе представить. "Ты их не убивал? Ты не предполагал, что твои поступки приведут к их смерти? Так иди с миром и не греши!"
  Но нет, все-таки хотелось Мартину почувствовать свою вину. Хотелось помучиться, покаяться и пережить катарсис. Неизбывно это стремление в русской интеллигенции, выпестовано великими писателями с девятнадцатого века и служит основной причиной алкоголизма, сердечно-сосудистых заболеваний и революционных настроений у лиц с образованием выше среднего.
  Так что, побродив по квартире с полчаса, мысленно поговорив с мудрым священником, шофером-убивцем и Федором Михайловичем Достоевским, Мартин решительно взял трубку и позвонил Эрнесто Семеновичу Полушкину.
  Невольно многодетный отец взял трубку сразу.
  - Это Мартин, - коротко представился жаждущий катарсиса страдалец. Чем хороши редкие имена - не надо уточнять фамилию и отчество, не то что всяким Сережам, Андреям, Димам и Володям.
  - Вы были на Мардж, - коротко сказал господин Полушкин.
  - Да, - признался Мартин. - Могу я подъехать? После короткой паузы Эрнесто Семенович сказал:
  - Я вас не виню, Мартин. И понимаю, что вы хотели для Ирины лучшего. Но не попадайтесь мне на глазаЕ хорошо?
  Мартин представил себе Полушкина в гневе и кивнул:
  - Да. Конечно. Но я хотел бы рассказать, что случилось на МарджЕ
  - Мне звонилЕ ваш куратор, - с легкой заминкой сказал Эрнесто Сергеевич. - Так что я в курсе случившегося. Вы, полагаю, тоже. Признаю, что это было и моей ошибкой - обратиться к вам за помощью и утаить часть информации.
  Мартин мысленно поблагодарил тихого подполковника Юрия Сергеевича и сказал:
  - Я очень виноват перед вамиЕ
  - Вы ни в чем не виноваты, - отрезал Полушкин. - Просто забудьте о случившемся. А я буду ждать возвращения своей единственной дочери. Прощайте.
  И связь прервалась.
  - Железный мужик, - сам себе сказал Мартин, опуская трубку. - Железобетонный. Блин! Вот это нервы!
  Для успокоения собственных, более слабых нервов Мартин сходил на кухню и задумчиво смешал себе порцию джин-тоника. Дело это само по себе успокаивающее, пусть и нехитрое - тут главное взять правильный тоник с настоящим хинином, а не химическую отраву от ближайшей лимонадной фабрики. Но и порция благородного напитка успокоения не принесла.
  Мартин позвонил дяде.
  - Вспомнил-таки о старике, - сварливо поприветствовал его дядька. - Где тебя черти носят? Дома никого, мобильник отключен. Можно подумать, что ты по галактике шляешься!
  - ДелаЕ - торопливо уводя разговор с опасной темы, сказал Мартин. - Прости, совсем я замотался. Слушай, мне совет нуженЕ
  Дядя сразу же подобрел. Давать племяннику советы он очень любил.
  - Ну?
  - Ситуация такаяЕ - замялся Мартин. - Из-за меня погибЕ один человек.
  - Ты идиот? - помолчав секунду, взревел дядя. - По телефону такие вещи? Надеюсь, не с мобильного звонишь?
  - Да нет, не беспокойсяЕ - начал Мартин.
  - Поставил какую-нибудь хитрую штуку на телефон? - сразу помягчел дядя. - Скремблер вроде она называется?
  Большая любовь к хитрым технологиям сочеталась в дяде с некоторой наивностью в их отношении. Мартин это знал прекрасно.
  - ДядяЕ
  - Главное - избавиться от тела, - не стал впустую рассусоливать дядя. - Сможешь добыть литров десять концентрированной азотной кислоты?
  - Дядя, перестань! Я никого не убивал! Ты что! - в полной панике воскликнул Мартин. Ему даже почудился щелчок в линии, хотя он знал, что на его новой электронной АТС подслушивающее оборудование включается совершенно беззвучно. - Тут совсем другое. НуЕ как ближайший аналогЕ я пытался помочьЕ не ввязаться в дурную историю. Меня не послушали. И прямо у меня на глазахЕ
  - Почему же ты говоришь, что виноват? - возмутился дядя.
