«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 74%

НЕ УГАДАТЬ

  Когда после перестройки на экраны выпустили лзапрещенные» фильмы, зрители ринулись в кинотеатры смотреть крамолу, а после просмотра выходили, пожимая плечами: ни антисоветчины, ни порнографии. За что закрывали?
  А не надо искать логики в их действиях. Вот на моем примере: когда я показывал фильм лАфоня» в Америке, то на пресс-конференции после просмотра меня спросили, собираюсь ли я возвращаться в СССР. Я сказал, что да. лНе стоит - вас там непременно посадят. Вы сняли антисоветский фильм». Возвращался я с опаской. А дома узнал, что лАфоне» дали высшую категорию. (Максимальная денежная выплата постановочных.) Потом была ретроспектива моих фильмов на фестивале в Сан-Ремо. После лАфони» на сцену вылез какой-то тип, сказал, что в первый раз видит живого диссидента, и стал жать мне руку. А зал дружно аплодировал. Вернулся из Сан Ремо - лАфоню» выдвинули на Государственную премиюЕ
  Фильм лСовсем пропащий» (экранизация романа Марка Твена лГекльберри Финн») директор Каннского фестиваля отобрал для конкурсного показа в Каннах и даже намекнул, что будет приз. На лМосфильме» начали печатать фестивальную копию, но тут меня вызвал министр. И спрашивает:
  - Скажи честно: твой фильм антиамериканский?
  Это мне и в голову не приходило. Когда я снимал фильм, я старался максимально сохранить дух книги. Но сообразил, что антиамериканский фильм - это хорошо, у нас за такие по головке гладят. И не стал отрицать:
  - Да, наверно.
  - И как по-твоему, прилично Советскому Союзу вылезти на Каннском фестивале с антиамериканским фильмом накануне встречи Леонида Ильича с американским президентом?
  - Но он очень относительно антиамериканский, - пошел я на попятный. - Это же Марк Твен, американский классик.
  - Американский классикЕ А ты знаешь, как его настоящее имя? Самуил!
  - Ну и что?
  - Вот то-то!
  Я понял, что фильм в Канны не поедет, и спросил, что от меня надо.
  - Если иностранные корреспонденты полезут с вопросами, говори, что фильм еще не готов, - распорядился министр.
  И фильму дали вторую категорию и, когда он вышел на экраны, показывали только на первом утреннем сеансе, в девять утра. (Очевидно, решив, что в это время американцы еще спят.)
  На следующий год, когда французы на Каннский фестиваль отобрали для конкурсного показа фильм Тарковского лЗеркало», меня опять вызвал министр:
  - Данелия, хотел поехать в Канны? Поедешь. С фильмом лСовсем пропащий».
  Но сейчас мне ехать совсем не хотелось. Я понимал, что там будут спрашивать, почему приехал я, а не Тарковский, которого они пригласили.
  - Не надо, - говорю я. - Зачем мы полезем в Канны с антиамериканским фильмом?
  - Да ладно тебе, - отмахнулся министр. - Какой он антиамериканский!! И вообще, Самуил - не СамуилЕ Если честно, я во время Московского фестиваля показал картину президенту лКоламбия-пикчерс». Он сказал, что ничего обидного для американцев в нашем фильме нет.
  Ну, и послали тогда фильм в Канны. И я с ним поехал. И на пресс-конференциях и в интервью мне задавали один и тот же вопрос: лПочему приехали вы, а не Андрей Тарковский?»
  Между прочим. Фильм лСовсем пропащий» американская пресса объявила одной из лучших экранизаций Марка Твена.
  Но самая идиотская история произошла с картиной лСлезы капали». Фильм приняли, назначили просмотр в Доме кино. Мы, как обычно, раздали билеты родственникам и знакомым, заказали банкетЕ Накануне просмотра, вечером, часов в десять, позвонил мне Леонов и сказал, что он приехал в Дом кино за билетами, а тут ему говорят: просмотра не будет, картину закрыли.
  - Кто закрыл? - спросил я.
  - Тут не знают. Им позвонили и велели не показывать.
