«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 21%

***

  Через полчаса я остановился перед аптекой на углу и заглянул в металлическое зеркальце у входа. Вид у меня был еще тот: синий глаз потускнел и будто подернулся пленкой, зато желтый горел ненасытно и хищно. Не приходилось удивляться, отчего это прохожие так и шарахаются в стороны, отчего молодой и тощий стражник, встреченный при выходе с постоялого двора, с тех самых пор следует за мной неотрывно. Кстати, вот его озабоченное лицо отразилось в зеркале за моей спинойЕ
  Я резко развернулся:
  - Честный страж желает видеть мои документы? Честный страж был бледен, но решителен. Я предъявил ему членский билет Клуба Кары с уплаченными взносами; бегло просмотрев бумагу, юнец сглотнул и поклонился:
  - Прошу прощения за беспокойство, господин зи ТаборЕ Служба.
  Я понимающе покивал. Напряжение понемногу спадало; еще чуть-чуть, и глаза мои придут в относительное равновесие, и можно будет спуститься в погребок, посидеть над бокалом лимонада и обдумать рассказ строптивого старикашки.
  - ЕОладьи, плюшки, сдоба! Налетай, пока не остыло!
  Разносчица сдобы была, против ожидания, на редкость костлява. Скверная рекомендация сдобным булочкам - тощая торговкаЕ
  Я обнаружил, что стою в двух шагах от рыночной площади, а чуть охрипший голос мальчика с тумбы тонет в рокоте толпы: "ЕаюЕ оценныеЕ и полуЕаго-ценныеЕ оны,Евески. Дорого!" Чуть поколебавшись, я решил зайти в контору справа от рынка и проверить, нет ли новых адресов для меня; адресов не оказалось, и я поймал себя на чувстве облегчения.
  Старикашка меня утомил.
  Он был оптовый торговец, дело его процветало во многом благодаря старикашкиной хватке и дисциплине, насажденной им среди подручных и слуг. Всякий раз, заводя новое знакомство, старик твердо знал, какую выгоду это принесет в дальнейшем; примерно полгода назад строгая система дала сбой. На какой-то ярмарке - "Это не здесь было, далеченько" - расчетливый дед сошелся с молодым торговцем, и тот в одночасье стал ему "любезнее сына".
  Корысти в их дружбе не было никакой. Парень был почтителен, разумен, строг к себе и к другим - "не то что это нынешнее племя вертихвостов". Старик предложил парню поддержку и покровительство, тот с радостью согласился. Странная дружба - именно дружба, а друзей у старикашки не было отродясь - длилась, по его словам, два месяца. Потом случилось вот что.
  Почтительный парень повез старика в отдаленную ремесленную слободку - наклевывалась выгодная сделка с кожевенником. По дороге путники зашли в трактир, и после первой кружки пива старикашка потерял память. Очнулся на земле, вся одежда и кошелек с деньгами были на месте; преодолев головокружение и разогнав муть перед глазами, обнаружил себя в сотне шагов от кованых ворот собственного немаленького дома.
  Самое интересное началось потом. Отца и хозяина встретили воплями и обмороками; оказалось, что со времени его последней отлучки прошло ни много ни мало, а шестьдесят восемь дней. Семейство успело оплакать безвременно почившего старикашку - а в том, что он почил, никто особо не сомневался, потому что, по верным слухам, как раз в ночь памятного путешествия от рук разбойников погибли двое невооруженных торговцев.
  Потрясенный случившимся, старикашка не сразу обнаружил у себя на шее кулон. Бирюзовый камушек прятался под одеждой; впервые взяв его в руки, старик ощутил неясную тревогу.