  - НуЕ не смог спасти.
  - Во Франции на днях экспресс TJV с путей сошел, ты своей вины не чувствуешь? - деловито спросил дядя.
  - Это совсем другое! - возмутился Мартин. - Тут я был рядом, но помочь не смог.
  - А имел такую возможность?
  Поразмыслив секунду, Мартин твердо сказал:
  - Видимо, нет.
  - Так иди и больше не греши! - вынес дядя вердикт. Мартин понял, что все-таки получил аудиенцию у здравомыслящего священника-самоучки.
  - Дядя, - попытался он снова воззвать к эмоциям. - У тебя такого не случалось - что умирает человек, ты вроде и не виновен, но чувствуешь себя виноватым?
  - У любого человека, дожившего до моих лет, таких ситуаций полно, - смягчился дядя. - ЭхЕ да что я тебе говорю? Неужели у тебя такого не случалось? Ты же и сам не мальчик.
  - Случалось, - признался Мартин. - И все-таки. Как быть, если переживаешь, вины за собой не чувствуешь, но на душе гадко?
  - Красивая девушка? - прозорливо спросил дядя.
  - Угу.
  - Найдешь такую же, только лучше, - продолжал предсказывать дядя. - Что, думаешь, одна такая была во Вселенной?
  - Никак не меньше трех таких осталось, - признался Мартин.
  - Вот! Вот это уже лучше! То глас не мальчика, а юноши, - порадовался дядя. - Мой тебе совет - напейся. Хочешь - я подъеду, хоть и не стоит мне так здоровье губитьЕ Или брата позови. Или друга какого. А лучше всего, если нет склонности к суициду, напиться в полном одиночестве! Водка тоску нагонит, вином тут не поможешьЕ Коньяк! Или джин-тоник - горе будет легкое, шипучее, с горчинкойЕ
  Мартин покосился на пустой стакан и покачал головой. Да, пророк, обычно дремлющий в дяде, сегодня был в ударе!
  - Спасибо, я так и сделаю, - сказал Мартин.
  - И съезди куда-нибудь, Бога ради, отдохни и развейся! - напоследок продемонстрировал свои скрытые таланты дядя. - В Одессу, в Ялту. Пиво, женщины, коньяк - твои лучшие друзья! - После заминки дядя все же уточнил: - В данной ситуации! Что может удержать от выпивки здорового мужика, испытывающего от алкоголя стабильно положительные эмоции, имеющего свободные деньги, находящегося в плохом настроении, получившего от родственника, можно даже сказать - наставника совет напиться и, в довершение всего, холостого?
  Правильно.
  Мартин понял, что выхода нет.
  К выпивке он подошел серьезно. Несмотря на совет дяди о джин-тонике, достал из бара бутылку коньяка - не самого изысканного, вроде "Праздничного" или "Юбилейного", но очень достойного армянского "Ани".
  Французские коньяки Мартин не уважал. Пусть напыщенные французы обзывают все, производимое за пределами провинции Коньяк, снисходительным словом "бренди". Мы-то знаем, что настоящий коньяк - он либо армянский, либо грузинский. И сэр Уинстон Черчилль это прекрасно знал, а уж его-то в ложном патриотизме не обвинишь! Нет, Мартин не был напыщенным снобом, толкующим о "курвуазье"!
  Вначале он принялся готовить закуску. Истолок в кофейной мельничке сахар до состояния легкой пудры, высыпал в блюдце. Бросил в мельницу десяток кофейных зерен и превратил их в пыль, негодную даже для "экспрессо". Смешал с сахаром. Теперь оставалось лишь нарезать тонкими ломтиками лимон и посыпать полученной смесью, соорудив знаменитую "николашку", замечательную закуску под коньяк, главный вклад последнего русского царя в кулинарию.
  Но в холодильнике Мартина ждало разочарование. Лимонов не было - только сиротливо зеленела парочка лаймов, жизненно необходимых к текиле, но излишне резких для коньяка. Мартин покачал головой и закрыл холодильник. Пусть он не сноб и не гастроном, но во всем должен быть порядок!
