«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 39%

***

  Костя Олененко сидел за низким столиком в ворсистой мягкой комнатке. Все здесь было ворсистым и мягким: ковер, занавески, широкая постель; на бархатной скатерти нежно-персикового цвета стояли полные влаги бокалы, и от фигурно разрезанных фруктов поднимался соответствующий моменту аромат.
  После появления Пандема Костя не изменял жене почти три года - три долгих мучительных года, полных стыда и сомнений. Все решилось после встречи с Агатой - той самой, что сидела сейчас напротив, пожевывала комочек смолы из оранжевого пакета (оранжевый цвет на пачках сигарет и блоках жвачки предупреждал о возможном наркотическом действии) и блаженно щурилась на огонек ароматической свечи.
  Десять лет назад Агата была обыкновенной семнадцатилетней проституткой. Ее звали Зойка, и она была уверена, что только тяжелая жизнь и необходимость кормить себя привели ее в это ужасное место - на панель.
  Тогда Костя не был с ней знаком. Тогда у него была Мышка, милейшая девочка-студентка, к которой он ездил в общежитие, пока жена думала, что он перегоняет машины, или находится в деловой командировке, или еще что-то.
  Пришел Пандем, и необходимость зарабатывать на жизнь древнейшим способом отпала. Зойка-Агата поступила в какой-то техникум, но творческая учеба на благо человечества перестала занимать ее уже на вторую неделю. Она пыталась стать танцовщицей, певицей, воспитательницей, наездницей, фотографом, модельершей; все занятия скоро надоедали ей, и с неожиданной тоской вспоминались те дни, когда в коротенькой юбчонке и высоких сапогах она стояла на обочине оживленной трассы, ледяной ветер прохватывал ее сквозь колготки-лсеточку» до самого нутра, а впереди была неизвестность: заплатят - не заплатят, изобьют - не изобьютЕ
  Тогда Костя тоже не был с ней знаком. В его жизни наступила унылая лпослепандемная» пора - физическая близость с женой была лобязанностью», хотя и лсупружеской», а увязаться вслед за лихой длинноногой девочкой на улице на позволял стыд. Костя стеснялся Пандема!
  Как может он изменить жене в чужом присутствии? Пусть бесплотном - но оттого не менее явном, вездесущем? И как потом он вернется домой, станет врать жене, а Пандем в это время будет слушать - и молчать? Его молчание будет, как крышка канализационного люка на плечах, Костины нервы не выдержат, он во всем признается ДашеЕ А ДашаЕ
  Тем временем Зойка-Агата встретила старую приятельницу, с которой вместе когда-то мерзли на обочине кольцевой. Приятельница была свежа и довольна жизнью; за те несколько лет, что они не виделись, приятельница, выучилась играть на лютне и петь, танцевать этнографические танцы, составлять букеты, сервировать стол, вязать языком морские узлы, вести утонченные беседы, и еще много чему выучилась. Теперь она работала на дому, привечала чистых и вежливых клиентов, творчески трудилась на благо человечества и была совершенно довольна жизнью.
  - А Пандем?! - спросила потрясенная Зойка. Приятельница улыбнулась так таинственно, что Зойка ей снова позавидовала:
  - А ПандемЕ Ты знаешь, это даже в кайф. Это ренессанс какой-то, честное слово.
  Зойка поразилась, как много новых слов знает ее бывшая подруга, еще не так давно изъяснявшаяся исключительно бытовым-матерным.
  Эта встреча изменила ее судьбу. Спустя несколько месяцев у нее тоже была ворсистая и мягкая комната, и визиты первых клиентов научили ее слову лренессанс». Все, что происходило на огромной кровати под балдахином, происходило теперь как бы публично - Пандем наблюдал за ней, Пандем видел ее изнутри и снаружи, и одна эта мысль делала ощущения стократ острее.
