Sponsor's links: |
Sponsor's links: |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
![]() ![]() |
![]() |
Прочитано: 10% |
- Баба - она что? Баба - она бывает ручная, ну и дизель-баба. Ручная для утрамбовки, а дизельная - сваи заколачивать. На керосине работает. А ручную и самому сделать можно - берешь бревно, отпиливаешь и прибиваешь гвоздями палку. Записали? Теперь шинеля, - полковник Епифанов, который преподавал нам в архитектурном военное дело, читал лекции без переходов от одной темы к другой. - Идет бой. Вы в атаке, и надо преодолеть проволочное заграждение. Но зима. Вы снимаете и кидаете на проволоку свои шинеля, по ним преодолеваете, значит, препятствие и - в атаку. А про шинеля больше не думаете, вы за них материально не отвечаете.
- А если ранят? - спросил я.
- И если ранят, не отвечаете.
- А если убьют?
- И если убьют, не отвечаете.
Все заржали.
- Фамилия? - спросил меня Епифанов.
- Данелия.
- Идите и доложите генералу, что я вас выгнал с занятий.
- Товарищ полковник, я больше не буду. Это я случайно, не подумавЕ
- Я не ваша мама, Данеля. Идите.
Генерала назначили к нам заведовать военной кафедрой недавно. И все его боялись, говорили - зверь, чуть что не так - сразу выгоняет из института. Идти к нему мне не хотелось, но куда деваться - пошел. Перед дверью генеральского кабинета застегнул пиджак и верхнюю пуговицу на рубашке (рубашка была мне мала, и шею сдавило так, что трудно было дышать). Постучал.
- Да?
Я открыл дверь. За столом сидел маленький тщедушный старичок в генеральской форме и что-то писал.
- Товарищ генерал, разрешите войти?
- Войдите.
Я, чеканя шаг, подошел к столу:
- Разрешите доложить, товарищ генерал!
- Докладывайте.
- Студент третьего курса Данелия явился доложить, что полковник Епифанов его выгнал с занятия!
Генерал поднял голову, посмотрел на меня выцветшими голубыми глазами и забарабанил пальцами по столу.
лСейчас вышибет из института», - понял я.
- Ты вот что, сынокЕ - сказал генерал. - Ты на него не обижайся. Он контуженый. У него под Черниговом парашют не раскрылся.
Второй раз я увидел генерала на военных сборах в Нахабино, на занятии по подрывному делу, - генерал по специальности был подрывником.
В Нахабино был деревянный мост через речушку, и наш взвод учили, как его можно взорвать. Поскольку учебных шашек в части не было, мы использовали настоящие. А генерал велел поставить и взрыватели - лЧтобы все было максимально приближенно к боевым условиям!» И наблюдал, как мы под руководством лейтенанта из нахабинской военной части прикрепили к каждой свае по толовой шашке и подсоединили проводаЕ Потом объявили перекур. Генерал тоже свернул лкозью ножку», затянулся и сказал лейтенанту, что мы, конечно, сделали все правильно, по инструкции. Но такую фитюльку, как этот мостик, он, генерал, мог бы и пятью шашками убрать. Лейтенант робко возразил - пятью никак, минимум двенадцать. Генерал взял прутик и начертил на земле мост:
- Вот тут поставить, тут, тут и тут двойной. И нет моста!
Наш генерал в сорок первом, во время отступления, взрывал мосты от Бреста до Воронежа.
- Извините, товарищ генерал, но это сомнительно.
- Не веришь? - завелся генерал. - Сейчас поверишь. Поставь по этой схеме.
- Но, товарищ генералЕ
- Выполнять!
Лейтенант выполнил.
Генерал снял сапоги и галифе (под галифе оказались застиранные синие сатиновые трусы, а выше колена наколка, - два голубка, под ними надпись: лЕгор + Глаша») и, осторожно ступая худыми ногами в синих жилах, влез в воду, - самолично проверить все контакты. Потом вернулся на берег и приказал лейтенанту:
- Этих положи, - он показал на нас, - эту гони отсюда, - возле моста сидела собака.