  Набросив куртку - к вечеру небо над Москвой совсем уж посерело, обещая не то дождь, не то пронизывающую осеннюю стылость, Мартин выскочил из квартиры. Добежал до угла, где в маленьком стеклянном киоске продавали овощи и фрукты, купил три крупных толстокорых лимона - с запасом. Заодно прихватил пару яблок и спелый авокадо, к которому питал давнюю и крепкую любовь. Гражданин, выбирающий в ларьке груши, вежливо посторонился - видимо, выбор его был весьма труден и долог.
  Мартин вернулся в дом, по пути вытряхнув в пакет с фруктами накопившуюся в почтовом ящике корреспонденцию - разгрести на досуге.
  Сполоснул под краном и обдал кипятком лимон, нарезал тонкими кругами, посыпал сахарно-кофейной пудрой. Некоторые эстеты рекомендовали добавить к гармонии кисло-сладко-горького вкуса еще и соленую ноту - крошечной щепоткой соли или маленькой порцией икры. Но это Мартину всегда казалось излишеством и чревоугодием.
  Вот теперь приготовления к одиночной пьянке были завершены. Мартин уселся в кресло перед телевизором, включил какой-то мелкий канал, специализирующийся на старых кинофильмах, и приглушил звук. На журнальном столике уже стоял открытый коньяк и блюдце с "николашкой", трубка, пепельница, зажигалка и кисет с табаком, рядом - телефонная трубка, чтобы не вскакивать, если вдруг кто-то вздумает позвонить. Туда же Мартин вывалил и почту из пакета. А на донышко пузатого бокала плеснул граммов тридцать коньяка, поболтал, вдохнул аромат.
  Запах обещал приятный вечер у телевизора. Запах обещал хорошую, уже читанную книжку, взятую наугад с полки, возможно - еще одну початую бутылку и крепкий сон.
  Но никак не тягостные раздумья о четырех погибших и трех живых девушках!
  - Обманул, дядькаЕ - пробормотал Мартин. - Ты же меня вокруг пальца обвел!
  Но коньяк все-таки выпил с удовольствием. Крякнул, с тревогой прислушиваясь к послевкусию.
  Запивать коньяк не хотелось совершенно. Значит, все в порядке. Спирты не менее чем пятилетней выдержкиЕ Была у Мартина такая верная примета.
  - Ну-ка, ну-ка, - благодушно сказал он, набивая трубочку. Табачок в кисете подсох, по-хорошему - стоило бы открыть новый, а этот увлажнить, но Мартин решил сегодня быть проще. Зажигалка выплюнула язычок пламени, запахло медом и вишневым листом. - Ну-каЕ
  С этими словами Мартин налил себе вторую порцию коньяка и, оставив ее пока нетронутой - согреться и подышать, принялся проглядывать бумажную почту.
  Половину он выбрасывал, едва глянув на конверты - какая-то реклама, пусть даже и персонифицированная, по нынешней моде, но опытный глаз легко отличит "рукописные шрифты" принтера от настоящего конверта, надписанного живым человеком. Мартин знал, что его ждет в письме: полстраницы теплого и невразумительного трепа, заставляющего перебирать в уме всех знакомых женщин, а в конце: "Екстати, недавно мне подарили изумительную вещицу - "Мини-биосфера", крошечный террариум с настоящими живыми паучками. Выглядит прекрасно, да и стоит недорого, а приобрести их можноЕ"
  Пришло и несколько счетов, которые Мартин осмотрительно отложил на потом - не портить настроения. Две открытки и письмо от реальных знакомых - чего только не накопится за две недели!
  И письмо, которое едва не отправилось в мусор вместе с рекламой.
  Вместо обратного адреса в нем стояло только имя - "Ирина".
  В груди нехорошо заныло. Мартин хлопнул вторую дозу коньяка, не почувствовал вкуса вообще и внимательнее глянул на конверт. Почерк Ирины он помнил смутно, хотя и прочитал ее дневник.
  АдресЕ адрес был написан другой рукой. Странной рукойЕ будто буквы копировали и перерисовывали, а не писали.