  Я позвонил директору лМосфильма» домой. Тот сказал, что слышал что-то краем уха, но полной информацией не владеет. И спросил:
  - Данелия, а ты зачем в церкви венчался?
  - Что? В какой церкви?
  - Не знаю в какой. Венчался?
  - Я женился. Но не в церкви, а в ЗАГСе расписался. (Мы с Галей недавно поженились.) - При чем здесь это? Я про фильм говорю!
  - Так венчался в церкви или нет?
  - Не венчался!
  - А почему все говорят?
  - Откуда я знаю? А с фильмом-то что? Мы же уже тысячу людей пригласили!
  Директор посоветовал мне позвонить министру и дал мне его домашний телефон.
  Позвонил министру.
  - Я не в курсе, - сказал министр, - я только вчера из отпуска. Данелия, а какого хрена ты в церкви венчался?
  - При чем здесь церковь? Я про фильм, про просмотр в Доме кино. Решили закрыть - закрывайте, но в Доме кино дайте показать. Вам надо, чтобы завтра меня все вражеские лголоса» диссидентом объявили?
  - Не надо. И все-таки, зачем в церковь поперся?
  - Да никуда я не поперся! В ЗАГСе расписались!
  - А почему все говорят, что венчался?
  - Вы меня спрашиваете? Я вам отвечаю: не венчался!
  - Тогда позвони и скажи об этомЕ - он назвал фамилию заведующего сектором кино в ЦК и дал телефон.
  Позвонил. И сразу сказал, что в церкви не венчался.
  - А почему все говорят? - спросил завсектором.
  - Не знаю я, почему все говорят! Даже если венчался, при чем здесь кино?
  - Значит, все-таки венчался?
  - Ну если даже венчался? Какое ваше дело?! Я не член партии! Да не венчался я! Позвоните в КГБ, они фиксируют все церковные браки! Фильм дайте показать!
  Фильм мы в Доме кино показали. А потом был партийный съезд, на который приехал Шеварднадзе (тогда первый секретарь ЦК Грузии) и попросил показать ему мой новый фильм. Не разрешили.
  Как теперь выяснилось, версия моего церковного брака возникла так. Я снимал лСлезы капали» в Калуге, и ко мне приехала Галя (мы тогда еще были не женаты). В выходной я показывал ей город. Зашли и в церковь - посмотреть. Когда вышли, встретили кого-то. (Сейчас не помню кого.)
  - Что, венчались? - спросил он.
  - Ага, - опрометчиво пошутил я.
  А когда готовый фильм посмотрели высокие чины в ЦК, заместитель главного идеолога сказал, что фильм чересчур мрачный. А ему тут же наябедничали, что все говорят, что Данелия еще и в церкви венчался. (Венчаться в церкви считалось диссидентской акцией.) лСовсем распустился!» - возмутился зам. главного идеолога. И велел меня наказать. И наказали. Запретили показывать фильм за границей, полгода продержали на полке, а потом выпустили вторым экраном. (Только в периферийных кинотеатрах и только на утренних сеансах.)
  Прошло много лет. Наступили иные времена. И, когда хоронили моего друга Леву Оникова (он раньше был инструктором ЦК), в церкви на отпевании были и бывший министр, и бывший завсектором, и бывший зам главного идеолога и остальные высокопоставленные чины из ЦК. Они подходили к иконам, осеняли себя крестным знамением - и делали это очень искренне. Все-таки на высокие должности отбирали очень способных людей.
  Между прочим. За время моей работы в кино сменилось пять министров и семь директоров лМосфильма». В большинстве в жизни это были порядочные и неглупые люди. Но они работали на Систему. И еще: я ни в коем случае не хочу, чтобы создалось впечатление, что я пытаюсь выглядеть жертвой советской власти. Напротив. Я благодарен этой власти за то, что она дала мне возможность заниматься любимым делом. Правда, я не снял все, что хотел. Но снял только то, что хотел! Ну, а замечания? Неприятно, конечно, иногда до сердечного приступа. Но тогда кино финансировало государство. А кто угощает барышню, тот с ней и танцует.