- Взвод, ложись! - скомандовал лейтенант и бросил в собаку камень.
Мы легли, собака убежала, генерал крутанул лдинамо» - иЕ мостика не стало.
Местные власти начали было скандалить, но командир дивизии прислал солдат из стройбата, и они через неделю построили новый мост, в два раза шире прежнего. Новый мост генералу понравился.
- Другое дело. Это уже мост, - сказал он лейтенанту. - Этот пятью не возьмешь. Тут, самое малое, восемь надо.
Об этом разговоре доложили командиру дивизии. Командир дивизии поднажал на начальство, и генералу в срочном порядке выдали льготную путевку в санаторий в Карловы Вары, которой он добивался уже два года: после ранений у генерала вырезали полжелудка и селезенку. Наш генерал прошел три войны: Гражданскую, финскую и Великую Отечественную.
Война застала нас с мамой в Тбилиси, возвращаться в Москву отец нам запретил. (Сам он в сорок порвом был на фронте, на передовой, строил подземные КП для верховного командования. Немцы наступали с такой скоростью, что они ни одного КП не закончили и два раза оказывались за линией фронта в немецком тылу. Чудом удавалось выбраться.)
А мы с мамой застряли в Тбилиси на два года. Мама работала помощником режиссера на лГрузия-фильм», а я четвертый и пятый класс проучился в 42-й русской школе.
Когда я вспоминаю Тбилиси тех лет, перед глазами такая картина: посередине улицы Ленина, под уклон, на тележках с колесиками из подшипников, отталкиваясь руками от мостовой, мчатся два безногих парня лет двадцати, русский и грузин, в тельняшках и бескозырках с ленточками. Ленточки развеваются, раненые горланят: лВара-вара-вара, приехал я в Париж!» - песня из популярного тогда американского фильма лТри мушкетера». (Потом такой эпизод мы с Сергеем Бодровым вставили в сценарий фильма лФранцуз», который снимала моя жена Галя.)
Тогда в Тбилиси редко можно было встретить не искалеченных мужчин призывного возраста. Грузинский призыв отправили под Керчь, и там почти все погибли. Похоронки, похоронки, похоронкиЕ Не вернулись и мои двоюродные братья, мои кумиры, мастера спорта по боксу Олежка и Игрунчик Иващенко.
Как и все мальчишки, я хотел убежать на фронт. И мы с моим другом и одноклассником Шуриком Муратовым - Шурмуром - стали готовиться к побегу. Экономили хлеб и сушили сухари (трудно было удержаться и сразу их не съесть). Выменяли у раненых в госпитале на бутылку чачи наган и три пули. (Чачу Шурмур спер из дома.) Но главное - учились на ходу прыгать с поезда: контролеры, часовые, милиция вылавливали таких, как мы, и отправляли домой. У опытных людей выяснили, как это делается: ложишься на ступеньки вагона ногами вперед по ходу, потом сильно отталкиваешься против движения, чтобы погасить инерцию, группируешься и катишься под откос. Тренировались на товарных поездах. Как умудрились не переломать себе кости - чудо!
Назначили день побега. А за два дня до этого мама измазала свое единственное платье масляной краской и очень расстроилась. Я попытался ее утешить:
- Возьми платье у Верико, у нее много.
- Мы и так у них на шее висимЕ
Я взял растворитель у старшего сына Чиаурели, художника Отара, отчистил пятно и показал платье маме. Пятна почти не было видно. Мама прижала меня к себе и заплакала. После этого пошел к Шурмуру и сказал, что на фронт бежать не могу: мама без меня пропадет, она такая беспомощная, совсем не приспособлена к жизни.
Между прочим. А Шурмур убежал, но через месяц вернулся. Почему-то он попал не на фронт, а в Иран, где у него были родственники-ассирийцы. И угощал всех в школе лтрофейными» финиками - он выменял их в Иране на наган.
