«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 7%

ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО

- Так смотри же, принеси мне хороший подарок! - кричала О-Мати-Сан своему мужу Ки-Ку, который в первый раз отправлялся в город.
- Принес мне подарок? - встретила она его вопросом, когда Ки-Ку вернулся.
В городе удалось отлично заработать, и Ки-Ку принес с собою много хороших вещей для хозяйства.
- А это тебе! - сказал он, передавая Мати сверкавший металлический кружок. - Посмотри-ка сюда.
О-Мати-Сан даже вскрикнула от испуга, когда из хорошенькой рамочки, в которую был отделан металлический кружок, на нее взглянуло смеющееся женское лицо.
- Кто это? - с испугом спросила она.
- Ха, ха, ха! - залился хохотом Ки-Ку. - Кто это? Да это ты сама!
Вслед за ним залилась, словно маленький серебряный колокольчик, звонким смехом О-Мати-Сан.
- Как велика премудрость человеческая! - восклицала она, глядя в зеркало. - Они умеют там, в городе, рисовать портреты людей, которых никогда не видали!
И находя женщину, которая глядела из рамки, очень хорошенькой, говорила, что портрет чрезвычайно похож.
С этих пор дом Ки-Ку стал похож на клетку, в которой живет очень веселая птичка.
Целые дни О-Мати-Сан прыгала, пела, глядя на этот чудесный портрет, который улыбался и радовался, как она.
Но всему свое время. Среди забав и утех О-Мати-Сан родила дочку О-И-Сан. В семье стало трое - настало время труда и забот. Великолепная игрушка, как драгоценное сокровище, была спрятана в самый низ сундука, и О-Мати-Сан отдалась труду и заботам. Дочка росла.
Казалось, жизнь О-Мати-Сан переливалась в 0-И. Чем больше вваливались и бледнели щеки Мати, тем больше румянец разливался по щекам О-И-Сан.
И когда ей минуло 14 лет, Ки-Ку смело мог сказать, обнимая обеих:
- Теперь у меня две маленьких Мати - старая и молодая. О-И-Сан была вылитая Мати.
Теперь она щебетала в маленьком бумажном домике, делая его похожим на клетку с веселой птичкой.
Но очередь приходит всему. Приходили и уходили радости, приходил труд, пришла и смерть, как она приходит ко всем. О-Мати-Сан умирала.
- Неужели я тебя никогда не увижу? - рыдала у ее изголовья бедная

О-И.

- Дитя мое! - отвечала ей О-Мати-Сан. - Ты будешь мекя видеть всегда, когда захочешь. Я всегда буду с тобой. И ты меня будешь видеть не такой, как я теперь, старой, больной, а такою, какою ты, помнишь, видала меня, когда была маленькой: веселой, смеющейся, молодой, красивой, как ты теперь. Когда я умру, открой сундук, и на дне ты найдешь мой чудесный портрет. Он был сделан, когда я была молодаЕ
Сказала и умерла.
Поплакав по матери, О-И-Сан вспомнила о портрете, открыла сундук, достала со дна хранившийся там, как драгоценность, блестящий кружок, оправленный в красивую рамку, - взглянула и вскрикнула от радости, счастья, восторга.
На нее, улыбаясь счастливыми глазами, смотрела ее мать, не старая, не больная, а молодая, веселая, какою О-И видала ее только давно-давно, в детстве. О-И запрыгала от радости.
Теперь она целые дни проводила с волшебной игрушкой, любуясь на дорогое лицо матери. Она разговаривала с нею, и хотя мать ничего не отвечала ей, но по движениям губ, по улыбке, по блеску глаз О-И-Сан видела, что та ее понимает.
Когда О-И-Сан была радостна, улыбалась и мать. Когда О-И-Сан была грустна, грусть ложилась и на дорогое лицо, и О-И-Сан спешила улыбнуться, чтоб развеселить милую мать. Так жила О-И-Сан.
Однажды через их деревню проходил премудрый жрец великой богини Каннун.
- Что ты делаешь, дитя мое? - спросил он, увидев О-И-Сан, которая смеялась и болтала, глядя в зеркало.
- Я разговариваю с покойной матерью, - отвечала О-И-Сан, - смотрю на еа лицо и радуюсь, что она сегодня такая веселая и счастливая.
- Да разве это лицо твоей матери, неразумное дитя? - покачал головой мудрый жрец. - Разве это портрет? Это зеркало, и оно отражает твое лицо. Понимаешь, твое? Дай мне зеркало, я посмотрю, и оно отразит мое лицо.
О-И-Сан со страхом подала ему зеркало и с ужасом увидела среди хорошенькой рамочки старое, желтое, мудрое лицо жреца. - Это был твой портрет!
- Мой? - воскликнула О-И-Сан и с рыданиями упала на землю. - Я опять потеряла свою мать! И она рыдала, рыдала неутешно, лежа на земле. И сказала богиня Каннун, богиня милосердия: - Проклятый жрец! Счастье в незнаньи. Зачем ты знаньем отравил счастье человека? Да будешь ты проклят с твоим знаньем! И прокляла она премудрого жреца.

