«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 69%

***

Он позвонил из аэропорта. Из такси, увозящего его в сторону города.
Гудок. Еще гудок. И еще.
- Алло?
Голос мальчика-подростка. Лет тринадцати.
- Добрый день, - сказал Влад. - Можно попросить Анну? Она дома?
Секундная пауза. И-раз-и-дваЕ
- Да, - сказал мальчик. - Одну минутку. И уже из глубины чужого дома до Влада донеслось приглушенное: "Ма-а-м! Это тебя!"
Есть в мире справедливость. Есть, есть, есть. Влад ждал. Такси неслось по дороге со скоростью сто двадцать, не меньше; торжество человеческого духа и разума, стрела, навылет пробивающая пространство, один человек, несущийся навстречу другомуЕ
- Алло, - сказала Анна, и голос у нее ничуть не изменился за прошедшие пятнадцать лет.
- Привет, - сказал Влад.
И-раз-и-два-иЕ
- Привет, - сказала Анна так, будто они расстались вчсра и сегодня уговорились созвониться. - Где ты?
- Близко, - сказал Влад. - Очень близко. Мне надоЕ
Послушай. Ты сегодня свободна?
- Да, - сказала она после коротенькой паузы. - Я могу быть свободнаЕ У тебя что-то случилось?
- Да, - сказал Влад. - Мне надо тебя видеть. Только так, чтобы ты не видела меня.
- Влад, - она впервые за пятнадцать лет назвала его по имени. - ВладкаЕ
- Я очень соскучился, - сказал Влад.
- А мы не можем встретитьсяЕ нормально? - спросила она упавшим голосом.
- Нет, - сказал Влад. - Будь осторожнаЕ ага?
- Ага, - эхом отозвалась Анна. - Может бытьЕ
- Что?
- Ничего, - сказала Анна. - Это я так. Ты знаешь, я ведь располнела. Я стала старая, Влад. Я боюсь.
- А ты не бойся.
- Ты не представляешь, как я изменилась. У меня дряблая шея. У меня седые волосы. Я крашу их хной.
- Ну и что?
- Ты помнишь меня, какой я была в юности. Неужели ты не боишься убить собственные иллюзии?
- Я не люблю иллюзий, дружище. Ни собственных, ни чьих-то еще.
- Если бы я могла посмотреть на тебяЕ поговоритьЕ может быть, ты быстрее привык бы к тому, что мне под сорок.
- Ты не можешь со мной поговорить. Я слишкомЕ ценю тебя, чтобы подвергать этойЕ процедуре.
Водитель смотрел вперед. Только в какой-то момент Влад поймал его взгляд в зеркальце заднего вида. Мимолетный взгляд, и снова - на дорогу.
Интересно, что подумал водитель?
Нет. Неинтересно.
- Слушай меня. Приходи к шести часам на центральный вокзал, к памятнику железнодорожникам. Встань под памятником и стой. И никуда не уходи до половины седьмогоЕ Когда часы покажут шесть тридцать, махни мне рукой. Я увижу. И поскорее уходи, что бы там ни былоЕ Шесть тридцать - ты уходишь. Ладно?
- Ясно, - эхом отозвалась Анна. - Я думала, ты подпишешь ребятам книжкуЕ
- Я тебе по почте пришлю подписанную, - нетерпеливо сказал Влад. - Уже полпятогоЕ Тебе нужно идти на вокзал. До встречи.
- До встречи, - эхом отозвалась Анна. - Я уже иду.
Памятник железнодорожникам стоял в самом центре вокзального здания. Справа и слева от него помещались широкие лестницы, по каждой из которых двумя встречными потоками двигалась толпа.
Люди. Безликие толпы отъезжающих, провожающих и только что сошедших с поезда. Покачивающиеся в такт шагам головы, десятки ног, единовременно опускающиеся на каждую из полусотни ступенек. Узы не любят толп. Масса незнакомых людей, погруженных каждый в свои заботы, тысяча глаз, река чемоданов, лес шагающих ног - единственная преграда на пути уз. Единственная защита, сделавшая возможной эту странную встречу.
Наверху, в зале ожидания, за стеклянной стеной было тесно и душно. Влад видел, как без трех минут шесть - стрелка круглых вокзальных часов только что судорожно дернулась - к подножию памятника подошла женщина в длинном светлом пальто.