ЕВесной сорок третьего мы с мамой, наконец-то, вернулись к отцу в Москву.
Конечно, там еще были воздушные тревоги, затемнение, рогатки на улицах, в школе не топилиЕ Но самое страшное было уже позади: немцев отогнали, и бомбежки были уже не теЕ Но мы с ребятами из нашего подъезда все равно дежурили на крыше нашего дома (мы теперь жили в доме метростроевцев, Уланский переулок, дом 14) и мечтали, чтобы именно на нашу крышу упала зажигалка. Мы бы ее потушили - и нам дали бы грамоты. А может быть, даже и медаль, как мальчику из Даева переулка.
У нас был очень дружный подъезд: так получилось - в нашем подъезде жило очень много ребят моего возрастаЕ На первом этаже - Миша Степанов, на втором - Инна Хаблиева, на третьем - Вова Лозовский и его брат Леня, на четвертом - Авочка Иссар, на пятом - Феликс Липман, Гарик Ананян, Оля Булыгина и Ира Либензон, а на шестом (на моем) в квартире напротив - братья Савицкие, Толя и Витя. Все примерно одного возраста - год туда, год сюда.
Мы дружили. А в сорок четвертом, когда начались победные салюты и по репродуктору играли гимн, девочки под гимн во дворе учили нас танцевать: лНАС ВЫРАСТИЛ СТАЛИН» - шаг вперед правой ногой - лНА РАДОСТЬ НАРОДАМ» - шаг вперед левой ногой, - лНА ТРУД И НА ПОДВИГ» - шаг в сторону правой но гой - лОН НАС ВДОХНОВИЛ» - приставляем левую ногу к правойЕ Сейчас я понимаю - это было счастье: мы побеждаем, в небе сверкает фейерверк, а ты танцуешь и обнимаешь девушку!Е
А потом - День Победы!
Зимой сорок пятого я заболел паратифом и проболел полгода. Но девятого мая меня не смогли удержать дома. С утра было очень солнечно, из всех репродукторов звучала музыка, пел Утесов. Мы с ребятами пошли на Красную площадь. Проезжал милиционер на мотоцикле с коляской:
- Залезай!
Мы всемером облепили мотоцикл и так доехали до Манежной, где уже было полно народу. Люди пели, танцевали. Какой-то подполковник купил у мороженщицы целый лоток и бесплатно раздавал всем мороженое. Многие плакалиЕ
Мы протиснулись на Красную площадь - прошел слух, что будет выступать Сталин. И все ждали - Сталин все не появлялся. Мне хотелось увидеть Сталина, но болезнь давала о себе знать: я еле на ногах держался от слабости. Попрощался с ребятами и пошел домой. Когда доплелся до Уланского, из подворотни навстречу вышел пьяный майор: босой, без ремня, с парабеллумом в руке. Наставил на меня револьвер, крикнул:
- Хенде хох!!! - и выстрелил.
Я повернулся и побежал. Сзади крик: лСтой, гад! Гитлер капут!» - и еще один выстрел. Я забежал во двор и спрятался в подъезде за дверью, - по лестнице подниматься сил не было. Долго стоял, смотрел в щелочку - офицер не появилсяЕ
- ЕСколько можно валяться и ни черта не делать? - сказал отец, когда вернулся с работы.
(У меня привычка - когда думаю, я лежу на диване, задрав ноги на спинку стула, и курю.)
- Я работаю, папа.
- Ну-ну. Хорошая у тебя работаЕ
Пришел ко мне Игорь Таланкин (мы с ним вместе учились на курсах) с тоненькой книжечкой:
- лСережу» Пановой читал?
- Нет.
- На, прочти. Если понравится, объединимся.
Я дочитал до половины и сказал:
- Классная штука. Давай срочно звонить Пановой, пока кто-нибудь не перехватил.