  Вот тогда-то Костя с ней и познакомился. Она убедила его, что то, что он считает изменой, на самом деле никакой изменой не является. Что это игра, всего лишь игра, на которую имеет право любой мужчина - и в особенности Костя, натура артистичная и темпераментная. И они действительно играли: все эти разговоры за круглым столиком, все эти жесты, взгляды, полунамеки не позволяли ему расслабиться ни на минуту. Всякий раз ему приходилось завоевывать ее заново, всякий раз он выматывался, угадывая правила новой игры, и тем слаще оказывался вкус победы.
  Он бросал ее. И снова возвращался. И снова бросал, клялся себе и Пандему, что больше никогда-никогдаЕ
  Она не скрывала, что у нее бывают и другие гости. Костя прощал.
  - Я люблю Дашу! - доказывал он Пандему, запершись в ванной и пустив воду. - Я не могу ее бросить! У меня ребенокЕ Не говори им, пожалуйста, ДашкаЕ не поймет. ИванкаЕ Ты разрушишь семью. Я люблю их, Агата - это совсем другоеЕ Если ты был мужиком - ты бы понял меня!
  - Вопрос в том, как на это посмотреть, - бормотал он в той же ванной некоторое время спустя. - Это пережитки дремучего представления о том, как и с кем надо жить мужчине. Почему я должен чувствовать себя виноватым? Что, Дашке плохо? Ей хорошо, я ее люблю, она это знает. Лишь бы она не узналаЕ
  лОна узнает рано или поздно, Констанц. И в самом деле не поймет».
  - Ты ведь не хочешь, чтобы нам всем было плохо? Ты ведь любишь нас, так? Почему ты не устроишь, чтобы Дашка не узнала? Проследи за этим, это просто, просто не допускай до нее лишнюю информацию, чего тебе стоит? Молчание - золотоЕ И всем будет хорошо.
  лКонстанцЕ Ты можешь поступать как хочешь. Но учти, что Дашка долго не простит. Может быть, никогда».
  - Ты все-таки подумай над моим предложением, - говорил Костя и поскорее задвигал весь этот разговор поглубже в память - чтобы не думать о дурном.
  ЕАгата потянулась. Музыка из многих динамиков, спрятанных под драпировкой стен, сделалась громче; Костя знал, что сегодня она хочет от него не столько нежности, сколько страсти, не столько обожания, сколько дикой мужской агрессии. Он шагнул на стол - бокалы опрокинулись, подсвечник упал, и свеча погасла. В зеленых Агатиных глазах вспыхнули правильные огоньки; Костя мягко опрокинул кресло вместе с сидящей в нем женщиной, опрокинул на спинку, в глубокий персиковый ковер. Агата попыталась было вырваться - Костя не дал; она искусно изображала неповиновение и страх - но в глубине глаз горели, как зеленые светофоры, те самые правильные искры, те самые, теЕ
  Костя наклонился к ее губам - и взял у нее изо рта ароматный комочек теплой и клейкой смолы.
  - Решительней, - прошептала Агата. - Ты жеЕ - и добавила слово, от которого Костя утробно зарычал, польщенный.
  Комочек смолы выпал на обнажившуюся к тому времени Агатину грудь, потянул за собой ниточку вязкой слюны. Костя снова зарычал; Агатины колени, обтянутые узорчатым шелком, казались лбами разукрашенных цирковых слонов. Бедра ее были белые и круглые, будто рыба лосось.
  - Пандем! - кричала Агата. - Пандем!
  Костя знал, что одно осознание того, что на нее смотрят, способно довести ее до экстаза.
  И он вошел в роль насильника. Он вмял жертву в персиковый ворс, будто в шкуру медведя возле горящего костра; Агата стонала жалобно и страстно, плакала и звала Пандема в свидетели. Костя рвал на себе одежду; и в этот самый момент - кровь бухала в ушах, волосы прилипли к вискам - в Костиной голове раздался негромкий голос:
  лДаша догадалась обо всем. Только что».