Он сидел к ней вполоборота, опустив голову, ничем не отличимый от прочих будущих пассажиров, коротающих время в ожидании поезда. Он прикрыл лицо ладонью, будто от усталости, и смотрел сквозь пальцы; она стояла в неудобном месте, мимо нее спешили люди и грохотали колесиками огромные чемоданы, ей было очень не по себе, но она стояла прямо, гордо подняв подбородок, и всматривалась в лица тех, кто проходил рядом.
Она постарела. Она действительно поправилась, изменился овал лица, короткие волосы были теперь длинными, с небрежно закрашенной проседью.
Она совсем не изменилась. Все такими же высокими оставались скулы, развернутыми - плечи, тонкой и плавной - шея. Профиль - а Влад увидел ее профиль, когда она вдруг обернулась кому-то вослед, - оставался лицом с монеты, уже не таким юным, но от этого не менее тонким и величавым.
Она проводила кого-то взглядом - и разочарованно опустила голову. Вероятно, ей померещился Влад. Сколько раз она сама мерещилась ему среди толпы?!
Прошло семь минут. Потом еще семь; на доске с расписанием щелкнули, сменяя друг друга, желтые буквы и цифры. Один поезд отправился, другой подали на посадку; ворковал о чем-то мягкий голос из динамиков. Женщина в светлом пальто так внимательно искала его взглядом, что Владу пришлось повернуться к ней спиной; он вытащил из сумки бритвенный прибор с квадратным зеркальцем, увидел собственный глаз, впалую щеку, плечо, а за плечом - памятник железнодорожникам и светлую фигуру у его подножия.
Двадцать минут шестого. Влад встал, забросил сумку на плечо и медленно двинулся к лестнице.
Женщина устала от мелькания лиц, но все еще всматривалась. Разглядывала пассажиров за стеклянной стеной, в зале ожидания, смотрела туда, где Влад был только чтоЕ
Он спускался вниз в плотной толпе озабоченных, спокойных, ленивых, встревоженных, усталых, раздраженных, довольных, равнодушных людей. Секунда - он поравнялся с женщиной в светлом пальто; увидел ее краем глаза (она свободна. Он все-таки сохранил ее. Она никогда не придет под его двери, униженно умоляя, чтобыЕ) - и не разрешил себе смотреть дольше, потому что взгляд ее дрогнул и устремился за ним, будто влекомый магнитом, и опять упал на место, где Влад был только что, где теперь маячили (чтобы ее впустили. И она не умрет, еслиЕ) чужие лица.
Через минуту Влад был уже с другой стороны памятника - теперь он поднимался во встречном потоке, и Анна не могла (если он вдруг погибнет. Она свободный и счастливый человек, у нее муж и двоеЕ) его видеть за рюкзаками и спинами, зато он мог смотреть смелее.
(Двое сыновейЕ)
И она все-таки хочет его увидеть.
Влад поднялся до самого верха. Почти бегом сделал круг по залу ожидания; подошел к стеклянной стене.
На месте, где он сидел пять минут назад, восседала теперь полная тетка в окружении клеенчатых баулов.
Влад прижался к стеклу щекой.
Анна подняла глаза, будто ее позвали.
Влад видел, как поднялись ее плечи, когда она резко вдохнула спертый вокзальный воздух.
Попыталась улыбнуться. Нет, улыбнулась. Подняла рукуЕ Стрелка часов дернулась. Шесть тридцать. Анна махала ему рукой.
(Сквозь стекло и сквозь толпуЕ)
Влад смотрел. Как когда-то - давным-давно - смотрел на нее через всю большую аудиторию, по диагонали.
Анна смотрела тоже. СекундаЕ ДругаяЕ
Влад указал рукой на вокзальные часы.
Она проследила взглядом за его жестом - и перестала улыбаться. Он помахал рукой, прощаясь. Она смотрела вопросительно; он кивнул. Она не тронулась с места, тогда он кивнул еще раз - повелительно.
Она медленно повернулась и пошла к выходу.

***

Он открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Это кафе, говорил здравый смысл. Это "Макдоналдс" возле Дворца бракосочетания. Какого такого сочетания? Брако. Драко. На соседнем столе стоит пластмассовая фигурка смешного зубастого дракона. Как-как называется этот материал? ПластмассаЕ
- Вы уже уходите? - спросила женщина с подносом в руках. На подносе громоздились пестрые бумажные свертки; вокруг женщины гарцевал мальчишка лет восьми, с синим воздушным шаром на палочке.
- Да, - сказал он, повинуясь приказанию здравого смысла. - Я уже ухожу.