  Судя по штемпелям, отправили письмо вчера утром, с главпочтамта. Можно было поздравить московскую почту с достойной столицы великой державы оперативностью.
  - Что же ты делаешьЕ - пробормотал Мартин. И вскрыл конверт.
  Вот здесь почерк был знакомый. Мартин!
  Прежде всего - не верь.
  Тебе скажут, что ты виноват. Тебе скажут, что я авантюристка.
  Не верь!
  Все получается не так, как я хотела. Все пошло неправильно - с того самого мига, как нас стало семь. Я слишком поздно поняла, что происходит, я вела себя глупо, детски, я начала подозревать тебя, и на Аранке это едва не привело к трагедии.
  Но все еще можно исправить. Никогда не поздно спасти мир.
  Мартин, мне нужна твоя помощь. Мы слишком многим рискуем, но отступать поздно. Мне нужен хотя бы один человек рядом. Нужен спокойный взгляд со стороны. Ты, мне кажется, очень спокойный и выдержанный человекЕ Мартин глотнул коньяка и едва удержался от того, чтобы запустить бокалом в стену.
  Внимательно осмотрел листок бумаги. Собственно говоря, это была не бумага. Что-то похожее, тонкое, белое, пригодное для письма, но не бумага. Ты же сам понимаешь, Мартин, - происходящее неправильно! Мне некого больше позвать на помощь. Отец не верит - для него я все еще маленькая девочка. Я могла бы позвать друзей, но они совсем дети и не смогут помочьЕ Мартин тихонько засмеялся. Женская непоследовательность всегда приводила его в восторг, но по-настоящему красивые перлы встречались редко. Я не знаю, как тебя убедить. Я не могу доверить бумаге то, что мне открылосьЕ - Доверить бумагеЕ - со вкусом сказал Мартин и пробежал глазами последние строчки. Кажется, ты понимаешь мои намеки - раз вспомнил, что лингвист Гомер Хейфец был первым человеком, посетившим Факъю и установившим Контакт с дио-дао. Так что приходи в тот мир, где я тебя жду. Ты поймешь куда. Это письмо будет передано на Землю с редкой оказией. Я прошу тебя, поспеши. Ирина. Никогда еще Мартин не чувствовал себя таким идиотом.
  - Гомер Хейфец, - сказал он. Хихикнул и налил себе коньяка.
  Ирина его переоценила. Диковинное совпадение привело его на планету, которую русские и англичане называли по-разному. Но чудеса не повторяются, на то они и чудеса.
  Мартин вытянул ноги, водрузил их на журнальный столик, поглядел на телевизор. Шла "Гордыня" - популярное телешоу, в котором побеждал наиболее самоуверенный и наглый участник. Игра только началась, и все три пары осыпающих друг друга оскорблениями игроков пока были на месте. Проигрывал тот, кто первым скатывался на нецензурную брань или рукоприкладствоЕ собственно говоря, это и считалось изюминкой шоу.
  - Чудес не бывает, - озвучил свои мысли Мартин.
  Но, собственно говоря, не бывает и столь невероятных совпадений!
  Письмо от Ирины было с таким же двойным дном, как и ее записка отцу.
  Вставать не хотелось. Мартин взял телефон и влез на поисковую систему "Яндекс" по вап-протоколу. Набрал "Гомер Хейфец" и стал проглядывать первые открывшиеся ссылки.
  Да, лингвист с таким именем существовал. И посещал мир Дио-Дао, как его ни назови. Вот только далеко не первым. Прославился он иным образом - стал первым человеком, рискнувшим отправиться на планету красного списка - абсолютно непригодную для обитания человека. Точнее, первым вернувшимся с такой планеты и даже наладившим кое-какой контакт с ее обитателями.
  Планета называлась Беззар, ее обитатели, без лишней вычурности, - беззарийцами. Что-то очень-очень смутное вставало в памятиЕ Мартин еще немного побегал по сайтам, путая следы и изучая пребывание Гомера Хейфеца в мире Дио-Дао, после чего выключил телефон и поднялся. Сходил за Гарнелем-Чистяковой, открыл на красных страницах и почти сразу нашел Беззар.
