«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 9%

ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ

  Я решил снимать лГекльберри Финна» Марка Твена.
  В лГоскино» сказали:
  - Валяй.
  И мы с Викторией Токаревой сели писать сценарий. Но тут позвонил Калатозов и предложил быть сценаристом в совместном советско-итальянском фильме. Сценарист с итальянской стороны - отец итальянского неореализма Чезаре Дзаватини, в главной роли - звезда мировой величины Альберто Сорди, продюсер - киномагнат Дино де Лаурентиис, режиссер - он, Калатозов.
  Сорди хотел сыграть простого рабочего. Лаурентиис просил, чтобы в фильме было обязательно путешествие на корабле по Волге. Калатозову же хотелось, чтобы в фильме был пожар. И это все, что он на данный момент может сообщить.
  Я сказал, что это предложение - большая честь для меня, но принять его я не могу: осенью должен запуститься с лГекльберри Финном».
  Калатозов сказал, что съемки планируются этим летом, поэтому сценарий должен быть готов к июню. И у меня останется еще уйма времени на лГекльберри». Подумайте и позвоните.
  - И думать нечего, - сказала Вика. - Никуда твой Гекльберри не денется!

ФЕНОМЕНАЛЕ!

  Дзаватини не прилетел ни через две недели, ни в мае, ни в июле. Прилетел он только в середине августа. Поехать по Волге на пароходе нам не удалось, потому что в Астрахани случилась холера, и был объявлен карантин.
  Классика неореализма поселили в гостинице лСоветская», и каждое утро я и два переводчика - Володя Вартанов и Валера Серовский - ездили к нему работать. Я рассказывал сюжеты, которые придумал, пока его ждал, а он говорил, что ему трудно судить, потому что он Россию видел мало.
  Обычно мы с Валерой приезжали пораньше и внизу, в ресторане, угощали классика завтраком. Однажды за соседним столиком завтракали две женщины, судя по внешнему виду - руководящие работники из провинции: высокие прически, строгие кофточки, значки на лацканах темных пиджаков. Перед ними на столе лежали бумаги и стояли тарелки с едой, - они ели и одновременно работали. А еще стояли два фужера и бутылка водки. Дамы наполняли фужеры и выпивали. Не чокаясь, не морщась и не закусывая.
  - Водка?! - удивился Дзаватини.
  - Вода, - солгал я.
  Но тут бутылка кончилась, дамы подозвали официанта, он принес еще бутылку - это уже была точно водка. Дамы так же, не чокаясь, ее выпили, расплатились, встали и ушли. Они даже не раскраснелись. Такое и мне было в диковинку.
  - Феноменале! - воскликнул отец итальянского неореализма и записал что-то в свой блокнот.
  Холера никак не кончалась. Через две недели мы, наконец, договорились, что итальянского героя будут звать Альберто, а русскую героиню Маша, и Дзаватини объявил, что ему пора домой:
  - Напиши ты, Данела. А я потом поправлю.
  Он подарил мне два своих рисунка (во время работы он все время рисовал цветными мелками). И улетел.

РУЖЬЕ, КОТОРОЕ ВЫСТРЕЛИЛО

  Я попросил Токареву мне помочь. Мы с ней записали сюжет, который нравился Калатозову, и сдали в Госкино.
  И тут вдруг со скандалом снимают директора лМосфильма». Причина скандала - два года назад во время съемок фильма лКрасная палатка» итальянцы подарили директору охотничье ружье. Все об этом знали (директор все время хвастался этим ружьем), но скандал почему-то понадобился сейчас.
  Все наши начальники перепугались и на всякий случай заявили, что к новому итальянскому проекту режиссера Калатозова никакого отношения не имеют.
  - Но вы же сами вызывали Дзаватини! - опешил Калатозов. - Устраивали встречи, банкеты! Зачем?!
  - В порядке культурного обмена, - заявили они.
  От такой наглости у Калатозова стало плохо с сердцем, и он попал в больницу.
  Проект заглох. И мы с Токаревой продолжили работу над лГекльберри Финном». Только взяли разгон - звонок, вызывают в Госкино: работа над совместным фильмом возобновляется, итальянцы хотят, чтобы режиссером этой картины был я.
  - Я?! А Калатозов?
  Михаил Константинович болен. Ну и возрастЕ
  Я сказал, что снимать не буду.
  - Почему?
  - Потому что я стою в плане с лГекльберри Финном». Его и буду снимать.
  - План не Библия, - сказали мне. - И не конституция. Его можно корректировать. В мае прилетит Сонего, сценарист, который обычно пишет сюжеты для Сорди, напишешь с ним сценарий, быстренько снимешь фильм, а потом запустим тебя с твоим лГекльберри».
  И я поехал к мастеру советоваться.