Он поднялся, неуклюже взял со стола точно такой же поднос, как у женщины (от свертков остались только цветные бумажки, пустой бумажный стакан лежал на боку), и сунул его в щель жестяной тумбы, похожей на очень большой почтовый ящик. В недрах тумбы глухо ухнуло; он обернулся в поисках выхода. Всюду жевали, тянули из трубочек, причем половина посетителей были дети. Цветные шарики на палочках пялились на него, будто прозрачные драконьи глаза; он занервничал. Здравый смысл говорил ему, что надо выйти вон там, через стеклянную дверь, что опасности нет, что он просто зашел в кафе, чтобы перекусить, что он уже поел и теперь должен идти дальшеЕ Куда - дальше?
В контору, подсказал здравый смысл. В офис. В дверном проеме он привычно пригнулся. Вышел под серое небо, поймал щекой несколько капель холодного весеннего дождя, сегодня шестое марта, сказал здравый смысл. Послезавтра - Международный женский деньЕ
Какой день?!
- Я, - сказал он шепотом. - Я должен был увестиЕ этих двоихЕ увестиЕ привести. Не уберег?!
Дети, с визгом скатывавшиеся по яркой горке, поглядывали на него мельком, без интереса. Он сунул руки в карманы куртки, повернулся левым боком к несущемуся по широченной дороге потоку этихЕ "машин", подсказал здравый смысл. И двинулся по направлению к мосту, проложенному не через реку, а через дорогу - чтобы одни машины могли разминуться с другими по воздухуЕ
Дождь усиливался. Здравый смысл вопил, что надо вытащить из сумки сложенный втрое "зонт", но он не спешил прислушиваться к здравому смыслу. Его устраивали прохладные капли, стекающие по лбу, по вискам, по затылку.
- Скидки, - сказала пожилая женщина, торгующая пирожками. - По случаю женского праздника - значительные скидки. Не желаете купить подарок?
Он отрицательно качнул головой.
Миновал мост. Осторожно пересек сперва одну улицу, затем другую; у входа в магазин неподалеку от площади Победы ему навстречу шагнула, поправляя низко надвинутый капюшон, улыбчивая девушка:
- Можно вас на минутку? Не хотели бы вы заняться изучением Библии?
- Прямо сейчас? - медленно спросил он, и девушка стушевалась под его взглядом. Минуту спустя он услышал, как она обращается к другому прохожему: "Можно вас на минутку? Не хотели бы вы заняться изучением Библии?"
- Свобода, - сказал полицейский в камуфляже, с резиновой дубинкой у пояса, - это всегда одиночество. Чем совершеннее свобода - тем полней одиночество.
- Что? - удивился он.
- Я это говорю к тому, что любая привязанность есть первый шаг к рабству, - охотно пояснил полицейский, оставляя свой пост возле обменного ларька и подходя ближе.
- Вряд ли, - нерешительно сказал он.
- Да-да, - ради убедительности полицейский коснулся наручников, болтающихся у него на поясе рядом с дубинкой. - Именно так. Даже если это привязанность к домашним тапочкам. Или к единственному сорту сигарет. Или к стране. Особенно к стране.
- Я не курю, - сказал он. - И у меня нет домашних тапочек.
- Значит, вы очень одиноки, - сказал полицейский. - Я вам завидую.
- Кажется, я опаздываю на работу, - сказал он.
- А я вас не задерживаю, - со значением сказал полицейский. - Ступайте себе.
И он пошел дальше; здравый смысл, казалось, потрясен был встречей с обладателем дубинки и теперь молчал, не беспокоя подсказками.
Он поднялся на порог из трех бетонных ступеней и, привычно пригнувшись, вошел в тесную чистенькую контору. Вдоль стены стояли остекленные витрины с выставленными напоказ мобильными телефонами; хорошо одетая длинноногая девушка внимательно изучала модели и цены. За стойкой сидел элегантный молодой клерк, самой яркой деталью его внешности был желто-оранжевый галстук на плотной мускулистой шее.
- Ты опять опоздал, - сказал клерк с неприязнью. - Шеф вот уже пятнадцать минутЕ
- ТРОЛЛЬ! Помогите! ТРОЛЛЬ!
Он обернулся.
Девушка, еще секунду назад разглядывавшая телефоны, теперь кричала, вжимаясь спиной в витрину; лицо ее было белым, как рубашка элегантного клерка, а рот разевался так широко, что виден был маленький, дрожащий в горле язычок:
- А-а-а! Тролль! Тролль! ТРОЛЛЬ! И в стекле витрины за ее спиной Гран-Грэм увидел собственное отражение.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»