  Кстати, упоминание о Хейфеце здесь было. Именовался он не иначе как удачливым авантюристом и самоуверенным дилетантом, что для суховатого справочника приравнивается к базарной брани. Впрочем, даже Гарнель и Чистякова признавали заслугу Хейфеца в изучении Беззара.
  Некоторое время Мартин разглядывал рисунок, изображающий взрослого беззарийца рядом с человеком, после чего согласился с любимыми авторами - Хейфец был самоуверенным идиотом. Самому Мартину не доводилось посещать миры из красного списка, он и в желтый-то заглядывал два раза, ненадолго и с самыми неприятными воспоминаниями.
  Снова взяв конверт, Мартин внимательно рассмотрел адрес. Похоже было, что его старательно скопировали с печатного текста - причем существо не имело для этого ни подходящих глаз, ни подходящих рук.
  Хорошо быть беззарийцем. Красного списка для них практически не существует.
  - Нет, нет и нет, - сказал Мартин, вставая. Потянулся и снова покачал головой. - А вот коньячок мне еще понадобитсяЕ
  Пустая квартира безмолвствовала.
  В кабинете Мартин вытащил из стола маленький тяжелый пакет, лежащий там с незапамятных времен. Его он спрятал в левый карман куртки, а в правый, наплевав на все законы, - револьвер и пригоршню патронов. Загранпаспорт и так всегда был при нем.
  Выключать свет Мартин не стал. Бутылку коньяка закрыл пробкой, а вот "николашку" пришлось бросить засыхать. В одну руку Мартин взял пустой пакет, в другую - пакет с мусором. Так и вышел из дома.
  Никто не внушает меньших опасений наблюдателям, как мужчина, в разгар пьянки побежавший "еще за одной", да к тому же по пути решивший выбросить мусор.
  В ночном магазинчике у дома Мартин придирчиво осмотрел имевшийся в ассортименте коньяк, покривив душой, забраковал вполне приличный грузинский, посокрушался о малом ассортименте армянского, высказал свое мнение о французском виноделии, опять же - слегка пойдя против истины. Зашедший следом гражданин, придирчиво выбирающий пачку сигарет, даже заслушался. На придирчивого покупателя груш, трущегося возле Мартина в прошлый выход из дома, он походил разве что обстоятельностью и собранностью.
  Мысленно Мартин поблагодарил Юрия Сергеевича за столь неумелых и явных наблюдателей.
  Выйдя из магазина без покупки, Мартин поймал машину и поехал в "Седьмой континент". У супермаркета его планы вдруг резко изменились, и он предложил водителю поехать к "Кропоткинской", где есть "совершенно замечательный винный магазинчик".
  Вот здесь, в окрестностях Станции, его уже могли взять. Потому Мартин не стал долго изображать из себя пьяненького гурмана в поисках редкого сорта выпивки, а, заскочив в тот самый "замечательный магазинчик" и купив фляжку "Ахтамара", двинул напрямик к Станции, на пульсирующий свет маяка - не слишком-то, впрочем, заметный среди столичной иллюминации. Ключники требовали беспрепятственно пропускать к Станции всех желающих, но на дальних подступах всегда прогуливались агенты в штатском, выглядывая в толпе потенциальных злоумышленников. Все зависело от того, пошел ли портрет Мартина в ориентировку или еще нет.
  Пробиваться к Станции с боем он, конечно же, не собирался. В барабане револьвера не было патронов.
  Юрий Сергеевич не подвел - Мартина никто не останавливал. Не подхватывали его под руки крепкие молодые люди, не просили "отойти на минуточку в сторону". Если топтуны из наружки и подняли тревогу, то неповоротливый механизм госбезопасности еще не успел прийти в движение.
  Беспрепятственно миновав ограждение, Мартин вошел в Станцию. Комнатка была более чем скромная, будто московскую Станцию проектировал лично Никита Сергеевич Хрущев. Метров десять - двенадцать, обитый бежевым велюром диванчик, на котором полулежа развалился ключник, стол и кресло для посетителя. На столе - несколько бутылок пива, соленые сухарики и пепельница.