Позвонили в Ленинград Вере Федоровне Пановой, сказали, что мы молодые режиссеры, хотим снять фильм по ее повести лСережа» и просим ее написать сценарий. Панова отказалась: лНекогда, да и не умею». (До фильма лСережа» Панову никто не экранизировал.)
- Да там почти готовый сценарий!
- Вот и напишите сами.
Писали сценарий так: я сидел за машинкой и печатал одним пальцем, а Таланкин, задрав ноги, лежал на диване. Работали дружно. Разногласия возникали только по форме. Таланкин сочинял:
- Колокольня стремительно уносилась вверх. Казалось, по небу плывут не облака, а колокольня плывет в них.
А мне лень печатать одним пальцем столько лишних слов, и я печатал просто лколокольня».
Спор.
Или - Таланкин начинал описывать туманное сиреневое утро, а я печатал: лУтро».
Скандал.
Когда напечатали страниц двадцать, прочитали и поняли: все слишком просто, нет яркого режиссерского решения. Находок нет!
Мы напряглись и к часу ночи нашли яркое режиссерское решение - снимать фильм глазами маленького мальчика, то есть в ракурсе снизу. А мальчика вообще не показывать, звучит только детский голос за кадром.
На следующий день мы несколько поостыли и направили мощь своего таланта только на одну сцену - на лПохороны прабабушки». У Пановой эта сцена написана хорошо, но слишком уж просто: тетя нарядила Сережу и повела на похороны. Сережа хвастается: лА мы прабабушку сегодня хороним»Е Но это Панова. А где же мы?
И мы решили: людей в этой сцене не показываем, все действие снимем отраженно, на тенях, под лПохоронный марш».
Писали неделю. Для настроения бесконечно заводили пластинку Шопена. Написали и остались очень собой довольны.
Тут как раз собрался съезд писателей. Панова приехала в Москву, мы созвонились и она назначила нам встречу в ресторане Дома литераторов.
- Но нас не пустят!
- Я закажу вам пропуска.
Приехали в ЦДЛ, и нас проводили к писательнице. Вера Федоровна - полная, степенная - сидела за столиком в Дубовом зале ресторана. Мы представились:
- Игорь.
- Георгий.
- Пожалуйста, имя и отчество, - сказала Панова.
- Да не надоЕ
- Мне так удобнее. И фамилии, пожалуйста.
Оказывается, через несколько дней после нашего звонка к Пановой пришли с лЛенфильма» покупать права на экранизацию лСережи», но она отказала. Сказала, что звонил кто-то из Москвы и она уже дала им разрешение писать сценарий. На вопрос лкто?» Панова ответить не смогла, потому что мы забыли ей сказать, как нас зовут.
- Как идет работа над сценарием? Получается?
- Переводим действие на киноязык. Хотите, прочитаем сцену? - предложил Таланкин.
- Прочитайте.
Таланкин открыл папку, где лежала наша гордость - только что законченные лПохороны прабабушки»:
- Вера Федоровна, только этот эпизод идет под музыку. Без музыки все будет восприниматься не так эмоционально. Поэтому, если не возражаете, Георгий Николаевич будет напевать мелодию.
Панова не возражала. И Таланкин с выражением начал читать:
- Идет по земле тень Сережи. Раздаются звуки похоронного марша.
Я запел лТраурный марш».
- В кадр входят тени людей, несущих гроб. Идут под музыку тени с гробом. Камера панорамирует вверх. Проплывают ветви деревьев. Чистое небо. Слышно, как падает земля на крышку гробаЕ
- Бум! Бум! Бум! - изобразил я и снова запел.
- Камера панорамирует вниз. В кадр входит белая кладбищенская стена. На ней тени стоящих у могилы и тени двух рабочих. В кадре слепое, в подтеках лицо полуобвалившегося памятника. И вдруг памятник стремительно проваливается внизЕ
- Цам! - изобразил я тарелкиЕ
Немногочисленные посетители ресторана стали на нас оглядываться.
- Камера взлетает в небоЕ
- Цам!