***

  - ЕГовори, - сказал Алекс. - Можешь смотреть в камеру, можешь не смотреть. Отвечай: ты давно был знаком с этой женщиной?
  Костя казался мокрым, хотя был сухой. Светлые волосы потемнели и поредели. Пушистые ресницы хлопали беспомощно и виновато:
  - Я признаю свою ошибку. Я был не прав.
  - Сколько лет ты с ней встречался?
  - Почти семь лет, - Костя перевел дыхание. - С перерывами. Я расставался с ней, мы не виделись по целымЕ
  - Семь лет, - Алекс обернулся на камеру. - Семь лет Пандем знал, что происходит, и ничего не предпринял, чтобы что-либо изменить.
  - Погоди, - слабо запротестовал Костя. - При чем тут ПандемЕ
  - Ценность, которой всегда считалась нормальная человеческая семья, утрачена безвозвратно. Да, эта цен-ность-знавала тяжелые времена - чего скрывать, мы сами жертвовали еюЕ чтобы снова к ней вернуться. Профессия проститутки могла приносить барыши - но в глубинных слоях общества, в консервативных кругах, в народных, я не боюсь этого слова, кругах, быть проституткой всегда считалось стыднымЕ Что теперь?
  Алекс выдержал эффектную паузу - три секунды - и махнул рукой оператору. Обернулся к Косте:
  - Все. Свободен. Спасибо.
  Костя хотел что-то сказать - но не нашелся. Побрел к выходу из студии; Алекс забыл о нем. Он видел программу целиком; он давно вынашивал эту идею, и материал был отснят заранее, а тут очень кстати подвернулась история с Костиными изменами. Уговорить Дашу на интервью пока не удавалось. Пока. Алекс был уверен, что и к ее сердцу найдет дорожку и что программа получится сильной. После этих его слов - лЧто теперь?» - пойдет материал, отснятый в десятках публичных домов, откровения замаскированных посетителей - мозаика на месте лица действует на зрителя завораживающеЕ Все эти сеновалы, дворцы, бассейны с гротами, весь этот роскошный приют утонченнейшего развратаЕ Мужчины, может быть, просто переглянутся, зато женщины - да, Алекс рассчитывал на женщин, они были адресатами этой программыЕ
  Он остановился на полдороге из студии в свой кабинет.
  Мороз прошел по спине. Эхо давнего сна.
  - Ты меня не запугаешь. Ты - меня - не запугаешь. Если понадобится, я поставлю камеру в своей спальне, засниму себя в кошмаре и пущу в эфир - с соответствующими комментариямиЕ
  лЯ тебя не трогаю. Ты сам вспомнил».
  - Что с вами, Александр Максимович? - испуганно спросила девочка-ассистент.

ГЛАВА 13

  Ким разглядывал рисунки старшего сына.
  Их было много - Арина собирала тщательно, начиная с самых первых, бережно складывала в альбом, и вот теперь Ким мог воочию наблюдать, как крепла Виталькина рука и развивалось представление.о мире. Если в три года он рисовал двух человечков - одного на поле среди кривеньких ромашек, а другого над его головой, то в последних рисунках уже можно было узнать знакомое лицо с высокими скулами, впалыми щеками, с приподнятыми уголками рта.
  Пандем, как его видит Виталька. Вот лес. Тщательно выписаны все известные художнику породы деревьев. С каждого ствола смотрит одно и то же лицо - угадывается в очертаниях коры, в черных отметинах на белой березе, в расположении сучков. Арина права - мальчик талантлив. И учительница музыки говорит то же самоеЕ
  Вот город. Ленты магистралей, цветные тени машин, люди с улыбками на лицах, дети с мячами, с цветами, со школьными сумками. Надо всем этим - склоненное лицо. Тоже узнаваемое. Виталька рисовал его тысячу раз: Пандем в окне, Пандем на экране телевизора, Пандем в зеркале, и, как воплощение затаенной мечты - Пандем в обнимку с самим Виталькой, Виталька у Пандема на плечахЕ
  Только на нескольких рисунках Ким обнаружил себя,. Арину и Ромку. И почти везде все они стояли, замерев, будто позируя, взявшись за руки, улыбаясь.
  лОн воспринимает вас с Ариной как часть самого себя».
  Ким вздохнул.

***

  Праздновали громко и весело. За десять лет прежние свадебные ритуалы успели смениться новыми, а поскольку жених и невеста были, по сути, подростками, то и веселье больше походило на детский день рождения, нежели на свадьбу, какой ее помнил Ким. Шурка и его будущая жена Вика наприглашали всех своих одноклассников и однокурсников, соседей, приятелей и просто знакомых; в полдень состоялся собственно обряд - жених и невеста поднялись на живописный пригорок, покрытый белыми цветами, по очереди произнесли формулу супружеской клятвы и обменялись кольцами; грянул невидимый оркестр, толпа знакомых и родственников обрадовалась громко и энергично, и тут же началось всеобщее празднование.
  Веселились в городке аттракционов, купались в открытых бассейнах, ели, пили и пускали кораблики, катались на лошадях и верблюдах, устраивали фейерверки, без устали желали новобрачным любви и процветания. Всякий находил себе собеседников: Александра собрала вокруг себя средних размеров толпу и просвещала гостей о пресловутом проекте лРейтинги». Арина раздаривала керамические украшения и взяла первый приз, стреляя из лука в яблоки на веревочках. Виталька скоро куда-то исчез с парой-тройкой других таких же пацанов. Лерка развлекала разговором папу и маму, специально ради свадьбы внука прилетевших из Индии, где они теперь жили. Даша бродила среди толпы с царственной грустью на лице; Костя сказался больным и не пришел. АлексЕ
  лКакого черта? - спросил тогда Ким. - Зачем выносить на публику? При том, что Дашка его бросила и почти наверняка никогда не простит?» - лТы его адвокат? - поинтересовался Алекс. - Или, может быть, адвокат Пандема?» - лНу что тебе нужно от Пандема?» - устало спросил Ким. лЯ мужчина, - Алекс неприязненно усмехнулся. - Мужик. С яйцами. Поэтому когда я вижу чудовище, я ищу, как его убить. Если я вижу бога, я ищу, как его свергнуть. Я всегда ненавидел поповские сказки и людей-овец».
  - Ким?
  Он вздрогнул. Алекс, легок на помине, обнаружился у него за спиной. Вот странно, Ким думал, что он так и не подойдет.
  - Есть разговор, - сказал Алекс, напряженно усмехаясь. - К тебе. Как к почетному пандемоведу.

