«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 62%

***

  Ну, вот и вс". Переделаны дела, розданы долги. Хотя, у него никогда не было долгов - сначала никто не давал, потом он сам не брал. И вс" же, долги отданы. Даже на границе он отстоял свой срок до последней минуты, не убежал как Шооран на час раньше. А потом пош"л и выполнил просьбу Шоорана - поселил женщину с реб"нком на освободившейся земле. Сначала хотел на выбор предложить им два участка, но потом решил, что Шоорану будет приятнее, если сушильщицу поселят на его земле. Любит Шооран сушильщиковЕ хотя это как раз понятно - память матери. А может быть, это и в самом деле та женщина, девчонка-то словно слита с Шоорана, родство не скроешь. Но тогда получается, что женщина появилась в тот самый день и чуть ли не в тот час, когда Шооран решил бежать. Хотя, не вс" ли равно, отчего бежит Шооран?
  Даже если он не знает о вчерашних событиях, все равно ничего не меняется.
  Вчера к Маканому приш"л гонец с северной границы. То есть, конечно, не гонец, кто такой Маканый, чтобы посылать к нему гонцов? Прибежал просто "свой человек", сидящий на северной границе на случай всяческих неожиданностей. На этот раз неожиданность была страшной, хотя посланник думал, что сообщает рядовое, хотя и неприятное известие. Цэрэги добрых братьев попытались проникнуть в страну.
  Затея была лишена всякого смысла: первая настоящая земля лежала в четыр"х оройхонах от границы, а до этого тянулась лишь сухая полоса, легкопроходимая, но почти незасел"нная, не имеющая для грабителей никакой ценности. Зато остановить здесь врагов, даже если бы они прорвались через границу, можно было дюжину дюжин раз. Но в эту попытку цэрэги не дошли даже к сухой полосе. Напоролись на ухэры, когда-то для них и делавшиеся, и удрали, потеряв пять человек. А у защитников погиб всего один. Этого одного звали Куюг.
  Угрюмый каторжник и на новом месте продолжал жить на особицу. Он не обзав"лся семь"й, не стал получать землю и, вообще, если бы не палатка, стоящая на сухой полосе в опасной близости от аваров, можно было бы сказать, что и в стране изгоев есть свой изгой. Время от времени Куюг переселялся на один из цветущих оройхонов в палатку какой-нибудь одинокой женщины, жил там неделю, а то и месяц, работал на поле, поправлял хозяйство, сам округлялся от ласковой жизни и сытных харчей, а потом, не сказав ни слова, беспричинно уходил в тот самый день, когда случайная жена начинала думать, что одиночество кончилось.
  Единственное, к чему Куюг относился ответственно, были дежурства на границе. Стоя на самой кромке огненного болота, Куюг вглядывался в задымленное пространство, и, если там появлялись фигуры с копьями, лицо Куюга озарялось радостью, и два тяж"лых, из подлинного камня, кистеня начинали с гудением вращаться на длинных ремнях. Цэрэги отходили, не приняв боя, и даже пальнуть им вдогонку Куюг не имел права, потому что в счастливой стране никто не хотел быть сушильщиком, и харваха не хватало. В конце концов добрые братья решили, что ухэры вовсе не заряжены, и поп"рли прямиком. Троих убило выстрелом, двоим расколол головы Куюг, нетерпеливо выскочивший навстречу врагу.
  Но даже имея два кистеня, нельзя сражаться в одиночку, особенно, если в руках противника точно такое же оружие.
  Товарищи вынесли на сухое убитого Куюга, потом молодой воин побежал докладывать Суваргу о нападении, а вернее о том, что пришлось стрелять. Посланный не поленился пробежать пару лишних оройхонов, чтобы рассказать обо вс"м Маканому. Так Маканый узнал, что из бывших чудотворцев в живых осталось двое.
  Любой человек, вздумавший искать илбэча, должен был бы выбирать одного из четверых: Маканого, Шоорана, Куюга или исчезнувшего Коайхана. Каждый из них был странным человеком и вполне мог оказаться илбэчем. Шоорану и Куюгу приходилось выбирать из тр"х: они верили, что Коайхан жив и где-то прячется. У Маканого оставалось два варианта.