- Елетит над маленькими и нестрашными крестами могил. Тени крестов все гуще и гуще. Отчаянный Сережин вскрик, - Таланкин повысил голос. - Музыкальный акцент!
- Тррр-рр! Цам! - Я добавил к тарелкам барабанную дробь.
- Камера, вылетев за ограду кладбища, останавливается на краю обрыва! И мы слышим голос Сережи: лКоростелев, а я тоже умру?» И голос Коростелева: лНет, брат, ты никогда не умрешь». - с пафосом закончил Таланкин.
- И тут вступает флейта, - сказал я.
Выслушав всю эту ахинею, бедная Панова долго молчала.
- Ну как? - не выдержали мы.
- Извините, товарищи, но я в кино не очень понимаю, - сухо сказала она. И ушла.
А мы надрались.
Через два месяца мы показали готовый сценарий Марьяне Качаловой.
- Я двумя руками за! - похвалила она, прочитав. - Но если в авторах будут стоять только ваши фамилии, этот сценарий не примут. Надо, чтобы в титрах обязательно стояло имя Пановой.
Вера Федоровна Панова была признанным писателем. А признанные писатели тогда приравнивались к государственным фигурам, и с ними считались.
Позвонили в Ленинград, сообщили Вере Федоровне, что сценарий готов, и спросили, не собирается ли она в Москву.
- Не скоро. Приезжайте вы. Я вам забронирую номер в лЕвропейской».
Мы взяли билеты на лСтрелу» и утром были в Ленинграде. Пошли в лЕвропейскую». Нам вручили ключи. Мы поднялись в номер и присвистнули: это были трехкомнатные апартаменты с картинами и антикварной мебелью. А может, она и заплатила? Пошли вниз выяснять. Нет, не заплатила! Мы рассчитались за сутки, тут же поехали на вокзал и с трудом наскребли на два бесплацкартных билета в общем вагоне на завтра.
А собирались провести в Ленинграде несколько дней.
Отнесли сценарий Пановой, поблагодарили за гостиницу и попросили, ссылаясь на срочные дела, обязательно прочитать до завтра. Очень не хотелось ночевать на вокзале.
На следующий день до двенадцати (конец суток) забрали из гостиницы вещи и пошли за ответом.
- Не так плохо, как я ожидала, - сказала Панова. - Но подпись под этим, - она постучала по папке со сценарием, - в таком виде я не поставлю.
- Почему?
- А вот почему, - она открыла сценарий на закладке. - Вот! "Навстречу проехал автобус с пионерами, и они закричали: лОбогнали! Обогнали!» Ну как же так можно, товарищи?! лНавстречу» проехали - и лобогнали»! Может быть, все-таки лмимо» проехали? А?
Мы облегченно вздохнули.
- Да, точно. лМимо».
Потом последовало еще несколько замечаний в таком же духе, с которыми мы тут же согласились, и Панова поставила свою подпись.
Верная Марьяна Качалова отнесла сценарий новому директору лМосфильма», и новый директор, не вникая, кто мы такие и откуда взялись, увидев на обложке фамилию Пановой, запустил фильм в производство. В Третьем объединении, которым руководили Александров и Рошаль.
Оператором мы взяли Толю Ниточкина (дебют). Художником - Веру Низскую (тоже дебют). А директором картины согласился стать мой старый знакомый Циргиладзе, который тут же, не спрашивая нас, прикрепил к фильму опытного второго режиссера, ассистента и своего Кима. Второй режиссер и ассистент искали актеров, мы писали режиссерский сценарий, Ким кипятил воду и заваривал чай.
Режиссерский мы писали вчетвером, с оператором и художником: обговаривали каждый кадр. Потом я зарисовывал. Всего кадров было 505.
На художественном совете объединения сценарий прошел, но нашу лпрабабушку» потребовали убрать: лФильм детский, нечего детей пугать». Мы не очень расстроились: знали, что эпизод несложный и мы его все равно снимем.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Sponsor's links: |
|