  Ключник вежливо ждал. Это был толстенький, очень пушистый ключник с немного раскосыми глазами. Редко таких встретишь.
  И все-таки Мартин чувствовал себя так, будто говорит со старым знакомым.
  - Я хочу поговорить о доверии, - сказал Мартин. - Не о том, что заставляет людей открывать друг другу душу, вместе рисковать жизньюЕ идти в разведку или в горы в одной связкеЕ О самом обычном доверии, которому учатся с детских лет. "Веришь - не веришь?" - играя, спрашивают друг друга малышиЕ и не поймешь, чему они больше учатся, верить - или лгать. Наверное, все-таки лгать. В детстве есть хотя бы родители, которым доверяешь всегда и во всем. Споришь, ссоришься, но веришь. Стоит чуть-чуть повзрослеть - исчезает и это доверие. Конечно, кто-то умудряется сохранить его на всю жизнь, кто-то меняет на доверие любимой женщине или идеалам, Богу или надписям на этикеткахЕ Но все равно жизнь человеческая - это сплошной выбор. "Веришь - не веришь?". Я знаю ответ, веришь? Я знаю, что она тебя не любит, веришь? Я знаю верную дорогу, веришь? Я знаю, это вовсе не опасно, веришь? Я знаю, мы хорошо повеселимся, веришь? Каждому человеку, с которым мы общаемся, будто выставлены баллы доверия. Кому-то - средненькие, но почти во всем. Кому-то высокие - но только в тензорном исчислении или истории итальянской оперы. Иного выхода нет, увы. Никто из людей не владеет абсолютной истиной. И мы стараемся доверять в меру. Так, чтобы неоправданное доверие не принесло нам слишком много вреда. И вся история человечества, по сути, есть уменьшение потребности в доверии. Мы заменили личное доверие общественными законами и обычаями. Мы построили государства - которым, быть может, и не доверяем в частности, но доверяем в целом. Мы стремимся расписать и регламентировать всю свою жизнь. Для каждого события должна быть готовая модель поведения. Лишь бы не полагаться на довериеЕ слишком уж часто оно нас обманывало. Слишком часто те, кто требовал доверия от всех, предавали каждого доверившегося. Мы играем в демократию и свободные выборы - потому что подозреваем, будто единоличный правитель немедленно сворует всю страну. Мы подписываем брачные контракты, делим в суде барахло и детей - потому что побоялись довериться до конца самым близким людям. Мы бере м расписки с друзей, ссужая их деньгами; мы подписываем бумажку за бумажкой, заключая сделки; мы вывели специальные породы людей, не доверяющих никому и ничему. Мы обезопасились от потребности в доверии. Мы оставили его детям. Мы оставили его в прошлом - когда люди верили Богу, народ - царю, жена - мужу, друг - другуЕ
  - Бог - Адаму, Авель - Каину, Самсон - Далиле, Фома - ИисусуЕ - подсказал ключник. - Недоверие - в природе человека, Мартин. Не было золотого века, когда доверие не несло в себе опасности. Не было и не будет. Костыли законов, адвокаты и полицейские, расписки и контракты - ваша плата за прогресс. О чем ты горюешь, Мартин? Такова природа твоей расы - и многих, многихЕ большинства рас галактики. Вопрос доверия - это не только вопрос знания, это и вопрос помыслов. Ты должен не просто признать, что кто-то обладает большим знанием, чем доступное тебе. Ты должен поверить, что ваши цели совпадают! Когда цели были просты - больше золота, мяса, вина и женщин, - народ и впрямь верил вождям. Когда вы стали думать о большем - доверие рухнуло. Это ваша плата за желание большего. За утопии и прожекты, за мечты и фантазии. За Бога в душе, за любовь в сердце, за книги и картины, за пророков и мучеников. Ты грустишь об утраченном доверии? Лишь самым простым истинам можно доверять без раздумий - материнскому молоку и золотой монете, крови врагов и теплу самок. Когда человек перестает тянуться к материнской груди, когда врага не обязательно убивать, когда свергнуты золоченые идолы и выбрана любовь, а не похоть, - человек уходит от бесспорных истин. Не грусти о слепом доверии, Мартин! Оставь его жестоким героям прежних времен. Оставь его детям, играющим в жестоких героев. Ты достаточно вырос, чтобы решать - когда есть место доверию.