ДОЖДЬ

Сын неба, - пусть его имя переживет вселенную! - император Ли-О-А стоял у окна своего фарфорового дворца. Он был молод и потому добр. Среди роскоши и блеска он не переставал думать о бедных и несчастных. Шел дождь. Лил ручьями. Плакало небо, лили за ним слезы деревья и цветы.
Грусть сжала сердце императора, и он воскликнул:
- Плохо тем, кто в дождь не имеет даже шляпы!
И повернувшись к своему камергеру, он сказал:
- Я хотел бы знать, сколько таких несчастных в моем Пекине?
- Свет солнца! - ответил, падая на кольни и наклонив голову, Тзунг-Хи-Тзанг. - Разве есть что-нибудь невозможное для повелителя царей? Еще до заката солнца ты будешь знать, отец зари, то, что тебе угодно!
Император милостиво улыбнулся, и Тзунг-Хи-Тзанг побежал быстро, как только мог, к первому министру Сан-Чи-Сзну.
Он прибежал, едва переводя дух, и второпях не успел даже отдать всех почестей, которые следовали первому министру.
- Радость вселенной, наш всемилостивый повелитель, - задыхаясь проговорил он, - в ужасном беспокойстве. Его беспокоят те, кто ходит в дождь без шляпы в нашем Пекине, и он хочет знать сегодня же, сколько их числом!
- Да есть-таки бездельников! - отвечал Сан-Чи-Сан. - А впрочемЕ
И он приказал позвать Пай-Хи-Во, начальника города.
- Плохие новости из дворца! - сказал он, когда Пай-Хи-Во склонил голову к земле в знак внимания. - Владыка наших жизней заметил непорядки!
- Как? - с ужасом воскликнул Пай-Хи-Во. - Разве но существует прекрасного тенистого сада, который закрывает дворец от Пекина?
- Уж не знаю, как это случилось, - ответил Сан-Чи-Сан, - но его величество ужасно беспокоят негодяи, которые ходят в дождь без шляпы. Он желает знать сегодня же, сколько такого народа в Пекине. Распорядись!
- Позвать ко мно сейчас же эту старую собаку Хуар-Дзун-га! - кричал через минуту Пай-Хи-Во своим подчиненным.
И когда начальник стражи города, белый от ужаса, дрожащий, повалился ему в ноги, мандарин обрушил на его голову целый водопад проклятий.
- Негодяй, бездельник, подлый предатель! Ты хочешь, чтоб нас всех распилили пополам вместе с тобой!
- Объясни мне причину твоего гнева, - колотясь от дрожи у ног мандарина, сказал Хуар-Дзунг, - чтоб я мог понимать утешительные слова, которые ты мне говоришь. И аче, я боюсь, я не пойму языка твоей мудрости!
- Старая собака, которой следовало бы смотреть за стадом свиней, а не за самым большим городом на свете! Сам повелитель Китая обратил внимание, что у тебя в городе беспорядки, - по улицам шатаются негодяи, у которых даже в дождь нет шляпы, чтоб надеть. Чтобы к вечеру ты мне дал знать, сколько их останется в Пекине?
- Все будет исполнено в точности! - ответил, три раза ударяясь лбом об пол, Хуар-Дзунг, и через мнговенье ока он уже кричал и топал ногами на стражей, которые были собраны оглушающими звуками гонга.
- Негодяи, из которых я повешу половину только для того, чтобы остальных изжарить на угольях! Так-то вы смотрите за городом! У вас в дождь ходят по улицам без шляп! Чтобы через час (Китайский час - 40 минут) были переловлены все, у кого нет шляпы даже из тростника!
Стражи принялись исполнять приказание, - и в течение часа на улицах Пекина шла настоящая охота.
- Держи его! Лови! - кричали стражи, гоняясь за людьми, не имевшими шляп.
Они тащили их из-за заборов, из-под ворот, из домов, куда те прятались, как крысы, которых преследует повар, чтобы сделать из них рагу.
И через час без одной минуты все, кто в Пекине не имел шляп, стояли во дворе тюрьмы. - Сколько их? - спросил Хуар-Дзунг.
- Двадцать тысяч восемьсот семьдесят один! - отвечали, кланяясь в землю, стражи. - Палачей! - приказал Хуар-Дзунг.
И через полчаса (Китайские полчаса - 20 минут) 20 871 обезглавленный китаец лежал на дворе тюрьмы.
А 20 871 голова была воткнута на пики и разнесена по городу в назидание народу.
Хуар-Дзунг пошел с докладом к Пай-Хи-Во. Пай-Хи-Во - к Caн-Чи-Сану. Сан-Чи-Сан дал знать Тзунг-Хи-Тзангу.
Наступил вечер. Дождь кончился. Пробегая, ветерок трогал деревья, и дождь бриллиантов летел с деревьев на благоухающие цветы, которые искрились и горели в лучах заходящего солнца.
Из блеска и благоухания был создан весь сад, - и сын неба Ли-О-А стоял у окна своего фарфорового дворца, любуясь чудной картиной.
Но, молодой и добрый, он и в эту минуту не забывал о несчастных!
- Кстати! - сказал он, обращаясь к Тзунг-Хи-Тзангу. - Ты хотел мне узнать, сколько народу в Пекине не имеют даже шляпы, чтоб накрыться во время дождя?
- Желание владыки вселенной исполнено его слугами! - с низким поклоном отвечал Тзунг-Хи-Тзанг.
- Сколько ж их? Смотри, говори только правду!
- Во всем Пекине нет ни одного китайца, у которого не было бы шляпы, чтоб надеть во время дождя. Клянусь, что я говорю чистейшую правду!
И Тзунг-Хи-Тзанг поднял руки и наклонил голову в знак священной клятвы.
Лицо доброго императора озарилось счастливой и радостной улыбкой.
- Счастливый город! Счастливая страна! - воскликнул он. - И как счастлив я, что под моим владычеством так благоденствует народ.
И все во дворце были счастливы при виде счастья императора. А Сан-Чи-Сан, Пай-Хи-Во и Хуар-Дзунг получили по ордену Золотого Дракона за отеческие попечения о народе.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»