  Заботы о торговле отвлекли его от дурацких размышлений. За время его отсутствия дело пришло в упадок - виной тому были неразумные действия сыновей, вместо работы занявшихся дележом наследства. Пытаясь восстановить порушенные сыновьями сделки, проверяя записи в приходно-расходной книге, железный старик не позволял себе терзаться вопросом: а где, собственно, носило его тело и разум все эти шестьдесят восемь дней?! Он очнулся, не испытывая ни голода, ни жажды, одежда его была чиста, борода расчесана; непохоже, чтобы все это время он валялся без сознания в звериной норе или логове разбойников. Спустя несколько недель после чудесного возвращения - торговые дела более-менее выправились - он осмелился посетить придорожный трактир, тот самый, где ему изменило сознание; трактирщик узнал его и вспомнил его спутника. По его словам, оба поели и выпили, расплатились и спокойно отправились дальшеЕ
  Его молодого друга больше никто и никогда не видел. Некоторое время у старика болела душа - он сам не думал, что способен так привязаться к другому человеческому существу, да к тому же чужому во всех отношениях. Но время шло, душевные раны зажили (тут я подумал, что старикашкина душа обладает живучестью таракана). Вот только кулон тяготил торговца, он несколько раз порывался его выбросить, но всякий раз, кряхтя, останавливал руку. Сроду он не выбрасывал и не дарил без умысла дорогих вещей; рассудив, он решил, что продаст камень при первой же возможности. И вот - двое торговцев безделушками отказались от покупки под разными предлогами, когда появился я со своими деньгами, молниями и любопытствомЕ
  Выслушав старика, я осторожно поинтересовался о его душевном здоровье. Не стал ли он замечать за собой чего-то, прежде не проявлявшегося, или, может быть, окружающие заметили, что после похищения он стал не тот?
  Старикашка долго и презрительно смотрел на меня. Я все понял и извинился за бестактный вопрос.
  ЕЗмея-Атропку отыскали по женскому визгу, доносившемуся из кухни. Желтобрюхий свалился на голову стряпухе откуда-то сверху, из отдушины, и чудом избежал кипящего котла; еще минут пять змея пытались схватить и запихать в пустую кастрюлю. Брошенный к моим ногам, Атропка имел вид странный и жалкий; под взглядами перепуганной челяди я потребовал отдельную комнату для обратного превращения.
  Мне была предоставлена тесная, но относительно чистая клетушка.
  С некоторым усилием - усталость, нервы! - я вернул Атропке человеческий облик. И, не дожидаясь, пока полуживой молодец поднимется с пола, сгреб его за шиворот, приблизил безумные глаза к своему лицу:
  - ГовориЕ Как хозяин переменился после той переделки? После того, как вроде бы воскрес? Как переменился, говори, не то в жабу перекину!
  Атропка икал. Я испугался, что он грохнется в обморок.
  - Добрее стал или злее? Странное движение головой.
  - Щедрее стал или прижимистее? Щедрее? На этот раз вполне определенный жест: "Нет".
  - Говори, - сказал я как мог мягко. - Тебе в голову не приходило, что он умом рехнулся? "Нет".
  - Но ты ведь видел, что он изменился? "Да".
  - А другие видели?
  - Да, - шевельнулись Атропкины губы. - Отпустите, господин маг, пощадите, ей-же-ейЕ Его лицо плаксиво исказилось.
  - Говори! - Я подтянул его ближе. - Говори, как изменился хозяин, и отпущу в ту же минуту! Ну?
  - П-петь перестал, - выдохнул Атропка, силясь отодвинуться от меня подальше.
  - Петь?!
  - Прежде, бывало, все пелЕ В дороге, на ярмаркеЕ Даже кнутом кого охаживал - и то насвистывалЕ Теперь - не. Молчит. ВсегдаЕ
  Выпустив Атропку, я ощутил внезапную усталость. Каждый косой взгляд - а весь постоялый двор теперь глядел на меня косо - провоцировал раздражение. Футляр с муляжом неудобно тер мне бок.
  Поющий старикашка. Соловушка, чтоб ему пусто былоЕ
  - Варенье! Купите, добрые господа, варенье!
  - А вот пироги, кому пироги!..
  Я поманил торговку пальцем. Купил круглую булку, тут же велел намазать ее розовым вареньем, и так, жуя на ходу (прости меня, печень!), побрел по направлению к гостинице "Отважный суслик".
  Толстая тетрадь на цепочке, казалось, охраняла вход. Цепная тетрадь; за дни, проведенные на страже, она безобразно разбухла. Коробились листы, там и сям темнели чернильные пятна. Свободного места не осталось вовсе, и последние посетители оставляли свои жалобы прямо на обложке.
  И еще - тетрадь оказалась тяжелой, как кирпич. Она оттягивала мне руку, когда, зажав груз жалоб под мышкой, я поднимался в свою комнату.