  - А если нет сил решать? - спросил Мартин. - Если разум говорит одно, а сердце - совсем другое? Если доверия хотят все - а поверить надо лишь кому-то одному?
  Ключник улыбался.
  - Значит, мне еще рано решать? - спросил Мартин. - И надо вернуться к простым истинам, которые не подведут никогда? К шашлыкам у моря, крепкому вину, женщинам в поисках развлечений?
  Ключник улыбался.
  - Не могу, - сказал Мартин. - Мне хочется большего, ключник. Мне надоело верить бесспорным истинам - они слишком скучны.
  Ключник кивнул:
  - Ты развеял мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.
  Мартин вздохнул и поднялся. Помедлил и сказал:
  - Почему мне хочется думать, что я получил ответ? Почему мне хочется доверять?
  Но ключники никогда не давали ответов. Мартин, хотя и бывал порой склонен к поступкам неожиданным и опрометчивым, рисковать совсем уж по-глупому не любил. Потому, глядя в приветливый экран компьютера, он выбрал вовсе не "Беззар", а "Аранк". На Аранке, совсем рядом со Станцией, имелся туристический магазин, в котором сладко замирали сердца всех мальчишек - в возрасте от пяти лет и до старческого маразма. Предназначался магазин для путешествующих аранков, но и людям совершать покупки никто не мешал. Деньги аранков у Мартина были, и он даже помнил цену одного симпатичного золотисто-алого скафандра. Предназначался скафандр для тех экстремалов, что совершали турне по планетам желтого и красного списка. По уверению изготовителей, скафандр мог работать даже на самых таинственных и страшных планетах, где опасность представлял не ядовитый воздух или прожорливые зубастые твари, а сами законы мироздания - ничего общего с привычной физикой пространства не имеющие. Мартин посмеивался над легендами о мирах, где число "пи" равняется четырем и тех страшных последствиях, какие изменение этой константы имеет для человеческого организма. Но в существовании планеты, где всё - от почвы до живых существ - является сверхпроводником, он не сомневался. Были такие миры, где постоянная Планка выражается другим числом, и миры, где скорость света в вакууме не является постоянной, и миры, где не могли существовать ни кислоты, ни щелочи, и миры, где работали вечные двигатели второго рода. В общем, много было миров, куда не следовало соваться человеку. Беззар по сравнению с ними выглядел вполне сносно.
  Но, уже занеся палец над "вводом", Мартин заколебался. Никогда раньше он не задумывался об истории для возвращения. Будет день, будет и пищаЕ да неужели ему не удастся поведать ключникам что-нибудь интересное?
  Сейчас им овладело сомнение. Беспричинное, но оттого не менее тягостное.
  Что он расскажет, войдя в Станцию на Аранке?
  Может быть, сказку о принцессе и палаче? Ах да, он ее уже рассказывал полгода назад. Скомкал начало, но все-таки вытянулЕ
  Историю птицы, которая не любила петь? Но Мартин пока не знал, чем она закончится.
  Притчу о стекле и стеклодуве? Легенду о путешествии к началу света? Предание об отшельнике и калейдоскопе?
  Сам того не зная, Мартин в этот миг переживал кризис, хорошо знакомый писателям и поэтам: когда десятки историй крутятся в голове, но все кажутся одинаково несовершенными и скучными. Может быть, виной тому было напряжение последних дней, может быть - выпитый час назад коньяк, но в итоге Мартин запаниковал.
  В конце концов, чем ему поможет самый современный скафандр аранков - если беззарийцы не придут на помощь? Всего лишь продлит агонию на несколько дней.
  Как ни крути, а вопрос все-таки сводился к сакраментальному "веришь - не веришь?".
  - Придется верить, - самому себе сказал Мартин и прокрутил курсор от Аранка к Беззару.
  В конце концов на Станции ему ничего не угрожает.
  Кроме самих ключников.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»