  И если завтра на побережье родится новая земля, то выбирать будет уже не из кого - Маканый будет знать, а это смерть для илбэча. А если илбэч погиб вчера в сражении, то стоит ли тогда жить?Еих же любим благодарным сердцемЕ
  Полный день Маканый пров"л рядом с Шоораном. Разговаривать, шутить было невмоготу, и Маканый подавлено молчал, но далеко не отходил, присматривался, думал и старался понять. Хотя, что здесь особенно понимать? Сначала Шооран был спокоен, он явно ничего не знал - и вдруг вскинулся бежать. Вряд ли это из-за женщины. Если она ему опасна, он легко мог прогнать е" на верную смерть. А если нет, то зачем бежать?
  Маканый вздохнул пот"р пальцем лоб. Не о том он сейчас думает. Сейчас вообще не надо думать, чтобы ненароком не раскрыть тайну. Сейчас, пока тайна ещ" прикрыта, надо действовать. Надо успеть уничтожить человека, который стал слишком опасен для возможного илбэча.
  Когда-то, за дерзкие грабежи его макали три раза, да и то старший брат ласково объяснял, что наказывают его не за воровство, а за то, что переоделся духом шавара. Тогда он потерял имя, даже для себя самого стал Маканым. Второй раз преступление было более серь"зное.
  Тайничок с кое-какими вещичками и жратвой был квалифицирован как подрыв основ государства. Так, во всяком случае, объявили собравшимся поглазеть на макание. Макали шесть раз. От дюжины, полагавшейся за попытку спорить с начальством, он счастливо уклонился. А теперь четв"ртое преступление, самое страшное - знать. Он ещ" не совершил его, но одна лишь возможность подобного требует возмездия. Илбэч, если конечно он жив, должен жить спокойно.
  Торопиться некуда, вряд ли сегодня в далайне что-то изменится, но и задерживаться - зачем? Чтобы сжамкать ещ" одну миску каши?
  Дела переделаны, женщину он отв"л к палатке, представил соседям, показал поле, познакомил с Ай. Дурочка взглянула исподлобья и убежала куда-то, должно быть, в нарушение приказа, шастать по мокрому. Сушильщица вне себя от счастья бормотала какие-то слова. Потом села кормить ребенка. Трудно ей будет управляться с одной рукой, ну да как-нибудьЕ Кому есть для чего жить - тот справится.
  Маканый зашел к себе, собрался. Надел башмаки (у него теперь прекрасные башмаки!), хитиновые поножи и панцирь, глухой шлем. Взял связку соломенных факелов, два гарпуна, нож. Есть не стал, отбитое нутро плохо принимало пищу, так зачем мучить его напоследок? Натянул толстые рукавицы и пош"л. Ш"л не торопясь и к шавару добрался под вечер. Хотя, не вс" ли равно? Внутри всегда ночь.
  Он заж"г просмол"нный соломенный жгут и пригнувшись шагнул в пасть шавара. Вокруг ног сомкнулась жижа, кто-то заскр"б зубами по поножам.
  Маканый ткнул гарпуном, выдернул из плеснувшего нойта жирха. Вот и первая добыча - стряхнул с острия многоногую тварь и пош"л дальше.
  Паутинки зоггов налипали на прозрачный щиток, мешая смотреть, и потому факел он н"с перед собой, чтобы паутина сгорала.
  Сначала пол поднимался, и он почти вышел на тв"рдое. Вспугнул семейство тукк, чавкавших над грудой слизи - видно и в шаваре что-то раст"т - не останавливаясь пош"л дальше. Светлое пятно входа давно исчезло из виду, факел догорел и пришлось зажечь новый. Пол пош"л под уклон, нойт колыхался уже выше колен, но охотничья одежда берегла тело.
  Коридор ещ" раз свернул, впереди открылся обширный зал. Он был высок, даже вытянувшись во весь рост не удавалось достать потолка, в котором светлели бойницы окон. Как тут будет хорошо, когда этот оройхон станет сухим! Но для этого надо, чтобы илбэч жил.
  По смоляной поверхности нойта пробежало волнение, в воздухе появились осязательные усы, верхняя пара клешней, потом дрожащие на тонких стеблях глаза. С минуту гвааранз рассматривал человека, и человек стоял неподвижно, подняв руку с гарпуном и с ужасом думая, что он будет делать, если вдруг ему угораздит убить зверя. Потом сказал:
  - Ну иди же. Я жду.