ВЕРНОЕ СЕРДЦЕ БРАМСА

  - Я этот фильм ни за какие блага в мире снимать не буду!- сказал Калатозов.
  - И я не буду!
  - А вот вам, Гия, я не советую отказываться. Во-первых, для вас полезно поработать с западной группой. А во-вторых, с вас не слезут, пока не сделаете то, что они хотят.
  Михаил Константинович прошелся по комнате, достал с полки пластинку и спросил:
  - лВерное сердце» Брамса. Помните?
  Помню.
  Летом, когда мы работали с Дзаватини, я как-то поехал к мастеру советоваться. Михаил Константинович сидел за столом и рассматривал в лупу пластинку с собачкой и граммофоном на этикетке. Держал он пластинку особым способом, большим пальцем за кромку, мизинцем за дырочку, чтобы не прикасаться рукой к поверхности. (Калатозов был страстным коллекционером пластинок.) Он усадил меня рядом, дал мне лупу и повернул пластинку ко мне.
  Пате и Гамон. Коллекционная. Володя Марон подарил (Марон - постоянный директор Калатозова). Посмотрите.
  Я посмотрел в лупу и увидел на пластинке черные бороздки.
  - Видите, какие дорожки! - с гордостью спросил он.
  - Вижу. Очень хорошие дорожки.
  - Поэтому и звук соответствующий. Брамс, лВерное сердце». Знаете?
  - Нет.
  - Изумительная мелодия, - он поставил пластинку на диск, включил проигрыватель, пластинка закрутилась. Затем достал из ящичка щеточку с перламутровой ручкой в виде скрипичного ключа и приставил ее к пластинке.
  - Колонок, идеально снимает пыль, - объяснил он.
  - Она же новая.
  - Пыль всегда есть. За пластинками надо ухаживать. Иначе это не пластинки.
  Он выключил проигрыватель, аккуратно, своим способом, снял пластинку, спрятал ее в конверт и поставил на полку в ряд с другими.
  - А Брамса мы не послушаем? - удивился я.
  - Обязательно послушаем. Снимем фильм и послушаем. Я загадал, что лВерное сердце» мы заведем в последний съемочный день этого фильма, - сказал Калатозов.
  И вот теперь он поставил эту пластинку на диск проигрывателя и включил.
  Звучала музыка Брамса. За окном падал снег. Михаил Константинович стоял у окна ко мне спиной, и я впервые увидел, что мой мастер, всегда прямой и подтянутый, сейчас по-стариковски сутулится.
  В следующий раз лВерное сердце» Брамса я послушал через несколько лет, когда взял пластинки из коллекции Калатозова у его сына, моего друга Тито, чтобы переписать их на магнитофон. Михаила Константиновича тогда уже не было. Сердце.

ПО ВОЛГЕ

  Рудольфо Сонего с женой Аллегрой и сыном Джулио прилетел в начале мая. И мы с Токаревой, с двумя переводчиками, Вартановым и Серовским, с директором будущего фильма Карленом Агаджановым и с семейством Сонего поплыли по Волге на пароходе.
  Из той поездки мне запомнилось, что Джулио ел арбузы с горчицей, Аллегра записывала все слова, какие слышала, и потом выясняла, что они означают (таким образом, она изучала русский язык). А Сонего - автор сюжетов многих знаменитых итальянских фильмов (лРим в 11 часов», лПохитители велосипедов», лЖурналист из Рима») - предлагал сюжеты, и они были интересны, но мы говорили, что в Госкино это пройдет.
  Корабль был туристический, время от времени причаливал к берегу, чтобы пассажиры могли порезвиться и искупаться. И каждый раз матросы бегом несли стол, стулья и машинку, устанавливали их в тени деревьев, подальше от купающихся. Агаджанов звал:
  - Сценаристы! Садитесь, пишите!
  Он, как опытный производственник, понимал, что времени крайне мало, а мы только стоим на палубе, треплемся, треплемся и не написали ни строчки!
  - Вернемся в Москву, напишем. Здесь тесно, душно и шумят! - объяснял я.
  Вот он и организовывал - простор, прохладу и тишину.
  Так и доплыли до Волгограда. Приятное было путешествие!
  Между прочим. После этого на Волге я был в 1999 году, когда мы снимали фильм лФортуна». Все изменилось. Не было роскошных трехпалубных теплоходов с шумными интуристами. Не было бесконечных танкеров и барж. Не было веселых людных деревень.
  В затонах гнили проржавевшие остовы. Деревушки опустели и почернелиЕ Остались древние старики и старухи. А на них, почти на каждом, по-английски написано: лabidаs», лnike», лcoca cola»,
  Идет по мертвой деревне старик в облезлой ушанке, в подшитых валенках, в застиранной фуфайке, а на груди его красуется жухлая надпись: лМanhattan bank».

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»