ЛУЧШИЙ ДЕНЬ КРОКОДИЛА

  И действительно, логику в Их действиях найти было трудновато. После того, как фильм лТридцать три» запретили, я вместо опалы неожиданно получил предложение быть председателем совета режиссерских курсов (вместо Трауберга, который почему-то попал в опалу). Леонид Захарович Трауберг - мой учитель, и я сначала отказался. Но потом Трауберг сам попросил меня принять эту должность: он будет моим заместителем и поможет во всем.
  И тут начались бесконечные звонки от друзей, знакомых и малознакомых с просьбами посодействовать в поступлении. И я попросил к телефону меня не подзывать - уехал я и вернусь не скоро. После экзаменов. И мы с Резо Габриадзе действительно уехали в Болшево - писать сценарий лНе горюй».
  Однажды Резо посмотрел в окно и сказал:
  - А вот и он!
  За окном - снег, ветер, пурга. По завьюженной тропинке шел огромный грузин с заиндевевшей бородой и с гитарой под мышкой, - актер Нугзар Шария.
  Нугзар пришел к нам с просьбой. Он собрался поступать на режиссерские курсы. Все, что требовалось, он уже написал: и режиссерскую разработку, и рецензию на фильм, и все остальноеЕ Но вот рассказ на тему лЛучший день моей жизни» не получался.
  Мы с Резо велели Нугзару поиграть пока на гитаре (играл и пел он очень хорошо), и стали сочинять для него рассказ. И вот что мы придумали. Тбилисская Вера-речка вышла из берегов, зоопарк на ее берегу затопило, зверей вымыло. Через день разлив закончился, все вроде бы пришло в норму. Герой рассказа, мальчик, идет в школу по мостику и видит на берегу Веры-речки настоящего крокодила. (Рассказ от первого лица, и предполагалось, что герой - "я" - это Нугзар Шария.) Крокодил то греется на солнышке, то кувыркается, то ныряет в речкуЕ Резвится. И даже стойку делает на трех точках: на передних лапах и носу. А потом приехали пожарники, накинули на крокодила сеть и водворили его обратно в зоопарк. Кончался этот рассказ так: лНе знаю, был ли этот день лучшим днем моей жизни, но в жизни крокодила он точно был лучшим».
  Мы с Резо остались рассказом очень довольны. Нугзар прочитал и осторожно спросил:
  - А при чем тут крокодил? Я же про себя должен написать.
  - Это юмор. Оригинально.
  Шария знал, что на режиссерских курсах я начальство, и спорить не стал.
  Начались экзамены. Сначала члены комиссии знакомились с абитуриентом, потом обсуждали его работы. Дошла очередь до Шария. Задавали ему вопросы, он отвечал. А когда Шария вышел, Трауберг сказал:
  - Не могу понять. По ответам - вроде бы не дурак. И рецензия неплохая, и разработка. Но почитайте, что он написал! Георгий Николаевич, вы его рассказ читали?
  - Да, - сказал я.
  - Это же какой-то бред! При чем здесь крокодил?
  - Почему бред? Это юмор, оригинальноЕ
  - Нет, Георгий Николаевич. Вы человек добрый и снисходительный, а я вам прямо скажу - только круглый дурак мог такое написать!
  Ну, я обиделся и замолчал. Но, поскольку остальные работы Шария получили хорошие оценки, на курсы его приняли.
  Между прочим. Я преподавал и на режиссерских курсах, и во ВГИКе. Среди моих учеников есть и знаменитые сейчас режиссеры. Но уже лет двадцать, как я не препо даю, - понял, что педагог из меня так себе. Я все время пытался навязывать ученикам свой стиль, свое мироощущение. А отнюдь не все талантливые ученики укладывались в это прокрустово ложе. Педагог должен быть такой, как Михаил Ильич Ромм, - очень широкого восприятия. Ромм всегда тонко чувствовал чужую стилистику и помогал ее выявить. Ему нравилось и он понимал то, что делал Андрей Тарковский, и то, что делал Василий Шукшин, - две диаметрально противоположные личности.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»