  Сухо клацнув всеми четырьмя клешнями, гвааранз двинулся впер"д.

***

  У сытого человека душа жиром заплывает.
  Во времена великого Вана во вс"м мире оставался один изгой - сам Ван.
  Любой человек имел землю, каждый жил на сухом, но илбэч должен строить, ему некогда молотить хлеб и ждать, пока забродит каша. Так и получалось, что все ели сладкие леп"шки, а Ван - чавгу. Недаром говорится: нельзя повидать далайн, не замочив ног. Ноги Вана не просыхали.
  Счастливая жизнь, когда у каждого было вс", длилась три дюжины лет, и люди считали, что она будет такой всегда. И никто не думал, что Ван стал стар, и ему трудно ходить. Но больше старости и болезней терзала Вана обида, что он, сделавший мир счастливым, остался несчастен.
  Однажды Ван вышел на сухое и сел на поребрике. Люди собрались вокруг и стали смотреть на грязного старика.
  - Это изгой, - сказал один.
  - Как он отвратителен! - удивилась молодая девушка. - И от него воняет.
  - Когда-то их было много, - объяснили ей. - Такие люди шатались повсюду и бродяжничали, потому что не желали работать.
  - Смотри, - сказал отец сыну, - станешь лоботрясничать -вырастешь таким же.
  - Дайте мне хлеба, - сказал Ван. - Я голоден и болен, силы оставили меня.
  - Старик, - сказал крестьянин, - каждый должен есть свой хлеб. Где тво" поле?
  - Немощных должны кормить их дети, - добавила женщина. - Где твоя семья?
  - У меня их нет, - прошептал Ван, - и не было никогда.
  - Ты не хотел работать, - сказали люди, - ты бездельничал всю жизнь и не позаботился даже о собственной старости, а теперь хочешь влезть на шею тем, кто трудился? Не выйдет. Уходи, бродяга.
  - Я трудился всю жизнь, - возразил илбэч. - Я скоро умру, но я хотел бы умереть по-человечески.
  - Он работал? - закричал один из толпы. - Лжец! Где мозоли от серпа на твоих ладонях? Где след резца на руке? Где шрамы, что украшают охотника и цэрэга? Где, хотя бы, ожоги от харваха? Ты всю жизнь валялся в нойте и жрал дармовую чавгу - это сразу видно. Так иди, валяйся там и дальше.
  - Мне уже вс" равно, - произн"с Ван, - поэтому я скажу вам правду. Я не собирал хлеб и не резал кость. Моя работа иная. Я илбэч Ван. Я строил для вас землю. А теперь перед смертью я прошу немного хлеба и доброты.
  И тогда все захохотали.
  - Он илбэч! - заливался один, хлопая себя по лбу. - Вот уморил!
  Ха-ха-ха!
  - Илбэч Ван - герой, он подобен богу, а ты - грязный старикашка!
  Хо-хо-хо!
  - Построй себе землю, илбэч, и живи там, а нас не смеши. Хе-хе!
  - Хи-хи-хи-хи!..
  Ван поднялся. Сил его хватило, чтобы перешагнуть поребрик. Там он упал в нойт и умер.
  - Смотрите!.. - закричали люди. - Он так захотел славы, что умер, притворившись илбэчем!
  - Он вс"-таки заставил нас работать на себя. Прид"тся волочить его в шавар.
  - Станешь лоботрясничать, - сказал отец сыну, - помр"шь так же.
  - Но каков наглец! - захл"бывался самый горластый. - Хотел уверить нас, что он илбэч! Завтра или послезавтра появится новый оройхон, и мы вдоволь посме"мся над хвастуном!
  - Ха-ха-ха!
  - Хо-хо-хо!
  - Хи-хи-хи!
  Они стащили тело старика в шавар, смеясь над его гибелью. И на следующий день они смеялись, и через день, и ещ" долго.

ГЛАВА 9.

  Узкий промежуток между двумя странами Шооран преодолел без особых затруднений. Даже для виду на другом берегу не было поставлено никакой охраны. Оно и понятно, поток переселенцев двигался лишь в одну сторону, а ставить заграждения значило подвергать соседей соблазну напасть и захватить орудия и харвах.