  Встретив в коридоре горничную, я потребовал, чтобы у меня в номере растопили камин. Если она и удивилась, то виду не подала - каменные стены еще помнят чудовищную жару, вечер стоит белый и теплый, будто парное молоко, однако желания господина мага вовсе не обязаны поддаваться разумному объяснению. Камин - значит, камин.
  Дождавшись, пока дрова хорошенько разгорятся, я уселся перед каминной решеткой и минут десять смотрел в огонь. Потом протянул руку и уронил в пламя толстую, мелко исписанную тетрадь.
  Вот и все.
  Я смотрел, как сквознячок листает грязные лиловые страницы, как они скручиваются по краям, темнеют, гаснут. Вопли и стоны о возмездии, о каре, о несправедливости сочились дымком, уползали в каминную трубу. Почти беззвучно.
  Простите меня, люди добрые, но всем вам я уж точно не смогу помочь. Ни вдовам, ни сиротам, ни ограбленным, ни оболганным - собственно говоря, для решения ваших проблем не нужна никакая КараЕ
  Я с трудом оторвал взгляд от догорающей тетради. Подошел к столу; вытащил из кошелька синий камушек на цепочке. Собачья (волчья?) приветливая морда.
  И еще один, сердоликовый, с двумя печальными глазами, напоминавшими мне о старой обезьяне.
  И еще один - покрытый копотью, снятый с груди заживо сгоревшего старика.
  ЕОгонь, раскаленная решетка, безумец, которого я мог бы спасти, если бы оказался в нужное время в нужном местеЕ
  Я действительно хочу отомстить за него? Давно ставшего для меня чужим человеком? За самодура, тирана, за старого барона Ятера?
  Я прикрыл глаза. Еще один камушек предстал перед моим внутренним взором - я не мог положить его на стол рядом с первыми тремя, потому что он остался на поясе строптивой дамы в черном. То была желтая тигриная морда.
  Птенцы из одного гнезда. Игрушки, вышедшие из-под руки одного мастера. И мастер тот еще. Мастер с большой буквы. Некто могущественный до того, что дрожь пробирает при одной мысли о границах его возможностей. Некто изобретательный, коварный, бессердечныйЕ Великий, без сомнения, маг.
  "Чем справедливее будет ваша КараЕ"
  Куда уж справедливее! Безумный дядя Дол, живой факелЕ Ладно, ювелиршу и старого купца можно сбросить со счетов, ничего ужасного с ними не приключилосьЕ Но в природе существуют и другие жертвы мастера камушков. Наверняка.
  Я поймал себя на том, что ковыряю в носу мизинцем. Попробовать? Раскрутить этот клубок? А платой наверняка будет громкая слава. А если старичок-одуванчик прав - еще и могуществоЕ
  И Дол де Ятер будет отмщен.
  Я подумал еще.
  Потом уселся на подоконник и приманил с соседней крыши самого толстого и здорового с виду голубя. Дорога неблизкая, но этот, пожалуй, долетитЕ
  "Дорогой Ил! Во имя нашей дружбы я согласен пойти на неслыханный рискЕ труды и потериЕ"
  (Деревянный конь на колесиках - полированное чудо, куда более привлекательное, чем все породистые лошади на конюшне Ятеров. За этого коня дядя Дол заплатил дороже, чем платят за целую упряжку; Ил лезет покататься первым, но я оттесняю его, взбираюсь в бархатное седло, бесстрашно опускаю рычажок - колеса вертятся. Механический скакун трогается с места, но слишком медленно; Ил бежит рядом со стременем, Ил обгоняет меня и бежит уже впереди; Ил оглядывается, на лице у него испуг: "Останови! С горы не надо!"
  Я бестрепетно направляю скакуна с горы. Он разгоняется и разгоняется; деревья и камни несутся навстречу, зад мой неожиданно больно бьется о седло, но я терплю и даже выкрикиваю что-то удалое..Наконец колесики не выдерживают, конь сперва наклоняется, а потом опрокидывается с грохотом, а я лечу в пыль - и на лету не успеваю сообразить ни одного подходящего заклинания. Падаю на острый камень - больно ужасно; я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зареветь в голос, а слезы уже текут по щекам, проделывая в пыли бороздки. Конь лежит рядом - безнадежно испорченный, треснувший, с отломившейся передней ногой. С горы бежит, вопя и всхлипывая, Ил, а за ним бежит дядя Дол, молча и страшно, и я облизываю губы, собираясь сказать ему про полмешка серебром, которые мой отец обязательно вернет емуЕ
  Дядя Дол в три прыжка обгоняет сына. Кидается ко мне - лицо у него застывшее, я пугаюсь. Хватает меня на руки: "Где болит? Здесь больно? А здесь?"