***

  Трехлетний мальчик Рома Каманин строил город из песка. В отдалении визжали, катаясь с горок, гоняя на велосипедах и ныряя в фонтаны, малолетние Ромкины Родственники, друзья родственников и дети друзей родственников - не прельщаясь всеобщим весельем, Рома выкладывал из спичек улицы, возводил дома с круглыми окнами, втыкал палочки-светофоры и бормотал под нос, и не заметил деда, Андрея Георгиевича Каманина, который подошел и остановился у него за спиной.
  - Ромыч?
  Мальчик обернулся.
  - Давно не виделись, - неловко пошутил Андрей Георгиевич. Они и в самом деле не виделись довольно давно: если не считать сегодняшнего свадебного утра и позавчерашнего суматошного дня, они не виделись два с половиной года - дед помнил внука младенцем, внук помнил деда мягким расплывчатым облаком, голосом в трубке и человеком на фотографии.
  - Что делаешь, Ромыч? - спросил дед.
  - Играю, - тихо отозвался внук. Дед опустился рядом на корточки:
  - Это город, да? А ты строитель?
  - А я Пандем, - пояснил мальчик. - А они, - он провел рукой, обозначая невидимых обитателей песочного поселения, - мои люди. Я с ними говорю.
  - А-а, - сказал дед после паузы. - А я хотел тебе вот чтоЕ
  И он, порывшись в большом кармане мягкой непраздничной куртки, вытащил книжку с картинками - все еще очень яркими, хотя книжка когда-то была куплена в подарок трехлетнему Киму Андреевичу.
  Дед боялся, что Рома кивнет и вернется к строительству, - но Рома заинтересовался. Отряхнул руки от песка, мимоходом вытер ладони о штанишки; дед спрятал книгу за спину:
  - Нет, так нельзя, надо руки помыть, это же книжкаЕ Давай пойдем помоем руки, ты возьмешь апельсин или яблоко, и я тебе почитаю?
  - Я и сам умею, - сказал Рома.
  - Э-э-э, - дед кашлянул. - Знаешь, я тоже сам умею, но люблю иногда, чтобы мне почитали. Это интересно. Давай попробуем?
  Рома подумал - и кивнул. Склонившись над своим городом, что-то пробормотал невидимым маленьким людям, поднялся с колен и последовал за дедом к рукомойне и потом - к белой скамейке под кустом сирени.
  - ЕЦарь с царицею простился, - начал дед. - В путь-дорогу снарядилсяЕ
  Внук слушал, переводя удивленный взгляд с картинки на дедово лицо - и снова в книгу. Дед читал, с выражением, вдохновенно, Рома молчал и слушал, лицо у него было сосредоточенное.
  лПандем?»
  лДа, Андрей?»
  лОн говорит с тобой?»
  лДа. Он не может понять, почему они умирают».
  Андрей Георгиевич осекся и перестал читать. Рома сидел тихо.
  - Где? - тихо спросил дед.
  лНа него она взглянула, тяжелешенько вздохнула, восхищенья не снесла и к обедне умерла», - процитировал Пандем.
  - Понимаешь, РомаЕ - начал было дед.
  - Понимаю, - мальчик кивнул. - Мне Пандем уже объяснил. Это было в старые времена, когда люди умирали просто так..
  Под сиренью стало тихо. На полянках смеялись и разговаривали: гости разбрелись по парку, развлекаясь кто как может. На невидимом за деревьями озере скрипели уключины.
  - Ну, они не просто так умиралиЕ - начал дедушка Андрей Георгиевич. Рома вздохнул:
  - Ты знаешь, дедаЕ Это не совсем хорошая сказка. Она красивая, да. Но она неправильная. Мне Пандем рассказывает лучше.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»