  Шооран быстро миновал угловые оройхоны и, пока не совсем стемнело, двинулся дальше. Бывшая дорога смерти, где он в бреду говорил с уулгуем, превратилась в сухую полосу и уже год, как была обжита.
  Застав не оказалось и здесь, поскольку угловое царство благополучно скончалось. Почти все жители угловых оройхонов тогда бежали в страну изгоев, не без оснований опасаясь резни. Сдавшиеся цэрэги были прощены и отправлены на восточную границу, ставшую с некоторых пор местом ссылки неугодных. Кажется, один Боройгал не тронулся с места.
  Уж он-то был в безопасности - палачи, как и сушильщики, требуются всегда.
  Беглецы рассказывали, что именно Боройгал исполнил приговор вана и скормил самозваного одонта зоггам. Дюженника Тройгала привезли туда, где он творил бунт. Здесь его ждала плаха - панцирь рыбы, установленный возле поребрика, чтобы все могли видеть конец вора.
  Преступник был раздет - на голом теле ясно виднелись следы пыток -ван хотел знать, куда делись сокровища. Тройгала привязали к широкому панцирю, и палач опрокинул ему на живот коробочку, в которой копошились дюжины три выловленных накануне зоггов. Выждав некоторое время, чтобы как следует истомить жертву, Боройгал взмахнул пушистой мет"лкой хохиура. Целый час крик преступника был слышен даже караульным в стране изгоев. Так судьба наказывает тех, кто забывает, что мир меняется быстрей, чем люди.
  На ночь Шооран остановился на сво"м родном оройхоне. К сухой полосе приближаться не стал: как и дюжину лет назад это было небезопасно.
  Зато на мокром можно было ночевать не боясь никого. Вряд ли Вроол-Гуй станет залезать в узкий как кишка залив, который оставил ему Шооран. Богу далайна нужен простор.
  Шооран расстелил выдубленную кожу и соорудил постель. Лежал на спине, глядя на клубящиеся в т"мной вышине волны небесного тумана, почти невидимые, а скорей угадываемые благодаря многолетней привычке.
  Наконец он был один и никому ничего не должен, и можно было просто лежать, не думая о завтрашнем дне. Память милосердно унесла его в давнее прошлое, когда пределом мечтаний было стать цэрэгом и пройтись в панцире, башмаках и с копьем в руке под завистливыми взглядами мальчишек. Он жил тогда здесь, по этим местам гнался за туккой. С тех пор он вырос: был и цэрэгом, и изгоем, и земледельцем. Но главное -он стал илбэчем и сумел изменить мир. Конечно, Ван, если верить легендам, поставил больше оройхонов, но Шооран сумел замкнуть далайн в кольцо и тем решил судьбу богов. Он создал новую страну, а древнейшее государство мира - уничтожил, присоединив к добрым братьям. Пусть воины и баргэды думают, что это дело их рук - без илбэча их стараний никто бы и не заметил. Действительно, мир за последние годы перевернулся, но родной оройхон остался неизменным. Те же тэсэги, тот же хохиур, тот же далайн, хоть и съ"жившийся так, что в полдень уда"тся разглядеть другой берег. Поэтому нельзя сказать, будто мир стал совсем другим, ведь в детстве он был заключ"н в этом оройхоне, а оройхон остался прежним.
  Запутавшись в необязательных мыслях, Шооран задремал. Разбудило его л"гкое прикосновение. В первое мгновение душу сковало ужасом: разом вспомнилось, что сейчас мягмар, и прикосновение может означать, что к нему подползает выгнанный наружу парх или гвааранз. И лишь затем Шооран понял, что его касаются человеческие пальцы.
  - Кто?.. - хрипло со сна выдохнул Шооран.
  - Я-аЕ - донеслось из темноты, и снова шершавая ладошка коснулась лба.
  Неживой, с сипящим придыханием голос было невозможно спутать ни с чем.
  - Ай? - Шооран сел на постели. - Откуда ты здесь?
  - Я тибя иска-лаЕ За-чем ты отдал миня-а? Я не хачу с той женщиной. Я хачу с табой.