  И, даже не взглянув на разбитую игрушку, несет в дом - на руках, бережно, как сына, как никто не носил меня с тех пор, как мне исполнилось пять летЕ
  "ЕИ пошли мы в атаку, Хортик. Папаша мой, земля ему ватой, в бою был неудержим, ровно вепрь, я бился с ним рука об руку, а братец мой, земля ему ватой, прикрывал спину. Ну тут началось! Мы зашли справа, а эти, земля им камнем, спрятали лучников в засаде, а пехоту пустили на убой, лишь бы нас под эти стрелы заманитьЕ Кабы не папаша мой, земля ему ватой, не сидел бы с тобой, колдуненок, не травил бы байки, так-тоЕ"
  Пахнет какой-то лечебной гадостью. Коленка распухла, как мяч. Я терплю. Я даже улыбаюсь, слушая истории дяди Дола; отец далеко, в городе, а дядя Дол сидит рядом с кроватью, иногда касаясь моего лба шероховатой ладонью.
  Я хороший, думаю я, засыпая. Я хороший, это Ил - дуракЕ)
  "Дорогой Ил!" Так. Это уже написано. "ЕИ потериЕ и разыскать злодея, повинного в трагической гибели вашего батюшкиЕ"
  Я потер переносицу, отгоняя ненужные воспоминания.
  Что общего между старым бароном, ювелиршей, торговцем?
  У барона и торговца - сколько угодно схожих признаков. Оба стояли во главе семейства, оба были богаты и были самодурами. Оба отличались скверным характеромЕ Но ювелирша? Ювелирша, кроткая и романтичная, со своим увлечением живописью, со своим маленьким женским счастьемЕ
  Ладно. Тут пока тупик. Теперь сроки: старый барон Ятер отсутствовалЕ сколько? Год и восемь месяцев. Ювелирша? Неделю. Торговец? Шестьдесят восемь дней. Впечатляющий разброс. Если бы тяжесть потери зависела от срока, проведенного в неведомом месте, - барон бы занимал первое место, каковое он, бедняга, и занимает. Дальше шел бы торговец, потом ювелирша, как наименее пострадавшаяЕ
  Но вот как сравнить тяжесть потери торговца и ювелирши? Бедная женщина потеряла, видите ли, вкус. У старикашки могло и не быть никакого вкуса, а мог и быть, все равно его потерю никто бы не заметилЕ Хорошо. Учтем, оставим на потом. Дальше. Когда пропал барон? Год и восемь с половиной месяцев назад. Ювелирша? Девять недель назадЕ то есть два месяца. Торговец? Четыре месяца назад. Что нам дает это знание? Пока ничего, но запомним.
  "Дорогой Ил! Во имя нашей дружбы я согласен пойти на неслыханный риск, труды и потери и разыскать злодея, повинного в трагической гибели вашего батюшкиЕ Негодяй будет покаран! Это говорю я, Хорт зи Табор".
  Я примотал послание к лапе голубя, заговорил его от хищной птицы и пустил в небо. Потрясенный голубь сперва заметался между флюгерами, и потом только, ведомый моей волей, уверенно пустился в дорогу. Я провожал его взглядом, сидя на подоконнике.
  ЕОбстоятельства исчезновения. Старый барон Ятер влюбился в молодую авантюристку, она потащила его в путешествие иЕ ага. А торговец неожиданно для себя и окружающих подружился с молодым почтительнымЕ который стал ему любезнее сына. И этот дружок тоже потащил его в дорогу - заключать выгодную сделку. Опять сходствоЕ И опять выпадает ювелирша. Та никуда не ездила, просто пошла за покупкамиЕ С кем? С закадычной подругой. Как ее, Тисса Граб, которая после происшествия с ювелиршей пропала, будто не бывалоЕ
  И снова я ощутил, как поднимается изнутри теплая игольчатая волна. Как невидимые острия покалывают подушечки пальцев.
  Что-то важное. Не упустить.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»