  - Ну что тыЕ - забормотал Шооран, отчаянно пытаясь сообразить, как избавиться от неожиданной попутчицы. - Никому я тебя не отдавал. У меня дела, я же говорилЕ Ты пока там поживи. Яавдай добрая, только ей помочь надо, у не" рука больная.
  - Ана злая-аЕ - казалось, Ай с присвистом тянет заунывную песню.
  - Я знаю, ты савсем уш"л. И я с табой. Ты миня не праганяй, а то я умру, - Ай издала странный звук, похожий на отрывистый смешок, и лишь через секунду Шооран запоздало понял, что она всхлипнула. -Скоро у женщин день раждения, - продолжала выпевать Ай, - я савсем взрослая, а не вырасла-а. И ты миня не люби-ишь. Ты ту люби-ишь, злую, я зна-юЕ А я хачу быть тваей радостью и усла-дойЕ
  В ночной тишине, когда лишь пятна гнили блазнят взгляд, под рокот бушующего новогоднего далайна, эти слова не казались смешными, в них чудилась нечеловеческая сила, словно не сумасшедшая уродинка, а сама душа выморочных земель заявляла права на непослушного илбэча.
  Шоорану стало страшно. Невидимые пальцы расстегнули ему жанч и бессильно заскребли по хитину кольчуги. Ай снова всхлипнула, на этот раз громко и отч"тливо.
  - Я не брошу тебя, - сказал Шооран единственное, что мог сказать. -Завтра мы пойд"м вместе.
  - Скажи, что ты будишь маей опорой и защитойЕ
  - Я буду твоей опорой и защитой.
  - Харашо, - произнесла Ай и успокоенно ткнулась мордочкой в хитин.
  Несколько дней они бродили по знакомому до оскомины побережью. После ухода изгоев здесь стало гораздо спокойнее. Едва закончился мягмар, народ схлынул с мокрых оройхонов, побережье опустело, и, если бы не Ай, можно было бы работать, не опасаясь, что его заметит случайный бродяга. Но Ай ходила за ним, словно привязанная вер"вочкой. Они миновали ровные пространства западного берега, где можно было бы поставить оройхон и уйти прежде, чем хоть кто-нибудь обнаружит его, пересекли перешеек возле земель Моэртала, где в тесном заливе можно не страшиться Вроол-Гуя, выбрались на восточный берег. У этого места тоже были свои преимущества: прежде Шооран почти не бывал здесь, и значит тут не ожидают илбэча. Но все эти места приходилось миновать впустую из-за того, что позади шл"пала по грязи крошечная Ай, не сводившая с Шоорана преданного взгляда.
  Когда впереди замаячили дымы огненного болота, отделяющего землю вана от древних земель, Шооран решился. Он демонстративно разложил на тэсэге вс" свое барахло и сказал Ай:
  - Я ухожу по делам и вернусь завтра вечером. Жди меня здесь.
  Ай безмятежно смотрела пустыми глазами, было неясно, понимает ли она сказанное и согласна ли ждать. Но когда Шооран, пригибаясь и высматривая караулы, двинулся к границе, Ай осталась возле вещей ковырять тростинкой дюжину раз перекопанную грязь.
  Границу он привычно переш"л в сумерках, зная, что в это время никто особо караулить не будет. Зато темнота застала его на полпути к Торговому оройхону. Хотя сейчас тьма не мешала, а скорее оказалась помощником. Вроол-Гую было вс" равно, когда приходить: дн"м или ночью, а илбэчу безразлично, когда строить. Новый оройхон гладкой дорогой л"г под ноги. В темноте Шооран перешел Торговый остров и ударил второй раз. Этот оройхон должен был поднять тревогу на том берегу, но, по-видимому, братья, так любящие нападать на соседей, сами нападения не ждали и сняли охрану.
  От перенапряжения и ядовитых испарений горящего болота нестерпимо болела голова. Казалось в мозгу пульсирует огромный, готовый прорваться нарыв. Хотелось лечь, обхватить голову руками, зажать уши и ни о ч"м не думать. Но этого было нельзя, надо, пока не рассвело, бежать отсюда, а это можно сделать лишь выстроив ещ" один - третий за ночь оройхон.
  Держась подальше от задымленных мест, Шооран вернулся к границе, чтобы стереть последний в этих краях участок огненного болота. О Вроол-Гуе он старался не думать, поскольку понимал, что бежать от него вс" равно не сможет.
  Оройхон дался с невероятным трудом, и на этот раз его работу заметили.
  Вдалеке завыла труба, заметались факелы.
  "Трубите, трубитеЕ - думал Шооран, пробираясь среди тэсэгов. -Завтра вы увидите, что это не просто оройхон. Теперь вас соединяет с врагом сухая полоса, и вам прид"тся или погибнуть, или научиться жить в мире. Трубите громче: я сво" дело сделал." Посты Шооран миновал уже под ж"лтыми облаками. Сейчас можно было не опасаться засады - цэрэгам было не до того. Через полчаса Шооран вернулся к тому месту, где оставил Ай. Он поспел вовремя: какая-то женщина, отмахиваясь от наскакивающей Ай, собирала его вещи.
  Инструмент, спальная кожа, даже суваг, который никому, кроме сказителя не нужен, были упакованы, грабительнице оставалось лишь завязать узел, и Шооран разом лишился бы своего имущества. Собственно говоря, вещи были бы давно унесены, если бы не Ай. На щеке у не" алела царапина, под глазом взбухал синяк, но вс" же карлица продолжала нападать на воровку. Выйдя из зарослей хохиура, Шооран успел увидеть, как Ай подпрыгнула и, вцепившись зубами, словно кусачий ыльк, повисла на руке соперницы. Женщина сдавлено заверещала, пытаясь освободиться.
  Свободной рукой она била Ай по голове, но калека, кажется, не замечала ударов и лишь крепче сжимала зубы.
  - А ну! - крикнул Шооран издали.
  Женщина испуганно замерла, а Ай, мгновенно отлепившись от жертвы, сердито произнесла скрипучим голоском:
  - Вот. Муж.
  Шооран подош"л, погладил Ай по слипшимся волос"нкам.
  - Молодец, - сказал он. - Умница.
  - Ты глядиЕ - произнесла женщина. - Действительно муж. Слушай, парень, зачем тебе эта штучка? Иди, лучше, ко мне. Я тебя сберегу не хуже, чем она. Я, как-никак, настоящая женщина, а эта тебе на что? С ней и спать-то нельзя.
  Шооран перев"л взгляд с опухшей от побоев мордочки Ай на женщину. Та стояла, вызывающе глядя на него. Жанч, накинутый на голое тело, распахнулся, позволяя видеть пустые мешки тощих грудей.
  Да, она, конечно, женщина и будет честно выполнять обещание. Не любить, конечно, что за любовь в шаваре? - но быть женой и хозяйкой.
  Вот только любопытство сво" она никуда не денет, и оно будет вечной угрозой жизни. Так что замызганное тело, с готовностью предлагаемое ему - на самом деле ловушка, расставленная судьбой. Хвала Тэнгэру, что у измученного илбэча женское тело не вызывает совершенно никаких чувств.
  - Уходи, - сказал Шооран, поднимая руку со сжатым кулаком.
  Женщина метнулась к тэсэгам.
  - Дурак! - крикнула она, поняв, что Шооран не станет гнаться за ней. - Ещ" пожалеешь!
  Шооран и не собирался наказывать воровку. Сейчас он мечтал только о тишине и покое. Но прежде надо было хоть как-то подлечить Ай. Шооран достал флягу, собираясь промыть Ай ссадины, однако уродинка молча вывернулась из рук и отбежала в сторону. Настаивать не было сил, тем более, что никакого лекарства Шооран не имел. Покорно убрав флягу Шооран раскатал кожу для постели и не л"г, а упал на не".
  - Я хочу спать, - сказал он, не зная даже, слышит ли его Ай. -Если что-то случится - разбуди.
  Проснулся он на следующий день утром. Ай по-прежнему оставалась неподал"ку, голова на неестественно тонкой шее медленно поворачивалась, высматривая опасность. Можно было бы подумать, что Ай так никуда и не отходила, но возле локтя Шооран увидел три больших чавги, значит Ай не просто торчала на одном месте, но и промышляла где-то.
  Они собрались и двинулись в обратный путь. Уходя, Шооран прислушивался, стараясь различить шум боя на бывшей границе, но там было тихо.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»